В чем проявляется верховенство права. Верховенство закона - это что такое? Верховенство права: проблемы с концепцией

Сытник Игорь Олегович

Магистрант Крымский филиал Российского государственного университета правосудия г. Симферополь

Аннотация. В статье анализируются роль и место принципа верховенства права в современном мире.

Ключевые слова. Верховенство права. Принципа права. Государство. Позитивное право.

Принцип верховенства права занимает исключительное место в правовой системе любого современного демократического государства. Несмотря на то, что сам термин «верховенство права» редко встречается в конституциях европейских государств, само построение их правовых систем и широкая реализация данного принципа в правоприменительной практике свидетельствует о применении данного правового принципа во всех аспектах и на всех уровнях правового бытия общества. Это обусловлено сложным процессом формирования демократического общества и поиском действенных средств гарантии и защиты демократии в мире и в каждой стране отдельно.

Теоретические основы принципа верховенства права были заложены в классических научных трудах западных юристов и мыслителей: Джеймса Гаррингтона, Александра Гамильтона, Томаса Джефферсона, Альберта Дайси и других. Отдельные теоретические аспекты принципа верховенства права получили развитие в исследованиях современных зарубежных юристов: Лона Фуллера, Герберта Харта, Антонина Скалиа, Джона Рица, Враяна Та Манаге, Томаса Бингема.

В советское время принцип верховенства права практически не исследовался. Отечественной правовой наукой того времени данный принцип рассматривался как негативное явление, характерное для «буржуазного права», и противопоставлялся принципу социалистической законности.

В нашей стране ситуация в корне изменилась в 1993 году с принятием Конституции Российской Федерации и началом нового государственного строительства. На сегодняшний день данный принцип активно и разнопланово изучается российскими юристами. В частности, принцип верховенства права исследовали Боренбойм П.Д., Виноградов В.А., Демичев А.А., Исаенкова О.В.

Однако анализ научного исследования указывает на недостаточность изучения значение принципа верховенства права для современного демократического общества в Российской Федерации.

Общеизвестное британское выражение гласит: «демократия - это, прежде всего, процедура», то есть незыблемость, и соблюдение демократических принципов со стороны государства гарантируется, в первую очередь, путем установления обязательных для выполнения процедурных норм которые регламентируют государственное управление. Исходя из приведенного тезиса, мы приходим к выводу, что чрезвычайно важным является неукоснительное соблюдение системы законодательных предписаний, которые, собственно, и устанавливают определенную процедуру, то есть механизмы функционирования демократического общества. Однако простого выполнения норм позитивного права государственными органами для обеспечения существования демократического режима явно недостаточно. Законодатель, даже при условии четкого следования установленной процедуре, имеет возможность сознательно или бессознательно, путем внесения изменений в нормативные акты ограничить или отменить законодательные гарантии основных прав человека, предоставить неоправданно широкие, а то и репрессивные полномочия отдельным государственным органам и даже изменить основы конституционного строя в государстве.

Это содержит реальную угрозу для демократического пути развития общества. Позитивистский подход к праву, так или иначе, означает отрицание любого другого права, кроме того, что установлено законодательным органом государства. При этом ни одна нормативно установленная законодательная или управленческая процедура, какой бы совершенной она ни была, сама по себе не может быть надежным противодействием возможности государственного произвола, поскольку она сама представляет собой исключительно результат правотворческой деятельности законодателя и может быть изменена или отменена им же.

Таким образом, позитивистская концепция законности косвенно устанавливает принцип верховенства законодателя. Исходя из этого, довольно логичным представляется тезис выдающегося юриста, одного из создателей правового позитивизма Ганса Кельзена, который, исследуя сущность правового государства, пришел к выводу, что «каждое государство является правовым, ведь каждое государство является определенным правовым порядком».

События первой половины XX столетия продемонстрировали несостоятельность позитивистской концепции верховенства закона и правового государства, которая в то время также носила позитивистский характер, стать надежным гарантом демократического общества и его защитником от произвола законодательной власти. Правовой позитивизм сделал возможным установление тоталитарных режимов в Европе. Наиболее красноречивым было установление национал-социалистического (нацистского) режима в Германии. Для прихода к власти нацистам не пришлось совершать мятежа или государственного переворота. Их партия получила власть, с формальной точки зрения, вполне «демократическим» путем - получением на выборах большинства в парламенте. Однако, получив подавляющее большинство в законодательном органе, нацисты уже первыми своими законодательными актами, которые принимались, опять-таки, в полном соответствии с нормативно установленной формальной законодательной процедуры, определили путь на уничтожение любых принципов демократии и прав человека. Отсутствие в правовой системе тогдашней Германии эффективных средств ограничения законодателя сделало невозможным противопоставить что-либо неправовым действиям государства. Ни немецкая судебная система, ни один другой официальный орган не имел возможности эффективно блокировать неправовые решения контролируемого нацистами законодательного органа. Характерно и то, что после свержения нацистского режима, на Нюрнбергском Трибунале нацистские военные в свое оправдание ссылались на то, что они лишь выполняли приказ, а их руководители, в свою очередь, заявляли, что они действовали только на основании и в рамках закона. С точки зрения правового позитивизма в их действиях не было состава преступления, ведь они не нарушили ни одного положительного «правового» акта, а даже наоборот, четко выполняли императивные нормы законодательства. Однако Суд признал руководителей национал-социалистической партии и гитлеровского государства военными преступниками, указав, что сами законы тоталитарной Германии были неправовыми.

Известный исследователь демократических процессов Джованни Сартори, характеризуя демократическую общественную формацию, которая не предусматривает средств ограничения законодателя, указывал, что в таком государстве «первые выборы будут фактически единственными настоящими выборами, а это значит, что такое демократия умирает, только зародившись».

Некоторые опасения, связанные с возможностью такой «законной» узурпации власти, периодически возникают и в российском юридическом обществе. Так, Е. Махрова считает, что принцип разделения властей в Российской Федерации может быть нарушен. По мнению исследователя, в условиях, которые сложились, данный принцип может попираться Президентом Российской Федерации в связи с тем, что он является связующим звеном между ветвями власти и обладает столь широкими полномочиями.

Следует отметить, что целью верховенства права является не просто формальное обеспечение порядка, предусмотренного законами и другими нормативными актами, установленными государством, а утверждение такого правопорядка, который ограничивает абсолютизм государственной, прежде всего, исполнительной, власти, ставит ее под контроль общества, создавая для этого соответствующие правовые механизмы. Даже безупречный с точки зрения юридической техники закон не всегда является панацеей верховенства права.

Таким образом, становится понятным, что простого формирования совершенной системы законодательства, закрепляющей основные права и свободы человека и устанавливающей эффективную законодательную процедуру, еще недостаточно для построения демократического общества.

Принцип верховенства права является фактически единственным эффективным средством обеспечения незыблемости демократии, а также одной из ее основных признаков.

С другой стороны принцип верховенства права имеет и отдельные недостатки. Основная проблема, связанная с практическим применением данного принципа, его неопределенность. Поскольку под «правом» понимается, в первую очередь, право неписаное, молчаливое, не имеющее четкого материального выражения, имеющее слишком сложную и многогранную сущность.

Законодатель, принимая нормативный акт, или судья, решая конкретную дело, должны каждый раз обращаться к принципу верховенства права и выяснить для себя его значение в каждом конкретном случае. Понятно, что каждый из них при толковании данного принципа так или иначе будет исходить из собственных мировоззренческих убеждений и представлений, профессиональных навыков и других субъективных факторов. Таким образом, применение принципа верховенства права неизбежно напрямую зависит от личности субъекта его применения, или, по выражению выдающегося американского юриста Лона Л. Фуллера, «человеческого фактора».

Несмотря на негативные стороны такой субъективной составляющей, человеческий фактор является «необходимым элементом любой справедливой и гуманной правовой системы. Тот сложный замер, который мы называем «правом», на каждом шагу требует вынесения суждений, и эти суждения должны выноситься людьми и для людей», с другой стороны, наличие человеческого фактора является неизбежной в любом случае.

Средством преодоления недостатков принципа верховенства права, является так называемая интегративная теория, которая заключается в сочетании лучших достижений и разработок различных, нередко жестко конкурирующих правовых учений и создание условий для их параллельного сосуществования в рамках одной правовой системы. В данном случае речь идет о возможности сосуществования принципа верховенства права и верховенства закона.

Рассматривая указанные концепции в контексте их интеграции, не стоит говорить об их сочетании или смешивании. Учитывая принципиально отличное сущностное наполнение учений о верховенстве закона и верховенство права и их происхождение с противоположных философско-правовых учений, такое смешивание было бы совершенно невозможным без фактической полной или хотя бы частичной подмены понятий и искажения обеих концепций. Поэтому в данном случае речь идет не о смешивании, а о создании условий для параллельного существования принципа верховенства права и принципа верховенства закона, их сочетание в рамках одной правовой системы. Данные принципы действуют в различных правовых плоскостях. Принцип верховенства права, как имеющий естественно-правовую сущность, гарантирует незыблемость неотчуждаемых прав человека путем возложения ограничений на государственную власть. Однако права человека, так же как и механизмы, их обеспечения, находят закрепление в актах позитивного права, в частности в конституции, законах. Таким образом, естественное право приобретает, положительного выражения, следовательно, возникает возможность его частичного обеспечения средствами системы законодательства.

Не существует единой точки зрения относительно возможности реализации интегративной теории, однако интегративная теория сегодня применяется на практике в правовых системах демократических государств. Принцип верховенства права, не имея положительного закрепления в текстах конституций, признается большинством юристов-ученых демократических стран и так же применяется на практике.

Ориентиром в этом направлении служат общепризнанные современным миром принципы права, международные пакты о правах человека, международная судебная практика, в частности практика Европейского суда по правам человека, тенденции развития правовых средств защиты прав человека в европейском и международном обществе.

Верховенство права «не создает добра, а только помогает избежать зла». Оно не призвано обеспечить эффективную властную деятельность, а, наоборот, накладывает правовые ограничения на действия представителей органов власти. Достижения правительственных целей должно быть подчинено гражданским гарантиям свободы и безопасности, чем и устраняется угроза властного произвола.

Принцип верховенства права является базовым, определяющим конституционным принципом, который составляет основу правовой системы современного демократического государства и, в конце концов, всего правового бытия общества, пронизывая такие сферы, как законодательная система, правотворчество и правоприменение, правовое сознание и правовая культура. Целью реализации принципа верховенства права является обеспечение эффективного и стабильного функционирования современного демократического государства. При этом данный принцип представляет собой действенное средство обеспечения соблюдения прав человека и противодействия государственной произвола, а также явление чрезвычайно многогранное и многоаспектное, поэтому ни российская, ни зарубежная юридическая наука не может дать его однозначного определения, которое бы передавало его сущность во всей его полноте и не обедняя содержания.

Отдельные юристы связывают принцип верховенства права с доминированием естественного права над позитивным. Другие не объясняют его настолько широко и концентрируются исключительно на основных правах человека, которые существуют независимо от их законодательного закрепления, и могут быть применены вопреки формальным предписаниям законодательства. Третьи, подчеркивая слово «верховенство», рассматривают этот принцип как таковой, что обусловливает доминирование права в обществе над другими социальными регуляторами. Распространено и мнение, согласно которому принцип верховенства права объединяет несколько составляющих: справедливость, разумность, равенство и тому подобное. Как представляется, все приведенные подходы не отрицают друг друга, но описывают разные аспекты одного явления - принципа верховенства права. Следует отдельно подчеркнуть, что при любых условиях принцип верховенства права не может быть сведен к принципу верховенства закона (законности), который может трактоваться исключительно в качестве формального признака исследуемого принципа.

Принцип верховенства права был закреплен непосредственно в тексте Конституции Российской Федерации, хотя такая практика вообще не характерна для стран с постоянной демократией, поскольку данный принцип вытекает из самой сущности конституционного строя и составляет самую сущность конституции. Для Российской Федерации такое закрепление носит позитивный характер, поскольку обязывает отечественных субъектов правоприменения, воспитанных на крайних формах юридического позитивизма, формально применять его в своей профессиональной деятельности.

Список литературы:

1. Чистое учение о праве Ганса Кельзена. К XIII конгрессу Международной ассоциации правовой и социальной философии (Токио, 1987): Сборник переводов. Вып. 1 / Отв. ред.: Кудрявцев В. Н., Разумович Н. Н.; Пер.: Лезов С. В., Пивоваров Ю. С. — М.: Изд-во ИНИОН РАН, 1987. — 342 c.

2. Сартори Д. Вертикальная демократия. - Полис. Политические исследования. 1993. № 2. С. 80

3. Махрова Е. И. “О проблемах построения правового государства в России”

4. Фуллер Лон Л. Анатомия права // Российский ежегодник теории права. № 2. 2009. - С.-Пб.: Издат. Дом СПбГУ, 2011.

5. Аллан Т.Р.С. Конституционная справедливость. Либеральная теория верховенства права /Т.Р.С. Аллан, 2008. - С. 74.

Государство, в котором реализовано верховенство права, называют правовым .

Концепция верховенства права известна ещё с давних времён, когда древнегреческий философ Аристотель писал: «Править должен закон» .

Основные положения

В современной философии права, верховенство права противостоит идее, что отдельные должностные лица или органы власти могут быть выше закона либо обладать чрезмерно широкими полномочиями и таким образом осуществлять произвол. Доктрина верховенства права требует, чтобы нормы были опубликованными, стабильными и предсказуемыми в своём применении. Она требует доступности системы правосудия и её независимости от исполнительной и законодательной ветвей власти с тем, чтобы судьи выносили решения только на основании фактов и законов . В современных вариантах доктрины также утверждается, что члены общества должны иметь возможность участвовать в создании и изменении законов, которые регулируют их поведение.

Можно выделить две основные концепции верховенства закона: формальную и содержательную («тонкую» и «толстую» в английской традиции; связанные с теориями правового позитивизма и естественного права , соответственно). Формальная трактовка верховенства закона не делает суждения о справедливости самих норм, а определяет процедурные атрибуты, которые должна иметь правовая система . Данный подход стремится изолировать эффективность и предсказуемость работы системы от этических вопросов об её ответственности за результат. Содержательные трактовки верховенства права выдвигают требования к содержанию законов и явным образом включают фундаментальные права человека , которые, как утверждают эти концепции, вытекают из высших неписаных принципов законности, морали и справедливости. Такие интерпретации значительно усилили своё влияние после Нюрнбергского процесса , который признал руководство нацистской Германии преступниками вопреки их формальному соблюдению законов, а также после правозащитной деятельности Махатмы Ганди и Мартина Лютера Кинга . Чтобы не путать формальную трактовку с содержательной, Парламентская ассамблея Совета Европы рекомендует для первой использовать термин «верховенство закона», а для последней «верховенство права» .

Согласно определению, данному в 2004 году в докладе Генерального секретаря ООН «Господство права и правосудие переходного периода в конфликтных и постконфликтных обществах», «Господство права - это понятие, составляющее саму суть миссии ООН. Речь идет о таком принципе управления, в соответствии с которым все лица, учреждения и структуры, государственные и частные, в том числе само государство, функционируют под действием законов, которые были публично приняты, в равной степени исполняются и независимо реализуются судебными органами и которые совместимы с международными нормами и стандартами в области прав человека ».

Украинский ученый-юрист А.Н.Костенко, исходя из теории социального натурализма, предложил интерпретировать принцип верховенства права как "принцип верховенства законов естественного права".

История

Термин используется с начала XVII века (петиция Якову I со стороны Палаты общин в 1610 году; несколько раньше эта идея прозвучала в решении Суда общих тяжб под председательством Эдварда Кока , хотя сам король считал подобный взгляд на свою власть «изменой»). Следует отметить, что сама концепция значительно старше и далеко не всегда связана с представлениями о демократии в современном смысле. Например, Аристотель настаивал, что «править должен закон» . Схожих взглядов придерживался Цицерон , который говорил: «Все мы - рабы законов» . Закон абсолютизировали древнекитайские «легисты» - приверженцы школы фацзя , в период нахождения у власти устанавливавшие в государстве, как правило, очень суровые наказания за многочисленные проступки. Однако, с точки зрения легистов, закон должен был быть не средством народа обуздывать властителей, а скорее средством для властителей управлять народом . Напротив, в XIII веке Фома Аквинский утверждал, что именно верховенство закона представляет собой установленный Богом «естественный порядок» .

Идея, что свобода действий обладающих властью лиц должна иметь правовые ограничения, характерна прежде всего для англосаксонской правовой традиции (в XVIII в. - Джон Локк , Сэмюэл Джонсон , Томас Пейн , Джон Адамс). Во многом, несмотря на некоторые различия в акцентах, верховенство права близко к развивавшемуся в романо-германской правовой философии понятию «правовое государство » (нем. Rechtsstaat , фр. État de droit ). Использование той или иной терминологии связано главным образом с различиями в правовых обычаях и их истории .

Самый древний источник, в котором утверждается идея подчинения власти закону, - Тора (часть Святого Писания) Моисея , согласно традиционной точке зрения жившего в XIII в. до н. э. :

Когда он (царь) сядет на престоле царства своего, должен списать для себя список закона сего с книги, находящейся у священников левитов, и пусть он будет у него, и пусть он читает его во все дни жизни своей, дабы научался бояться Господа, Бога своего, и старался исполнять все слова закона сего и постановления сии; чтобы не надмевалось сердце его пред братьями его, и чтобы не уклонялся он от закона ни направо, ни налево, дабы долгие дни пребыл на царстве своём он и сыновья его посреди Израиля .

И в дальнейшем законодательные акты средневековой Европы регулировали власть монархов, опираясь на главенство Христа и верховенство Святого Писания. Так в - гг. судья Эйке фон Репков составил Саксонское зерцало - старейший правовой сборник Германии, который послужил основой для Швабского зерцала и для права города Магдебурга (см. Магдебургское городское право), откуда распространился в Голландии, Лифляндии и Польше .

Так, опираясь на имя Христа и высоту его закона, идея верховенства права получила силу государственного закона в средневековой Европе, а абсолютная монархия, унаследованная от Римского права, превратилась в монархию, ограниченную законами .

В дальнейшем нормативно-правовые акты демократических государств перестали признавать главенство Христа и верховенство Святого Писания. Однако эти государства не перестали строить свои законодательства на принципе верховенства права, но продолжили развитие этого принципа в своём законотворчестве, положив его основой современного мироустройства .

Измерение уровня верховенства права

Проект World Justice Project публикует ежегодный индекс по странам мира , который включает 8 показателей: ограничение власти государства, отсутствие коррупции, порядок и безопасность, фундаментальные права, открытость правительства, правоприменение, гражданское правосудие и уголовное правосудие. В 2012 году страны Скандинавии , Финляндия, Нидерланды и Новая Зеландия заняли верхние позиции в рейтинге почти по всем показателям (по сумме баллов Швеция набрала 7,12 из 8 возможных). Позиция России зависит от показателя и варьируется между 65-м и 92-м местом в общем списке из 97 стран, между 15-м и последним местом среди 21 страны Восточной Европы и Центральной Азии, и между 21-м и 29-м местом из 30 стран в своей группе по доходам.

См. также

Примечания

Источники

1. Мучник А. Г. (укр.) русск. Философия достоинства, свободы и прав человека. К.: Парламентское изд-во, 2009. ISBN 978-966-611-679-9
2. Stein R. Rule of Law: What Does it Mean? (англ.) / / Minn. J. Int’l L. 2009. Vol. 18. P. 293.
3. Jurgens E. The principle of the Rule of Law Архивная копия от 9 марта 2013 на Wayback Machine (англ.) // Council of Europe Parliamentary Assembly. Doc. 11343. 2007-07-06; см. также Resolution 1594 Архивная копия от 21 марта 2013 на Wayback Machine (англ.)
4. Аннан, Кофи. Создание общего понятийного аппарата в области правосудия для Организации Объединенных Наций (неопр.) . Господство права и правосудие переходного периода в конфликтных и постконфликтных обществах. Доклад Генерального секретаря . Организация Объединенных Наций (23 August 2004). Проверено 11 апреля 2016.
5. 12 Co Rep 64, 77 ER 1342, EWHC KB J23 (англ.)
6. Цицерон М. Т. Речь в защиту Авла Клуенция Габита. LIII, 146. 66 г.
7. Xiangming, Zhang . On Two Ancient Chinese Administrative Ideas: Rule of Virtue and Rule by Law , The Culture Mandala: Bulletin of the Centre for East-West Cultural and Economic Studies (2002): «Although Han Fei recommended that the government should rule by law, which seems impartial, he advocated that the law be enacted by the lords solely. The lords place themselves above the law. The law is thereby a monarchical means to control the people, not the people’s means to restrain the lords. The lords are by no means on an equal footing with the people. Hence we cannot mention the rule by law proposed by Han Fei in the same breath as democracy and the rule of law advocated today.»
   Bevir, Mark . The Encyclopedia of Political Theory , page 162.
   Munro, Donald . The Concept of Man in Early China . Page 4.
   Guo, Xuezhi . The Ideal Chinese Political Leader: A Historical and Cultural Perspective . Page 152.
8. Фома Аквинский . Сумма теологии . Часть II-I. Вопросы 90-114. К.: Ника-Центр, 2010. ISBN 978-966-521-518-9
9. Heuschling L. État de droit, Rechtsstaat, Rule of Law. Paris: Dalloz, 2002. ISBN 978-2247044948
   Grote R. Rule of Law, Rechtsstaat and «Etat de droit» // Constitutionalism, Universalism and Democracy: A Comparative Analysis / Christian Starck (Ed.). Nomos Publishers, 1999. P. 269. ISBN 978-3789059179
10. Доклад о верховенстве права Архивная копия от 20 апреля 2012 на Wayback Machine / 86-я пленарная сессия Венецианской комиссии. Венеция, 25-26 марта 2011.
11. Электронная еврейская энциклопедия
12. Второзаконие 17:18-20
13. Псалом 118:142
14. История политических и правовых учений МГУ им. М. В. Ломоносова / Учебник / Под ред. доктора юридических наук, профессора О. Э. Лейста. - М. : Издательство «Зерцало», 2000. - С.80,81.

В.М. Жуйков, заместитель Председателя Верховного Суда РФ в отставке, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской

Федерации, главный эксперт Центра правовых и экономических исследований

«Верховенство права», «правовое государство», «правовые стандар­ты (выделено мной.

В.Ж.) - эти понятия (с обязательным ак­центом на «право») имеют большую историю, однако у нас до не­давнего времени они были известны лишь узким специалистам.

О построении правового государства в СССР было впервые официально заявлено в конце 1980-х годов. Очень значимыми для того времени шагами в создании правовых основ такого го­сударства были:

Принятие Верховным Советом СССР 6 марта 1990 года и введение в действие с 1 июля 1990 года «Закона о собствен­ности в СССР»;

Принятие Съездом народных депутатов СССР 5 сентября 1991 года и введение в действие с 17 сентября 1991 года Де­кларации прав и свобод человека (в качестве акта, имеющего обязательную силу для всех государственных органов, долж­ностных лиц, граждан и организаций).

Названная Декларация впервые предоставила каждому челове­ку не подлежащее никаким ограничениям право на судебную за­щиту прав, свобод и законных интересов, в том числе и в случа­ях их нарушения государством (его органами, должностными ли­цами и др.). Соответственно, с введением в действие Декларации кардинальным образом повысилась роль суда.

Закон о собственности также впервые в СССР, по сути, при­знал частную собственность, установил, что всем собственни­кам обеспечиваются равные условия защиты права собственно­сти (позднее этот принцип был воспринят в ст. 8 Конституции РФ, предусматривающей, что все формы собственности - частная, го­сударственная, муниципальная и иные - защищаются равным образом) и предоставил им (более, чем за год до принятия назван­ной Декларации) право оспаривать в суде акты государственных органов, нарушающие право собственности (ст.ст. 3, 31, 34).

После распада СССР и провозглашения России в качестве су­веренного государства интерес к указанным понятиям и потреб­ность в их исследовании - в юридическом плане - связаны с дву­мя событиями, имеющими как для самой Российской Федерации в целом, так и для ее граждан (а также и для находящихся на ее территории иностранных граждан и лиц без гражданства), огром­ное правовое значение:

1) принятие 12 декабря 1993 года новой Конституции РФ (всту­пила в силу 25 декабря 1993 года), в которой Россия впервые была провозглашена правовым социальным государством. Также впер­вые для нашей Конституции было установлено, что общеприз­нанные принципы и нормы международного права и междуна­родные договоры Российской Федерации являются составной ча­стью ее правовой системы и имеют приоритет над федеральными законами; а также закреплено право каждого человека обращать­ся в межгосударственные органы по защите прав и свобод чело­века (ст. ст. 1,7, 15, 46);

2) вступление Российской Федерации в Совет Европы и ра­тификация Конвенции о защите прав человека и основных сво­бод (стала для России обязательной с 5 мая 1998 года), что озна­чало признание положений названной Конвенции действующи­ми на территории Российской Федерации и имеющими большую юридическую силу, чем федеральные законы, а также признание юрисдикции Европейского Суда по правам человека (который в своей деятельности последовательно «исповедует» принцип вер­ховенства права), осуществляющего свои полномочия на основе Конвенции, имеющего право давать ее толкования и являющего­ся для граждан России межгосударственным органом по защите их прав и свобод, указанным в ст. 46 Конституции РФ (в связи с этим Пленум Верховного Суда РФ в п. 4 постановления от 19 декабря 2003 г. № 23 «О судебном решении» разъяснил, что судам при вы­несении решения следует учитывать постановления Европейско­го Суда по правам человека, в которых дано толкование положе­ний Конвенции о защите прав человека и основных свобод, под­лежащих применению в данном деле).

Таким образом, понятия «правовое государство» и «верхо­венство права» (они теснейшим образом связаны друг с другом) легально заняли место не только в теории, как это было раньше, но и в правовой системе России. Между тем эти понятия и вы­текающие из них правовые стандарты осуществления правосу­дия, а также правила поведения судей (если судьи призваны осу­ществлять именно правосудие, а не творить произвол) вызывают много вопросов.

Начну с главного, как представляется, вопроса: «правовое го­сударство», «верховенство» права - это красивые слова, мечты многих поколений оторванных от жизни теоретиков, не имеющие никаких реальных перспектив либо - основы, на которых долж­ны создаваться конституционный строй государства и его право­вая система, определяться статус личности в государстве (права и свободы человека и гражданина), а также осуществляться дея­тельность всех ветвей государственной власти? Короче говоря: эти понятия остаются в мечтах, в теории или должны воплощать­ся в реальность?

На эту тему имеется немало серьезных научных исследований. Например, Концепция правового государства («в аспекте иллюзий и реальностей») с изучением опыта зарубежных государств, про­возгласивших себя правовыми (ФРГ и др.), обстоятельно (с прио­ритетом на иллюзии) рассмотрена в коллективной монографии «Российское государство и правовая система: современное разви­тие, проблемы и перспективы».

Считаю, что, отвечая на указанный вопрос, надо исходить из следующего. Признаки правового государства очень многообраз­ны. В качестве самых важных, определяющих все остальные, сле­довало бы выделить три:

1) приоритет прав и интересов личности над правами и ин­тересами государства (естественно, в разумном балансе);

2) связанность государства правом;

3) приоритет права над законом.

Первый признак достаточно четко выражен в Конституции РФ, в положениях о том, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства (ст. 2), что в Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с Конституцией (ч. 1 ст. 17), что права и свободы человека и гра­жданина являются непосредственно действующими, они опреде­ляют смысл, содержание и применение законов, деятельность за­конодательной и исполнительной власти, местного самоуправле­ния и обеспечиваются правосудием (ст. 18).

Что касается двух других признаков правового государства, основанных на разграничении закона и права, то они так прямо, как первый, в Конституции РФ не обозначены. Однако это во­все не означает, что Конституция РФ не признает необходимости разграничивать закон и право. Это признание логически вытека­ет из положений ее статей 2, 15, 18, 55. Ясно, что не любой закон может быть признан правовым, то есть отвечающим интересам людей. Законы могут и противоречить им, быть крайне жестоки­ми, несправедливыми, неоправданно ограничивать, а то и отме­нять права и свободы человека и гражданина. В государстве, про­возгласившим себя правовым, такие законы не должны издавать­ся. Запрет на издание законов, отменяющих, умаляющих права и свободы человека и гражданина или неоправданно их ограничи­вающих, установлен в Конституции РФ (ч.ч. 2 и 3 ст. 55).

Таким образом, толкование приведенных положений Консти­туции РФ позволяет сделать вывод о том, что она обязывает зако­нодателя издавать, а суды - применять только правовые законы. Правовым законом может признаваться только такой закон, кото­рый отвечает целям и задачам, определенным Конституцией РФ. Правовой закон - это закон, возведенный в степень нравствен­ности, разумности и справедливости. Законы (равно как и другие нормативные акты), не отвечающие целям и задачам Конститу­ции РФ, не могут признаваться источниками права.

Конечно, указание в Конституции РФ на то, что Россия - пра­вовое государство, скорее - цель, к которой надо стремиться («де­кларация о намерениях»), чем констатация факта. Правовое госу­дарство не может быть создано одним лишь голосованием по пово­ду принятия Конституции РФ, поскольку для этого недостаточно самых хороших и справедливых законов, а необходимо обеспечить соответствующий уровень правопорядка, жизни людей и реальное соблюдение их прав и свобод. Однако это обстоятельство вовсе не лишает указанное положение практического значения и необхо­димости основывать на нем, соизмерять с ним законодательные и правоприменительные акты.

Конституционное положение «Россия - правовое государст­во» при всей его декларативности не только может, но и должно реально действовать, как должны действовать и применяться все другие положения Конституции РФ. Его практическое значение должно проявляться в том, чтобы:

1) деятельность всех органов государственной власти и их должностных лиц была подчинена праву;

2) принимаемые в Российской Федерации законы, указы и другие нормативные акты не противоречили праву;

3) правоприменительная практика судов обеспечивала защи­ту нарушенных прав, пресечение неправомерных дейст­вий и решений государственных органов и должностных лиц, юридических и физических лиц, а также исключала возможность применения противоречащих праву законов, указов и других нормативных актов.

Принципы и критерии, на основе которых суды в необходимых случаях могут и должны разграничивать право и закон, обеспечи­вать действие права и его верховенство над законом, создавать пра­вовую основу для разрешения тех или иных дел, содержатся в ст. ст. 1, 2, 7, 17, 18, 55 и некоторых других статьях Конституции РФ, а также - в общепризнанных принципах и нормах международ­ного права.

Таким образом, указание в Конституции РФ на то, что Россия - правовое государство, не следует рассматривать только как цель; оно, во-первых, определяет границы поля, на котором могут дей­ствовать органы государственной власти, их должностные лица и которые они не вправе переходить, это - границы правового по­ля, во-вторых, создает критерии, по которым должна оцениваться деятельность органов государственной власти, качество и содержа­ние законов, правоприменительная практика (особенно судебная).

На формирование такой практики в судах общей юрисдикции Российской Федерации были направлены разъяснения Плену­ма Верховного Суда РФ (они, как известно, даются на основании ст. 126 Конституции РФ), содержащиеся в постановлениях «О не­которых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» (от 31 октября 1995 г. № 8) и «О применении судами общей юрисдикции общепризнан­ных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» (от 19 октября 2003 г. № 5).

Важнейшее из этих разъяснений содержится в п. 2 постановле­ния от 31 октября 1995 г. № 8. Согласно высказанной в нем пра­вовой позиции Верховного Суда РФ, суд общей юрисдикции при разрешении дела, придя к выводу о том, что федеральный закон (принятый как до, так и после вступления в силу Конституции) на­ходится в противоречии с положениями Конституции, применяет непосредственно Конституцию как имеющую на территории Рос­сийской Федерации высшую юридическую силу и прямое дейст­вие, то есть отказывает в применении в конкретном деле данного федерального закона, обеспечивая таким способом защиту прав человека от законодательной власти, которая, приняв такой за­кон, нарушила его конституционные права.

Таким же образом, согласно указанным постановлениям Пле­нума Верховного Суда РФ, суды общей юрисдикции должны раз­решать коллизии между федеральными законами (естественно, и подзаконными актами), с одной стороны, и общепризнанными принципами и нормами международного права, международны­ми договорами Российской Федерации - с другой.

В судебной практике имеется немало примеров разрешения су­дами дел на основе прямого применения положений Конституции РФ, общепризнанных принципов и норм международного права, международных договоров Российской Федерации, то есть поло­жительного подхода судов к реализации принципа верховенства права при осуществлении правосудия.

Таким образом, берусь утверждать, что в Российской Федерации на конституционном уровне созданы юридические основы для дея­тельности судов на основе принципа верховенства права. Согласно ч. 1 ст. 120 Конституции РФ суды независимы и подчиняются толь­ко Конституции и федеральному закону. Это положение, с уче­том изложенного выше, требует уточнения: судьи подчиняются не любому федеральному закону, а только тому, который не противо­речит Конституции РФ, общепризнанным принципам и нормам международного права, международным договорам Российской Федерации. Суд не может слепо, бездумно и бездушно применять любой закон; его важнейшая задача, вытекающая из Конститу­ции РФ (ст.ст. 1, 2, 7, 10, 11, 15, 17, 18, 46, 55 и др.), защитить чело­века от произвола, от ошибок, глупостей, злонамерений законода­теля (не говоря уже о защите от других властей).

В связи с этим требуется серьезная корректировка в понимании принципа законности в судопроизводстве (ст. 6 АПК, ст. 195 ГПК, ст. 7 УПК, ст. 1.6 КоАП РФ). «Законность» бывает очень разная.

Одновременно с приведенным выше оптимистическим выво­дом должен, основываясь на реалиях нашего времени, признать, что с реализацией принципа верховенства права проблем у нас очень много. Как показывает жизнь, одних только самых совер­шенных юридических основ (даже на конституционном уровне) явно недостаточно для того, чтобы суды действительно стали но­сителями судебной власти, способными осуществлять подлинное правосудие, а не оставались второстепенными государственными органами, какими они были в прежние времена; чтобы судьи ста­ли подлинно независимыми и подчиненными только Конститу­ции РФ и законам (при указанном выше условии), то есть чтобы суды и судьи повсеместно и реально могли основывать свою дея­тельность на принципе верховенства права.

Основные проблемы с реализацией принципа верховенства права проявляются в двух сферах: которые для подавляющего большинства граждан невозможно вы­платить. Но ведь совершенно очевидно, что любое наказание, даже самое строгое, должно быть разумным (в соотношении с содеян­ным) и исполнимым. У нас же получилось, что отбыть самое стро­гое уголовное наказание (пожизненное заключение) - возможно, а самое мягкое (штраф) - нет.

Другой пример. УК РФ предусматривал уголовную ответст­венность за клевету (ст. 129). Федеральным законом от 7 декабря 2011 г. № 420-ФЗ она была исключена из УК в связи с декрими­нализацией и переводом этого деяния в разряд административных правонарушений. Однако, спустя всего лишь несколько месяцев, Федеральным законом от 28 июля 2012 г. № 141-ФЗ - она была восстановлена в УК (в новой статье 128.1) без каких-либо объек­тивных причин. Как показывала практика, ст. 129 УК РФ приме­нялась (естественно, до исключения из УК) в последние годы до­вольно часто, в том числе и к журналистам за публикации своих материалов (это становится вполне возможным и после ее восста­новления в УК).

Такое явление вызывает по меньшей мере недоумение. Уго­ловная ответственность за клевету была установлена и в СССР - в ст. 130 УК РСФСР 1960 г., которая считалась мертворожденной (практически не применялась) по следующей причине. Диспо­зиции ст. 130 УК РСФСР и ст. 129 (128.1) УК РФ по сути одина­ковы: клеветой признается распространение заведомо (выделено мной. - В.Ж.) ложных сведений, порочащих честь и достоинст­во другого лица или его репутацию. Следовательно, лицо, распро­странившее сведения, порочащие честь, достоинство или деловую репутацию другого лица, может нести уголовную ответственность за клевету только в том случае, если будет доказано, что оно зна­ло или сознательно допускало, что распространяемые им сведе­ния являются ложными. Доказать же это практически невозмож­но, как и опровергнуть утверждение обвиняемого в том, что он был убежден в достоверности указанных сведений либо добросо­вестно заблуждался в этом.

В таких случаях была и остается только гражданская ответствен­ность: ранее - ст. 7 ГК РСФСР, в настоящее время - ст. 152 ГК РФ (опровержение сведений, порочащих честь, достоинство или де­ловую репутацию, возмещение убытков и морального вреда, при­чиненных их распространением). Таким образом, «возвращение» ст. 129 в УК РФ - если строго соблюдать ее диспозицию - просто бессмысленно, однако какую-то цель (какую?) преследовало.

Многие законы содержат очень неопределенные формули­ровки, что порождает большие сложности в их толковании и применении, а также создает почву для злоупотреблений. Осо­бенно опасно это - с учетом значимости последствий приме­нения таких законов в отношении граждан - в уголовном зако­нодательстве. Так, например, в УК РФ установлена уголовная ответственность за «экстремистскую деятельность», за преступ­ления «экстремистской направленности»: публичные призы­вы к осуществлению такой деятельности (ст. 280), организацию «экстремистского сообщества» (ст. 282). Из-за крайней неопре­деленности указанных понятий к уголовной ответственности за экстремизм можно - при желании - привлечь любого, кто кри­тикует власть, общественные и религиозные организации, опре­деленные социальные группы людей и т.д.

Перечень проблем в законодательной сфере и примеров крайне неудачного законодательного регулирования можно долго продолжать, однако, учитывая объем данного исследо­вания, необходимо перейти к проблемам другого рода.

Представляется, что еще больше проблем с реализацией принципа верховенства права имеется в сфере правопримене­ния. Именно в этой сфере выявляются и недостатки в деятель­ности законодателя, и недостатки в деятельности правоприме­нителей. Среди них можно выделить два вида:

1) ошибки в толковании и применении законодательства, вызванные его недостатками (в определенной мере это положение является естественным и присуще любому го­сударству, поскольку создать идеальные законы, не вы­зывающие никаких вопросов, невозможно);

2) злоупотребления со стороны правоприменителей (ис­пользование законодательства в противоречии с его на­значением, в личных интересах или в интересах других лиц).

Последнее, естественно, представляет особую опасность.

В принципе, правоприменитель (особенно суд, поскольку он является носителем государственной власти) может как «уг­робить» самый совершенный закон, так и не допустить или хо­тя бы минимизировать негативные последствия самого несо­вершенного закона.

Остановимся на указанных проблемах в сфере правоприме­нительной деятельности судов (судебной практики). Главное в деятельности судов, как отмечалось выше, - осуществление правосудия, в ходе которого каждому заинтересованному ли­цу должно быть обеспечено право на судебную защиту (на до­ступ к правосудию). Это право обеспечивается комплексом за­конодательных, правоприменительных, экономических, орга­низационных, кадровых и других мер в основном в трех сферах:

1) в сфере, относящейся к самому суду и судьям (их статусу, роли в обществе и государстве, полномочиям, устройст­ву судебной системы, гарантиям независимого и эффек­тивного функционирования);

2) в сфере осуществления правосудия, то есть деятельнос­ти суда по рассмотрению находящихся в его производ­стве дел (установление надлежащей процедуры рассмот­рения дел, обеспечивающей доступность суда для всех заинтересованных лиц, возможность равноправного участия сторон в состязательном процессе, вынесение законных и обоснованных решений, их обжалование и исполнение);

3) в сфере обеспечения каждому нуждающемуся в этом ли­цу получения квалифицированной юридической помо­щи при ведении дела в суде.

Из указанных проблем наиболее близкими к теме данного исследования являются:

власть ощущает себя вечной, она не заинтересована в незави­симом суде) и др.1

Итак: суд и судьи. С положением суда в Российской Федерации (с юридической стороны) все обстоит хорошо, просто и ясно: он провозглашен в качестве органа, осуществляющего судебную власть и действующего самостоятельно в системе разделения государст­венной власти на законодательную, исполнительную и судебную (ст.ст. 10 и 11 Конституции РФ). Что может быть лучше? Конститу­ционные основы осуществления судебной власти определены в гла­ве 7 Конституции РФ («Судебная власть»), что тоже великолепно.

Эти положения Конституции РФ создают прочный фундамент для эффективной деятельности судов и реализации ими принципа вер­ховенства права, в связи с чем ни в каких изменениях не нуждаются.

Более важным является положение судей, поскольку именно оно определяет характер деятельности судов (какие судьи - такие и су­ды!). Юридическое положение судей, на первый взгляд, также пред­ставляется высоким (с позиций юридических гарантий их незави­симости, включающих в себя и их неприкосновенность - особый порядок привлечения к уголовной, административной и дисципли­нарной ответственности), однако в нем наблюдается очень тревож­ная тенденция - снижение уровня этих гарантий, что свидетель­ствует о незаинтересованности государства в независимости судей. Фактическое же положение судей (именно оно определяет характер судебной деятельности) разительно (в худшую сторону) отличает­ся от юридического, что и является главным препятствием реализа­ции принципа верховенства права при осуществлении правосудия.

Здесь необходимо остановиться на выработанных мировым со­обществом правовых основах осуществления правосудия и прин­ципах поведения судей, которые должны учитываться в России, если она стремится стать правовым государством и признает прин­цип верховенства права.

Основами осуществления правосудия при разбирательстве су­дами гражданских, уголовных и иных дел являются:

Справедливость разбирательства;

Публичность (гласность) разбирательства;

Беспристрастность, независимость, компетентность и закон­ность создания суда, осуществляющего разбирательство;

Разумные сроки разбирательства (ст. 14 Международного пакта ООН о гражданских и политических правах, ратифициро­ванного СССР, ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основ­ных свобод, ратифицированной Российской Федерацией).

Относительно судей выработаны так называемые «Бангалор­ские принципы поведения судей», утвержденные 25-26 ноября 2002 года Комиссией ООН по правам человека. Эти принци­пы разработаны на основе Всеобщей декларации прав человека и Международного пакта о гражданских и политических правах в качестве этических стандартов поведения судей; руководства для судей; норм, которые судебная власть может применять для регу­лирования поведения судей. В Преамбуле документа отмечается, что компетентная, независимая и беспристрастная судебная власть необходима для «поддержания судами верховенства конституции и правления права». В нем определены шесть принципов («цен­ностей»), которыми должны руководствоваться судьи:

1) независимость;

2) беспристрастность;

3) честность;

4) соответствие;

5) равенство;

6) компетентность и добросовестность.

Наибольшее значение для темы данного исследования имеет первая ценность - независимость судей, поэтому остановимся только на ней. Ее содержание состоит в следующем.

1. Судья - в общем плане - должен осуществлять судейскую функцию независимо, на основе собственной оценки фак­тов и в соответствии со своей совестью, без каких-либо ог­раничений, ненадлежащего влияния, воздействия, давле­ния, угроз либо вмешательства, прямого или косвенного, от кого бы и по каким причинам они ни исходили.

2. Судья - более конкретно - должен быть независим от:

1) общества в целом (это очень важно, поскольку, как из­вестно, «общество» нередко требует казни невиновных людей);

2) отдельных сторон, участвующих в деле, которое находит­ся на его рассмотрении;

3) влияния со стороны исполнительной и законодательной ветвей власти;

4) других судей.

По поводу первой составляющей этого принципа уместно вспомнить высказывание одного из видных деятелей английской правовой системы, лорда Деннинга, относительно ответственно­сти судей (она связана с их независимостью): «Ни один судья не должен перелистывать страницы своих книг дрожащими пальца­ми, спрашивая себя: “Если я поступлю таким вот образом, то бу­ду ли я нести ответственность за убытки?” До тех пор, пока он выполняет свою работу искренне уверенный, что она находит­ся в пределах его юрисдикции, он не отвечает по иску. Он может ошибаться в отношении фактов. Он может недостаточно знать за­кон. То, что он делает, может быть вне его юрисдикции, фактиче­ски или по праву, но до тех пор, пока он честно верит в то, что он действует в пределах своей юрисдикции, он не должен нести от­ветственности... Ничто не может заставить его нести ответствен­ность, если только не будет доказано, что он действовал незакон­но, заранее зная, что не имеет полномочий».

Это высказывание имеет очень важное значение и в полной ме­ре согласуется с Бангалорскими принципами поведения судей, по­скольку страх очень сильно мешает судьям осуществлять правосу­дие (как и дрожащие от страха пальцы хирурга мешают ему делать операцию). Вместе с этим необходимо иметь в виду, что незави­симость судей не может вести к судебному произволу.

Независимость судей является не самоцелью, а одной из важ­нейших гарантий эффективности правосудия. Она должна слу­жить не столько судьям (судам), сколько обществу, когда речь идет о правосудии в целом, и участникам судебного разбирательства, когда речь о конкретном деле; она должна создавать условия для объективного рассмотрения судом каждого дела, а не для произ­вола суда, действующего по принципу абсолютной независимо­сти - «что хочу, то и ворочу».

Поэтому независимость судей (судов) не может быть абсолют­ной и пониматься в отрыве от другого конституционного положе­ния - подчинения судей Конституции РФ и федеральному закону (с соблюдением приведенного выше условия относительно зако­на), которое не только не препятствует, но во многом способству­ет реализации в судебной практике принципа верховенства пра­ва. Не случайно положения о независимости судей и подчине­нии их Конституции РФ сформулированы в одном предложении (ч. 1 ст. 120) и требуют их восприятия в неразрывной связи.

В определенной мере судьи - самые зависимые от права люди: они не могут, руководствуясь личными воззрениями, симпатиями или антипатиями, игнорировать подлежащие применению в рас­сматриваемом ими деле положения Конституции РФ, общеприз­нанных принципов и норм международного права и международ­ных договоров Российской Федерации и принимать, сознавая это, противоречащие им решения. Если же судья не согласен с этими положениями, имеющими высшую юридическую силу, он впра­ве использовать одну из гарантий своей независимости, установ­ленной ст. 9 Закона «О статусе судей в Российской Федерации», - уйти в отставку. В результате обеспечиваются и право судьи на его убеждения, и конституционные права других лиц, которые мог­ли бы пострадать от таких убеждений судьи.

Имел место случай, когда уже в период запрета применения в России смертной казни областной суд - в угоду общественно­му мнению, требовавшему «растерзать убийцу», и, очевидно, соб­ственным убеждениям судьи, в противоречие с Конституцией РФ назначил такое наказание одному из подсудимых (оно, естествен­но, было изменено Верховным Судом РФ). В такой ситуации су­дья, если он считал для себя необязательным соблюдение Консти­туции РФ, должен был, «не подчиняясь» ей и сохраняя свою «не­зависимость» от нее, подать в отставку.

Возвращаясь к Бангалорским принципам поведения судей и приведенному выше высказыванию лорда Деннинга, полагаю не­обходимым акцентировать внимание на следующем: судья имеет право на принятие решения по своему собственному, независимо­му от кого-либо убеждению, не опасаясь привлечения к ответст­венности за это решение (будучи свободным от всякого страха), но при условии, что он честно и добросовестно исполняет свой долг.

Представляется, в настоящее время «свобода от всяких стра­хов» стала важнейшим фактором обеспечения независимости, как каждого судьи в отдельности, так и формирования судебной власти в целом. Это вызвано тем, что в последние годы созда­ется обстановка тотального недоверия, подозрительности к су­дьям, вызывающая у них естественный страх быть обвиненными в коррупции, при понимании того, что их никто, в том числе и са­ма судебная система, защищать не будет, более того, эта система постарается от них избавиться. На это неоднократно указывалось в юридической литературе и в средствах массовой информации.

Известный юрист, один из разработчиков Концепции судеб­ной реформы в Российской Федерации, судья в отставке С.А. Па­шин по этому поводу писал: «Судебная власть как самостоятельная влиятельная сила, выступающая одной из ветвей системы сдержек и противовесов в государстве, устроенном по канонам теории раз­деления властей, в России отсутствует... Суды продолжают оста­ваться придатками правоохранительных органов, с которыми дей­ствуют согласованно, как близкие звенья одной технологической цепочки. Судьи боятся оправдывать, чтобы не прослыть взяточни­ками и не быть исторгнутыми из системы с формулировкой “стран­ная мягкость принимаемых решений” (в кавычках приведена фраза из одного решения квалификационной коллегии судей г. Москвы, которым были прекращены полномочия судьи районного суда)».

К сожалению, с этим мнением нельзя не согласиться. У нас очень много честных, добросовестных, порядочных судей (утверж­даю это на основе собственного многолетнего опыта общения с су­дьями), но все вместе они при сложившемся положении не в со­стоянии образовать самостоятельную, независимую ветвь госу­дарственной власти.

Мне уже приходилось обращать внимание на парадоксальность судебной власти. Очень коротко напомню. С одной стороны, су­дебная власть очень сильная, поскольку обладает огромными пол­номочиями. Еще в древние времена говорили: «Судья, да убоись могущества своей власти». С другой стороны, она - очень слабая, поскольку судья (при всем его «могуществе»), по сути, не имеет никаких средств для защиты самого себя от незаконных, неспра­ведливых обвинений, не говоря о реальных угрозах, и сам нуж­дается в защите (к сожалению, органы судейского сообщества, призванные защищать судей от необоснованных обвинений, эту функцию не выполняют).

Юридические гарантии независимости судей работают очень слабо (указанный выше фактор безоговорочно преобладает над ними), поэтому судьи и судебная власть в целом могут рассчиты­вать на защиту лишь со стороны гражданского общества (его ин­ститутов, включая средства массовой информации, которые, по большому счету, заинтересованы в существовании в государст­ве независимого суда, поскольку они сами и отдельные граждане в любое время могут оказаться нуждающимися в нем).

Для развития таких отношений суды должны быть максималь­но открытыми перед обществом, обеспечивая всем интересую­щимся деятельностью судов лицам свободный доступ к инфор­мации о ней. Речь идет о неукоснительном соблюдении принципа гласности при осуществлении правосудия, закрепленного в Кон­ституции РФ (ч. 1 ст. 123), нормах международного права (ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод) и процес­суальном законодательстве, а также - Федерального закона «Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в Рос­сийской Федерации» от 22 декабря 2008 г. № 263-ФЗ.

Важную роль в создании подлинно независимой судебной власти играет заинтересованность в ней у других ветвей государ­ственной власти. Эта заинтересованность может появиться толь­ко в том случае, когда они («эти ветви») станут сменяемыми и под­контрольными обществу.

В настоящее время подлинное отношение «других ветвей го­сударственной власти» к судам можно проследить по тенденции развития российского законодательства, которая, естественно, по­влияла на реальное положение суда и судей в России.

Начало было замечательным. 26 июня 1992 года был принят, без всяких преувеличений, великолепный Закон «О статусе су­дей в Российской Федерации», положивший начало второй (по­сле 1864 года) судебной реформы в России (в 2000-е годы в него будет внесено много ухудшающих его изменений). Федеральным законом от 10 января 1996 г. № 6-ФЗ были установлены дополни­тельные гарантии социальной защиты судей и работников аппа­ратов судов. В целях привлечения на судебные должности опыт­ных специалистов им также было установлено, что в стаж работы судьи, дающий право на серьезные социальные льготы, включает­ся время работы по некоторым другим юридическим специально­стям (в том числе - время работы адвокатом). Затем аналогичные основы статуса судей были закреплены на более высоком уров­не - в Федеральном конституционном законе «О судебной систе­ме Российской Федерации». На этом позитив в данной сфере пра­воотношений закончился.

В 2001 году началась судебная контрреформа (в этом обнару­живается сходство с судебной реформой в России 1864 года - че­рез некоторое время после ее блестящего начала была проведена контрреформа. Как показывает история, независимая судебная власть для других ветвей власти зачастую - «кость в горле», от ко­торой необходимо избавиться). В декабре 2001 года была введена дисциплинарная ответственность судей (ее отсутствие ранее во­все не делало их безнаказанными, так как за совершение судьей проступка, порочащего честь и достоинство судьи, его полномо­чия подлежали прекращению), а также изменен порядок наделе­ния полномочиями председателей и заместителей председателей судов: ранее они назначались на свои должности, как и другие су­дьи, пожизненно, теперь - на шесть лет и не более двух раз под­ряд, что значительно ослабило их независимость (для того чтобы быть переназначенным на второй срок председатель, заместитель председателя суда должен «хорошо» себя вести).

Федеральным законом от 25 декабря 2008 г. № 274-ФЗ внесены изменения в упомянутый выше ФЗ № 6 от 10 января 1996 г. Пре­доставленные последним законом в интересах судебной системы и людей, которым приходится с ней общаться, социальные льго­ты для адвокатов (и некоторых других профессий) при их назначе­нии на судебные должности были отменены: время работы адво­катом перестало включаться в стаж работы судьи, дающий право на социальные льготы. Естественно, после этого многие опытные адвокаты (а их переход на судебные должности представляется очень полезным для правосудия) утратили интерес к работе в суде.

Также в 2008 году внесены изменения в УПК РФ, сократив­шие перечень категорий уголовных дел, рассматриваемых с уча­стием присяжных заседателей (введение суда присяжных было серьезным вкладом в судебную реформу и положительно себя зарекомендовало).

В 2009 году изменен Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации» и установле­но, что Председатель Конституционного Суда и его заместители назначаются на свои должности Советом Федерации по представ­лению Президента РФ. Ранее они избирались судьями Конститу­ционного Суда РФ. Таким образом, судей лишили права решать, кто в суде, который они образуют, будет председателем, замести­телем председателя; отныне за них это решат Президент РФ и Со­вет Федерации. Как себя должны вести судьи, которые хотят за­нять эти должности? Риторический вопрос.

В 2010 году в названный Федеральный конституционный за­кон внесены новые изменения: для Председателя Конституцион­ного Суда РФ отменен предельный возраст пребывания в должно­сти (70 лет); для остальных судей этот предел сохранен. В 2012 году это же ограничение отменено для Председателя Верховного Суда РФ. Кроме того, для Председателя Верховного Суда РФ и его за­местителей отменен запрет на занятие этих должностей более двух раз (для всех остальных председателей и заместителей председа­телей судов он сохранен). Высший Арбитражный Суд РФ эти из­менения не затронули. Чем же он их не заслужил?

Все это не может не вызывать недоумения и вопроса: зачем были произведены эти новации? Совершенно очевидно, что изменения, касающиеся председателей Конституционного Суда РФ и Верхов­ного Суда РФ, а также заместителей Председателя Верховного Су­да РФ, противоречат основам статуса судей в Российской Феде­рации, установленным Федеральным конституционным законом «О судебной системе Российской Федерации». Согласно его ст. 12 все судьи в Российской Федерации обладают единым статусом и различаются между собой только полномочиями и компетенцией.

Для любого юриста ясно, что норма должна соответствовать принципам (основам) права. Здесь - все наоборот. Норма по во­ле законодателя проигнорировала основы: для нескольких судей (и то - в неравной степени) сделаны существеннейшие отступле­ния от этих основ, поставившие всех других судей Российской Фе­дерации в неравное с ними положение.

Во всем этом имеется определенный смысл и просматриваются определенные цели. Указанные изменения совершенно ясно ха­рактеризуют тенденцию развития законодательства о статусе су­дей: она направлена на подчинение судебной системы, в том числе через подбор угодных и освобождение от неугодных руководите­лей судов, которые обладают большими полномочиями по отно­шению к судьям и по формированию судебной практики, от ко­торой зависит, будет ли соблюдаться при осуществлении право­судия принцип верховенства права или нет.

Важнейшим фактором, влияющим на реализацию принципа верховенства права при осуществлении правосудия, является лич­ность судьи: его мировоззрение, интеллектуальные, нравственные, психологические и другие качества, его отношение к людям, уме­ние их услышать и понять. Если судья, в силу своего мировоззре­ния, не воспринимает принцип верховенства права или по дру­гим своим качествам (зависимость от настроения, вспыльчивость и т.п.) при рассмотрении конкретного дела забывает либо вооб­ще не помнит о нем, то жизни этого принципа угрожает серьезная опасность (смогут ли этот принцип в рассмотренном таким судьей деле возродить вышестоящие судебные инстанции? есть ли другие судьи, свободные от таких недостатков? - серьезнейшие вопросы).

Для формирования правового мировоззрения у судей требует­ся много времени - долгая жизнь в правовом пространстве, в ко­тором с уважением относятся к человеку (эта жизнь начинается с детства, а пространство - с отношения государства к челове­ку). Двадцати лет нашей судебной «реформы» явно недостаточно для возникновения у власти (в том числе - у судей) и большин­ства нашего общества такого мировоззрения. И это естественно. В других государствах этот процесс длился веками («через тер­нии к звездам»), продолжается до настоящего времени и никог­да не будет завершен (по правилу выращивания английского га­зона, которое кажется очень простым: «двести лет газон стричь и поливать»). Однако нельзя ждать «двести лет», когда такое миро­воззрение сформируется; надо каждый день «стричь и поливать».

Тяжелейшее бремя в этом деле несет Российская академия пра­восудия, которая занимается не только обучением студентов, но и подготовкой кандидатов в судьи и повышением квалификации действующих судей.

Кроме мировоззрения судей большое значение для их право­мерной деятельности имеет умение судей противостоять так на­зываемой профессиональной деформации, которая представляет опасность для людей, чьи дела рассматривают судьи. Это явление, по наблюдению специалистов (психологов и др.), присуще мно­гим профессиям.

Представляется интересным привести наблюдение выдающе­гося писателя (к тому же врача по образованию): «Люди, имею­щие служебное, деловое отношение к чужому страданию, напри­мер судьи, полицейские, врачи, с течением времени, в силу при­вычки (выделено мной. - В.Ж.), закаляются до такой степени, что хотели бы, да не могут относиться к своим подопечным иначе как формально».

Судья, сколько бы лет он ни проработал в этой должности, дол­жен помнить об этом негативном явлении и всеми силами про­тивостоять ему, иначе профессиональная деформация перера­стет в профессиональную деградацию, и человек для такого «су­дьи-профессионала» просто перестанет существовать. Тогда о правосудии можно забыть, ибо правосудие «без души» (без раз­умности, нравственности, душевности) не существует.

В завершение данной работы полагаю сделать следующие вы­воды.

Главными условиями реализации в российском правосудии принципа верховенства права (они же - проблемы его реализа­ции) являются:

1) независимость суда;

2) мировоззрение судей;

3) соблюдение судьями общепризнанных принципов пове­дения судей;

4) замещение освобождающихся судебных должностей дос­тойными профессионалами (особенно полезно привлече­ние адвокатов, для чего необходимо вернуть им прежние, указанные выше преимущества);

5) реформирование системы судов общей юрисдикции (пре­образование ее в четырехзвенную систему);

6) изменения в сфере судопроизводства (унификация граж­данского и арбитражного процессов и реформирование порядка проверки судебных постановлений судов общей юрисдикции).

Несмотря на то что законодательство РФ хорошо проработано, ежегодно многие федеральные законы претерпевают изменения. Регулярно вносятся поправки в главные страны. Это говорит о том, что время меняется и старые законы уже не актуальны в настоящее время. Но в то же время законодательство имеет высшую юридическую силу и все граждане страны должны беспрекословно соблюдать нормативно-правовые акты. Верховенство закона - это основополагающий определяющий, что выше закона ничего нет и все перед ним в равных условиях.

Понятие верховенства закона. Что это?

В принципе, данное определение имеет конкретный смысл и не может иметь множества вариаций. Верховенство закона - это доктрина, которая определяет равенство всех людей перед законом. Если человек, вне зависимости от своего социального статуса и положения в обществе, не сделал ничего, что противоречит законодательству страны, он не получит никакого наказания. Это означает, что никто не вправе обвинить человека в каком-либо деянии без имеющихся на то причин. Принцип верховенства закона призван в том числе защитить граждан, помочь им обрести уверенность в справедливости.

Как уже было отмечено, закон наделён высшей юридической силой, и другие нормативно-правовые акты должны издаваться на его основании. Если какой-либо акт противоречит закону, любой гражданин Российской Федерации имеет право обратиться в суд с такого рода жалобой.

Как формируются законы?

Конституция РФ - основной закон страны. Это определение знакомо практически каждому гражданину, и оно является истинным. Все законы, издаваемые на территории страны, должны соответствовать постулатам Конституции и ни в коем случае им не противоречить. В России свод законов представляет собой создание определённых кодексов, которые регулируют отношения в различных направлениях. Таких кодексов очень много: уголовный, гражданский, семейный и т. д.

В каждом кодексе имеются разделы и статьи. Это позволяет при каком-либо нарушении или спорном моменте выявить, кто прав и наказать виновного. Например, уголовный кодекс РФ. Преступник нанёс пострадавшему телесные повреждения. Если эти повреждения угрожают жизни и здоровью человека, наказание будет одно. А если же это пару синяков, то наказание будет совершенно другим.

Верховенство права

Одним из важнейших элементов правового государства является именно верховенство права. Оно означает, что все нормативно-правовые акты подчинены закону. Верховенство права и закона подразумевает, что все правовые нормы должны быть общедоступны. Закон должен быть стабилен и предсказуем. Доступной должна являться и судебная система, не зависящая от исполнительной и законодательной власти.

Судья выносит решение, основываясь исключительно на фактах, представленных в деле и законах. Современное право гласит о том, что общество должно быть наделено возможностью корректировать и создавать законы в рамках демократии. В настоящее время верховенство права призвано противодействовать ситуациям, когда должностные лица становятся выше закона или наделяются слишком широкими полномочиями.

Роль принципа верховенства закона

Прежде всего, данный принцип не относится ко всем государствам. Он действует только в тех, у кого демократический или либеральный Принцип верховенства закона очень нужен таким государствам, так как он не допустит произвол в стране. В СССР верховенство закона провозглашалось в урезанном виде, важнее закона оставались решения съездов КПСС. В России же данный принцип проявлен в полной мере, так как приоритет в юридической силе принадлежит Конституции и федеральным законам.

Верховенство закона - это главный принцип развития и функционирования правового государства. не терпит никаких исключений. Закон всегда будет выше других правовых актов, и это общепризнанный факт. Принцип верховенства закона, с точки зрения интересов государства, является правильным, так как нельзя допустить того, чтобы высшей юридической силой обладали и другие нормативные акты.

Однако не все законы в равной степени обладают верховенством. Так как законодательство страны нельзя назвать однородным, распределение юридической силы довольно неравномерно. Если составить небольшой своеобразный рейтинг, то лидером будет Конституция. Верховенство закона принадлежит этому документу в полной мере. Далее идут законы о внесении изменений или поправок в Конституцию. Затем кодексы и обычные законы.

Признаки верховенства закона

Правовое государство имеет множество характеристик, в числе которых права и а также верховенство закона и права. Но последние понятия нельзя рассматривать как единое целое, так как между ними есть значительные отличия. Историки утверждают, что верховенство права появилось гораздо раньше закона.

Однако рассмотрим основные положения именно верховенства закона:

Высшая сила Конституции;

Определённый алгоритм принятия законов;

Соответствие иных нормативно-правовых актов закону;

Наличие определённых органов, призванных следить за соблюдением закона.

Именно эти признаки формируют систему верховенства закона.

Как на практике реализовывается верховенства закона?

Далеко не все, что записано в правовых документах, реализуется на практике в полной мере. Однако это нельзя сказать о принципе верховенства закона. Есть два факта, которые отбросят все сомнения в обратном.

1. Все граждане страны могут и даже обязаны при совершении каких-либо действий опираться на законодательную базу страны, в том числе различные кодексы.

2. Все правовые акты, постановления правительства, а также иные региональные законы должны соответствовать основным федеральным законам РФ. Любой гражданин страны имеет возможность и право подать в суд, если обнаружит, что нормативный акт или другой документ не соответствует закону.

Как можно заметить, благодаря этим признакам, верховенство правового закона осуществляется на практике. В любом суде за основу берётся законодательная база, а уже потом, при возникновении спорных ситуаций, региональные законы. Если какие-либо акты противоречат основным законам, они признаются недействительными. В таком случае законодатель обязан в минимальные сроки изменить документы в соответствии с законом РФ.

Вывод

Российская Федерация - страна с демократическим политическим режимом. Принцип верховенства закона действует здесь без ограничений и исключений. Любой человек, знающий свои права и обязанности, не допустит незаконных действий в свою сторону.

Верховенство закона - это основа для любого правового государства. К сожалению, в последнее время участились случаи, когда должностное лицо превышает полномочия. В такой ситуации человек может обратиться в суд, и виновного накажут. Также всё больше развивается мошенничество. Всем гражданам РФ рекомендуется ознакомиться со своими правами и обязанностями, чтобы не быть обманутыми преступниками.

Многие научные и практические работники нередко применяют в своих исследованиях понятие «верховенство права», зачастую глубоко нс вдаваясь в его природу. Термин «верховенство права» включается также в многочисленные и весьма противоречивые международные юридические документы, содержащие самые раз­нообразные точки зрения, связанные, например, с его содержани­ем и сущностью.

Более того, например. В.А. Виноградов полагает: «...в ряде случаев - это всего лишь «правовая мимикрия», когда копируется внешняя форма, при этом содержание остается свое

собственное» 1 . Видимо, невозможно исключать и такую возмож­ность использования термина (понятия) «верховенство права». Весьма характерным представляется вывод В. Leoni. который вер­ховенство нрава связывал с «неким идеалом, без сомнения беру­щим начало от идеи свободы личности, понимаемой как свобода от неправомерного произвольного посягательства на права лично­сти кого бы то ни было, включая представителей власти» .

11о мнению О.Х. Филипса, «Исторически эта фраза (верховенст­во права В. Е.) использовалась в отношении веры в существова­ние закона, обладающего властью божественной или естествен­ной выше власти земных правителей, т. с. закона, эту их власть ограничивающего» . «Вера» в существование такого «закона» ко­нечно оставляла открытым вопрос о его природе и о действитель­ном соотношении с «законом» «земных правителей». Однако важ­но другое: в соответствующем контексте данное понятие появилось ещё у Платона и Аристотеля, а затем получил, свое дальнейшее развитие у христианских философов. Например. Аристотель про­тивопоставлял верховенство нрава верховенству какого-либо ин­дивидуума. а Фома Аквинский рассматривал его как комплексную концепцию, включающую целый ряд правовых и институциональ­ных инструментов «по защите граждан от власти государства» 1 . В связи с этим считаю необходимым вновь обратиться к анализу понятия (термина) «верховенство права», по уже с позиций юри­дического позитивизма, научно обоснованной и научно дискусси­онных концепций интегративного правопонимания.

Концепция верховенства права в Англии формировалась судами общего нрава еще начиная с XIII в. Например. Г. Брактон во время правления Генриха II полагал: король «должен подчиняться Богу
и праву, потому что Право создаст короля» 1 . В дальнейшем эта по­зиция. сформированная примерно в 1260 г., нашла свое развитие как в научных работах, так и в решениях судов общего права.

Например, в решении по делу Бонхама (1610 г.) судья Э. Коук пришел к выводу о том, что акты британского парламента могут быть судами признаны недействующими, если они противоречат общим правам и здравому смыслу либо являются отвратительны­ми и неисполнимыми .

Как утверждает М. Крайгир, «в соответствии с традицией обще­го права общепринятой практикой было на протяжении долгих лет времени считать, что «издревле обретенное собрание неписаных за­ветов и обычаев» являлось главным источником права и единствен­ным способом подтвердить, что та или иная сентенция есть норма общего права, показав, что она всегда соблюдалась согласно обы­чаю». В пользу такого обычая свидетельствовало... наличие другого незакоиодательного источника, а именно решений судов по кон­кретным делам, им представленным. Это и было «общим правом», которое сторонники концепции верховенства права в XVII веке предпочитали повелениям своего короля. Отсюда «общее право» - это «право, сформированное сложившейся практикой, право, не со­зданное ио воле, приказанию или праву самодержца, ограничивало его правление, лишая его возможности творить произвол... Конеч­но, сегодня... в XVIII веке... законодательство превысило обычаи судебного обихода и даже судебные решения, став главным и все более властным источником права также и в случаях общего права, по аналогии с остальным миром» (выделено авт. - 8. Е.). Отсю­да. думаю, возникает риторический вопрос: в странах общего права в настоящее время «правом» является преимущественно «законо­дательство»?

Англо-американская концепция верховенства права прежде все­го состоит из двух важнейших и взаимосвязанных компонентов:
компонента правопорядка, выражающегося в обязательстве каж­дого гражданина подчиняться закону, и компонента ограничения власти правительства, состоящего в обязательстве правительства действовать в рамках права. В соответствии с теорией обществен­ного согласия, выдвинутой Дж. Локком, во-первых, власть дается правительству с согласия народа. Во-вторых, единственной целью правительства является защита прав граждан. Если правительство этого нс делает, то граждане имеют право призвать такое правитель­ство к ответу 1 . В этой связи в соответствии с англо-американской концепцией верховенства нрава негативные права граждан, суще­ствующие объективно, ограничивают государственную власть. В то же время согласно континентальной концепции верховенства права правительство ограничивает себя само, предоставляя гра­жданам лишь позитивные нрава.

Л.В. Дайси в 1885 г. использовал понятие «верховенство пра­ва» для установления ограничений, налагаемых на британское правительство. «Верховенство права. - писал он, - по сей день остается отличительной особенностью английской конституции. В Англии никто не может нести наказание или возмещать убыт­ки за любые свои деяния, если те не запрещены законом в явной форме. Законные права и ответственность каждого гражданина неизменно определяются обычными судами королевства, а нрава каждого человека в гораздо меньшей степени представляют собой результат действия нашей конституции, чем той основы, на кото­рой конституция базируется» . Далее, развивая свою точку зрения, А. В. Дайси подчеркивал: «движение правового позитивизма, раз­работанное Дж. Веитамом. Дж. Остином и другими, согласно ко­торому право определяется государством, является ио сути своей инструменталистским и никак нс согласуется с концепцией верхо­венства права» . Таким образом, британская концепция верховен­ства права прежде всего основывалась лишь на судейском праве и на ограничении только исполнительной власти государства. При таком понимании понятия «верховенство права» остаются откры­
тыми вопросы о формах национального и международного права, разграничении права и неправа, а также об ограничении органами судебной власти не только исполнительных, но и правотворческих органов государственной власти.

Отцы-основатели США попытались разрешить некоторые из на­званных выше вопросов, создав систему органов государственной власти, в которой каждый орган государственной власти контроли­ровал бы другие органы. "Гак, Джемс Мэдисон писал: «Наилучшая защита от постепенной концентрации нескольких властей в одном ведомстве состоит в предоставлении тем, кто этим ведомством управляет, необходимость конституционных средств II личных мо­тивов для противопоставления посягательствам других... То есть нужно сделать так. чтобы амбиции одних противостояли амбициям других. В Декларации независимости основатели США установи­ли: власть государства основывается на согласии ее управляемых, права граждан - первичны, неотъемлемы и не дарованы государст­вом, а задача государственной власти состоит в защите неотъемле­мых прав граждан от посягательств на них как самого государства, так и иных лип».

Как видим, ни английский, ни американский варианты концеп­ций верховенства права не дают теоретически убедительных и пра­ктически необходимых ответов на важнейший вопрос: что же яв­ляется правом? Закон? «Законодательство»? Судебная практика? Нечто иное? Роско Паунд - один из наиболее известных американ­ских юристов середины XX в. попытался ответить на этот вопрос: «Статуты уступают перед устоявшимися навыками правового мышления, которое мы называем общим правом. Судьи и юристы, нс колеблясь, утверждают, что существуют надконституцнониыс ограничения законодательной власти, которые ставят догмы об­щего права за пределы досягаемости статутов» 1 . Судья Верховного суда США Оливер Всндел Холмс также пришел к весьма неопре­деленному и дискуссионному выводу: вопросы Конституции долж­ны рассматриваться «в свете нашего опыта, а не только в контексте того, что было сказано сто лет назад» . Кроме того, О. В. Холмс вы­работал знаменитую идею, выраженную в формуле: «Жизнью пра­
ва является не логика, а опыт» 1 . Однако, если опыт является «жиз­нью» права, то все-таки остаётся открытым вопрос: что же является собственно правом?

В связи с продвижением России на Восток, по справедливому замечанию Т.Я. Хабриевой. «... все более укрепляются такие то­талитарные и восточные элементы государственной жизни, как «верховное право правителя» (imperium). Усиливаются автори­тарные формы организации власти, а достаточно развитые фор­мы самоуправления вечевые собрания, земские соборы и т. д. предаются забвению. Этот перелом произошел в правление Ива­на Грозного. В это время создается новая концепция самодержав­ної!, ничем не ограниченной царской власти. Отпечаток восточ­ных традиций можно обнаружить и в более поздней российской истории...» .

В качестве предпосылок появления российской модели концеп­ции верховенства права Г.Л. Гаджиев называет «добротную кон­ституцию и судебную власть, развивающую прецедентные начала в праве» ’. С одной стороны, он справедливо напоминает, что «... су­дебное правотворчество... существовало во второй половине XIX в. благодаря деятельности Правительствующего Сената» , с дру­гої! - оставляет открытым вопрос об иных формах национального и (или) международного права и не приводит достаточных и убеди­тельных теоретических аргументов в пользу судебного правотвор­чества. Кроме того. Г. А. Гаджиев делает самостоятельный и весьма характерный вывод: «Российская судебная доктрина верховенства права находится в самом начале своего становления, развиваясь с учетом исторически сложившейся правової! традиции континен­тальної! правовой семьи» .

Вместе с тем, правовые традиции континентальной правовой семьи, на мой взгляд, в большей степени основаны на концепции
не верховенства права, а правового государства, в соответствии с юридическим позитивизмом ограниченного прежде всего соб­ственными законами, «законодательством». Характерно и собст­венное замечание Г.А. Гаджиева: «...суды на континенте, руковод­ствуясь концепцией правового государства, ие играют той роди в политическом устройстве страны и не влияют на общественное мнение так, как английские и американские суды»’ (выделено мной. - В. Е.).

В юридической литературе традиционно выделяют «Восемь принципов Лона Фуллера» в процессе исследования верховенства нрава и правового государства. Среди этих принципов называются: 1) всеобщность (generality), 2) общеизвестность (notice or publicity), 3) перспективность (prospectivity), 4) ясность (clarity), 5) непроти­воречивость (consistecy), 6) соответствие (conformability), 7) по­стоянство (stability), 8) сравнимость (congruency) . В свою очередь К. Штерн выработал принципы правового государства, которое он традиционно ограничивает только конституционным государ­ством. Среди них К. Штерн выделяет: 1) человеческое достоинст­во. свободу и равенство. 2) контроль за государственной властью, 3) законность (только законность, а не соответствие принципам и нормам права, содержащимся во всех формах национального и (или) международного нрава, реализующегося в государстве - В. Е.), 4) юридическую защиту, 5) возмещение вреда. 6) защиту от злоупотребления властью 1 .

Однако, во-первых, данные «принципы» нс являются осново­полагающими (общими) принципами собственно национального и (или) международного права, реализующимися в государстве, самостоятельными формами права: во-вторых, перечень подобных «принципов» возможно было бы бесконечно расширять; в-третьих, названные «принципы» носят самый общий и весьма неопределен­ный характер; в-четвертых, ио наличию или отсутствию названных «принципов» будет весьма затруднительно разграничивать госу­дарства, в которых право господствует или отсутствует, а также
дифференцировать «правовые» государства от «неправовых» госу­дарств.

Как представляется, понятие «верховенство права» предусма­тривает соответствие праву любых действий (бездействия) долж­ностных лиц. а также национальных правовых и индивидуальных актов органов государственной власти и муниципальных органов. Однако в некоторых странах сущность концепции «верховенства права» со временем была значительно искажена, отождествляется с «rule by law», «rule by the law» или даже «law by rules». По мнению В.А. Шарандина и Д.В. Кравченко, такое толкование дало возмож­ность правительствам совершать авторитарные действия 1 . Мно­гие специалисты полагают, что концепция «верховенства права» более точно переводится на английский язык «supremacy of law», а ие «rule of law».

В отчете Венецианской комиссии от 25-26 марта 2011 г. концеп­ция «верховенство права» («supremacy of law») характеризуется весьма неопределенно и спорно шестью признаками: законностью, в том числе прозрачностью, подчиненностью и демократичностью процесса принятия законов: правовой определенностью: недо­пущением произвола: доступом к правосудию, осуществляемым независимым и беспристрастным судом, включающим судебный контроль актов, принятых в административном порядке; соблюде­нием нрав человека: недискримииацней и равенством перед зако­ном (п. 41 Отчета) .

В перечне этих признаков концепции «верховенства права» пре­жде всего обращает внимание и вызывает сомнение ограничение «всего» права только «законностью», «законами». Как представля­ется, такая трактовка признаков «верховенства нрава» Венециан­ской комиссией в конечном результате неизбежно может привести к отождествлению концепций «Supremacy of law» и «Rechtsstaat».

В свою очередь, организация World Justice Project выделяет только четыре признака концепции «верховенства права», но так­
же формулирует их лишь в самом общем виде: «I) государственная власть, ее должностные липа и представители, равно как и человек или организация подчинены праву; 2) законы являются определен­ными, публикуемыми, стабильными и справедливыми, применя­ются равным образом по отношению ко всем и защищают базовые права, в том числе безопасность и защищают личность и собствен­ность; 3) законодательный процесс является открытым, справедли­вым и эффективным; 4) правосудие отправляется компетентными, моральными и независимыми представителями и нсіітральньїмн лицами...»’.

С одной стороны, организация World Justice Project подчеркива­ет необходимость «подчинения* государственной власти, се долж­ностных лиц и представителей, а также физических и юридических лиц праву в целом, а не только «закону*. С другой стороны, она не дает определение права и его соотношения с «законом* и, к со­жалению, во втором и третьем признаках авторы ограничиваются только «законами» и «законодательным процессом». Отсюда воз­можно сделать как минимум два вывода. Первый - переводы тер­минов «верховенство права» и «правовое государство» оставляют желать лучшего. Второй и более существенный: концепции «верхо­венство права» и «правовое государство» нуждаются в дальнейшем и более глубоком исследовании.

В общей теории права открытым остается и другой важный во­прос: какова природа «верховенства права»? Так. Дж.Р. Снлкенат пишет: «...Принцип верховенства права... фактически включает в себя различные доктрины и концепции. Более того, верховенство права является постоянно развивающимся, «живым» принципом... .этот принцип постоянно эволюционирует» . Отсюда возникает це­лый ряд вопросов. Первый: верховенство права является принци­пом чего? Второй: «принцип верховенства права» все-таки являет­ся принципом, доктриной или концепцией? Третий: если «принцип верховенства права» является «живым», то какова же его природа, сущность и содержание хотя бы в современный период?

Более того, рассматривая верховенство права как принцип, Джеймс Р. Силкеиат, ссылаясь далее на «более глубокое определе-

пне верховенства права», сделанное в проекте World Justice Project, соглашается с рассмотрением верховенства права в качестве систе­мы, «в которой соблюдаются четыре универсальных принципа» 1 . В их числе World Justice Project называет: «1. Государственный ап­парат и его должностные лица и официальные представители под­чиняются праву. 2. Нормативные правовые акты являются ясными и определенными, официально публикуются, отвечают требованиям стабильности и справедливости и направлены на обеспечение и за­щиту основных нрав, в том числе защиту личности и собственности. 3. Процесс принятия, исполнения н обеспечения действия норма­тивных правовых актов является открытым, справедливым и рацио­нальным. 4. Правосудие осуществляется компетентными, высокомо- ральиымн и независимыми заседателями или нейтральной стороной, которые имеются в государстве в достаточном количестве, обладают адекватными ресурсами и отражают структуру общества...» .

С одной стороны, в первом «универсальном принципе» спра­ведливо говорится о «подчинении праву», хотя и не уточняют­ся формы национального и (или) международного права. Вместе с тем, с другой стороны, как это ни странно, во втором и третьем «универсальных принципах» авторы почему-то ограничиваются только внутригосударственными правовыми актами, являющи­мися лишь одной из форм и только национального права. Отсюда, думаю, верховенство права (если его рассматривать как принцип) нельзя ограничивать только принципом законности, соблюдением лишь законов, содержащихся в «национальных правовых актах». Кроме того, организация World Justice Project, как и многие дру­гие организации, не отвечает на важнейших вопрос: «верховенство права» это «верховенство» чего и над чем (кем)?

В.Д. Зорькин как верховенство права, так и правовое государство относит к «конституционным принципам» - ". Другие авторы, разде­ляющие идею отнесения верховенства нрава к принципам, напри­мер. В.Л. Виноградов, полагают, что «принцип верховенства права»
состоит из целого набора входящих в них конституционно-право­вых «субпринципов»’. Вместе с тем, как представляется, во-пер­вых, весьма спорно относить что-либо из названного к «принципам права» вообще. На мой взгляд, основополагающие (общие) прин­ципы национального и (или) международного нрава, являющиеся самостоятельными формами национального и (или) международ­ного права, а также специальные принципы национального и (или) международного права, содержащиеся в иных формах националь­ного и (или) международного нрава, являются самостоятельными и первичными средствами правового регулирования обществен­ных отношений по сравнению с нормами нрава, выработанными в формах национального и (или) международного права и реали­зующимися в государстве. При таком теоретическом подходе, по­лагаю, во-первых, дискуссионно относить «верховенство права» к принципам национального и (или) международного права. Во- вторых, Конституция России, безусловно, фундаментальный вид национальных правовых актов. Вместе с тем, в России реализуются и другие формы как национального, так и международного права. Отсюда право, реализующееся в России, в целом прежде всего объ­ективируется в принципах и нормах права, содержащихся не толь­ко в Конституции, ио и в иных видах правовых актов, а также в дру­гих формах национального и (пли) международного нрава.

По мнению Г.А. Гаджиева, «не только верховенство нрава и пра­вовое государство различаются между собой, но и верховенство права не существует (и ие может существовать) как универсальная, общеобязательная концепция. Скорее всего... «семья взаимосвя­занных концепций». Если быть более точным сообщество одно­родных. но имеющих существенное различие судебных доктрин... верховенства права в России развивается прежде всего, как судеб­ная доктрина, при практически пассивном участии законодателя и доктрины» . Вместе с тем, если рассматривать доктрину как сло­
жившуюся систему научных взглядов, получившую частичное или подавляющее признание как в научном, так и в практическом юри­дическом сообществе, то с выводом Г.Л. Гаджиева вряд ли возмож­но согласиться. Даже сам Г.Л. Гаджиев признает, что «российская судебная доктрина верховенства права находится в самом начале своего становления» . Думаю, действительно сложившаяся и полу­чившая всеобщее признание доктрина верховенства права не толь­ко в России, но и в мире в целом ещё ждёт своих дальнейших глу­боких исследований.

Традиционно считается, что наиболее полно концепция верхо­венства права разработана Л. Дайси в работе «Основы государст­венного права Англии», в которой он писал:

«Никто нс может быть наказан и поплатиться лично или своим состоянием иначе, как за определенное нарушение закона, доказан­ное обычным законным способом перед обыкновенными судами страны...

Жители ограждены от произвола власти... (и) подчиняются за­конам. а не капризам...

У нас пег никого, кто был бы выше закона... всякий человек, ка­ково бы ни было его происхождение, подчиняется обыкновенным законам государства и подлежит юрисдикции обыкновенных су­дов. ... Конституция основана на верховенстве права, потому что общие принципы конституции... являются у пас результатом су­дебных решений, определяющих права частных лиц.

В отдельных случаях представляемых на решение судов...

Самые чрезвычайные полномочия, которые даются или санкцио­нируются статутами, не могут быть действительно неограниченны, так как они зависят от выражении самого акта, и главное от того толкования, какое дадут статуту суды...» 2 .

Вместе с тем. с позиции современной общей теории права воз­можно ли выводы о верховенстве права, к которым пришёл Л. Дай­си, признать сложившейся доктриной, т. с. устоявшейся системой убедительных и достоверных научных взглядов, получивших при­знание хотя бы среди большинства научных и практических работ­
ников? Думаю, нет. Во-первых, в данной цитате А. Данси четыре раза применил термин «закон», а не «право» и не уточнил их со­держание. Во-вторых, Л. Даней дискуссионно утверждал о том, что «Конституция основана на верховенстве права, потому что общие принципы конституции... являются у нас результатом судебных решении»’. На мой взгляд, специальные принципы как националь­ного. так и международного права, реализующиеся в государстве, могут быть выработаны во многих его формах. Не только прин­ципы права, содержащиеся в Конституции, являются результа­том практической деятельности всех участников правоотношений и впоследствии лишь могут найти свое отражение в судебных реше­ниях. В-третьих, «статут» (правовой «акт») является лишь одной из форм национального права, который не может исключать иных форм как национального, так и международного права. В-четвер­тых, суды вправе давать лишь буквальное толкование «статутов» (правовых «актов») и исключать в своей практике расширительное и ограничительное толкование права.

Таким образом, концепция «верховенства права», основанная лишь на отрицании деспотизма и произвола власти, разработанная Л. Дайси, требует своего дальнейшего и более глубокого развития. В отличие от нрава времен Л. Дайси современное право, как родовое понятие выражается не только в исследованных нм статутах, ио так­же и в иных формах как национального, так и международного права. Безусловно, для Англин времён Альберта Бенна Дайси сде­ланные нм выводы являлись ие только научным прорывом, но и че­ловеческим подвигом. Однако нс следует забывать, что концепцию «верховенства права» он прежде всего использовал применительно к привлечению лиц к уголовной ответственности и исключительно в случаях нарушения статутов, а не на основании произвола долж­ностных лиц, то есть формального равенства всех перед законом. В современный период концепция «верховенства права» должна иметь значительно более глубокое содержание и, следовательно, нуждается в существенном теоретическом переосмыслении.

Лорд Бингхем (Bingham) в 2006 г., анализируя первую статью Закона Великобритании о конституционной реформе 2005 г., уста-
повившей, что Закон нс повлияет негативным образом на «сущест­вующий конституционный принцип верховенства права», обосно­ванно заметил: суды регулярно ссылаются на верховенство права, по не указывают, что они под этим понимают. Более того, многие авторы убедительно сомневаются в значении и ценности указанно­го понятия, например. Раз (Raz). Финнис (Finnis), Шкляр (Scklar), Валдроп (Waldron) и Таманаха (Tamanaha) 1 .

Индекс верховенства права, ежегодно издаваемый в рамках про­екта World justice Project, оценивает верховенство права с исполь­зованием следующих индикаторов: 1) ограниченные полномочия государственного аппарата: 2) отсутствие коррупции; 3) порядок и безопасность: 4) основные права: 5) открытое правительство; 6) надлежащее правоприменение: 7) гражданское судопроизводст­во; 8) уголовное судопроизводство. Па мой взгляд, во-первых, дан­ные «индикаторы» носят весьма неопределённый характер и мо­гли бы быть применены к самым разнообразным, как правовым, так и неправовым явлениям. Во-вторых, думаю, перечень таких «индикаторов» с такой же долей вероятности возможно было бы 11 род ол жать бес конечно.

В специальной литературе активно изучается трактовка верхо­венства права, высказанная Таманахой. По его мнению, «верхо­венство нрава, но своей сути, требует, чтобы должностные лица и граждане подчинялись и действовали в обязательном порядке на основе права. Это основное требование влечёт установление минимального набора признаков: право должно быть установле­но заранее (относится к будущему), быть обнародованным, об­щим, чётким, стабильным и определённым и применяться ко всем. В случае отсутствия этих признаков наличие верховенства права не признаётся» . Вместе с тем, «минимальный набор признаков» верховенства права, предлагаемый Таманахой, во-первых, нс яв­ляется оригинальным. Названные «признаки» возможно в равной степени относить как к отдельным формам национального права (в частности, к национальным правовым актам или обычаям), так и к национальному праву во всех его формах в целом. Во-вторых,

Тамаиаха не указал формы международного и национального пра­ва. В-третьих, не разъяснил, над чем (кем) же «право» верховенст­вует.

Традиционно в самом общем виде специалисты рассматрива­ют концепцию «верховенство права» как противоположность произволу. Однако в этой связи остаётся открытым вопрос: про­изволу каких органов или лиц? Так. верховенство права по Дан­си сводилось лишь к ограничению исполнительной власти и нс включало ограничение законодательной власти парламента. Вероятно, такое ограниченное понятие верховенства права осно­вывалось на юридическом позитивизме и концепции «верховен­ства парламента».

М. Крайгир обосновано заметил: «...пишущие о верховенстве права часто различают его «тонкие» или «формальные» концеп­ции. с одной стороны, п «толстые», «существенные» или «матери­альные» концепции - с другой. Первые ограничиваются формаль­ными свойствами законов и правовых институтов, ставящих своей целью верховенство права. Вторые же требуют включения суще­ственных элементов более широкой концепции идеального обще­ства и государства - демократического, с рыночной экономикой, уважением прав человека или чего-либо подобного»". По мнению Крайгира, «современные правоведы - аналитики предпочитают первый путь. Они зачастую даже принимают... или расширяют... восемь известных принципов Лона Фуллера, относящихся к тому, что сам он называл «зтикоіі права», в том смысле, что эти прин­ципы являлись определяющими характеристиками верховенства права, даже если эти правоведы не соглашались с Фуллером отно­сительно того, заслуженно ли эти принципы именуются мораль­но-этическими. По словам Фуллера, эти принципы заключались в том, что должны существовать некие правила, которым нужно быть общеизвестными, предсказуемыми, понятными, непротиво­речивыми, принципиально выполнимыми и достаточно стабиль­ными - с тем чтобы граждане могли ориентироваться на них в сво­их действиях, - а также осуществляемыми посредством методов, совпадающих с их условиями»-.

Как «тонкие», так и «толстые» концепции «верховенства нра­ва» представляются теоретически дискуссионными, а практиче­ски неэффективными. «Тонкие» концепции «верховенства нрава», ограничивающиеся «формальными свойствами законов и право­вых институтов, ставящих своей целью формирование верховен­ства права», во-первых, ограничиваются прежде всего «законами» и не включают в единую систему права иные формы националь­ного и (или) международного права. Во-вторых, с позиции науч­но дискуссионных концепций интегративного иравоионимания в концепцию верховенства права традиционно ключают, например, «правовые институты, ставящие своей целью формирование верхо­венства права», на мой взгляд, нс имеющие достаточно определён­ной природы и являющиеся неправом. Следовательно, сторонники «тонких» концепций «верховенства права», с одной стороны, ис­ходя из юридического позитивизма, прежде всего ограничиваются только одной формой внутригосударственного права «законом», «законодательством» (а точнее - национальными правовыми ак­тами); с другой стороны, противореча сами, себе, в соответствии с научно дискуссионными концепциями интегративного правопо- нимания включают в право также и неправо - «правовые институ­ты, ставящие своей целью формирование верховенства права».

Учитывая изложенные теоретические аргументы, хотелось бы присоединиться к теоретически убедительному выводу А.Ф. Чер­данцева и Н.А. Власенко: «С позиции онтологии в понятие права мы ие должны включать разноплановые явления (на мой взгляд, точнее - разнородные явлення. - В. Е.), хотя и в чём-то свя­занные между собой. В этой ситуации право лишается онтоло­гической однородности, монолитности и становится явлением неопределённым» . Как представляется, с позиции онтологии, ис­ходя из научно обоснованной концепции интегративного понима­ния права, теоретически более обосновано, а практически необхо­димо, включать собственно в «право» только однородные и лишь правовые явления - прежде всего принципы и нормы права, со­держащиеся в единой, развивающейся и многоуровневой системе
форм национального и (или) международного права, реализующи­еся в государстве. В результате право будет находиться в непре­рывном диалектическом развитии от неопределенности к большей степени его определенности. При таком теоретическом подходе определенность нрава возможно рассматривать ие только как соот­ветствующее качество права, ио и как цель совместной деятельнос­ти управомоченных правотворческих органов, организаций и т. д„ к которой необходимо постоянно стремиться.

Убежден, теоретически ещё более спорными, а практически контрпродуктивными являются «толстые» концепции «верховен­ства нрава», основанные на научно дискуссионных различных кон­цепциях интегративного правопонимания, требующих включения существенных элементов более широкой концепции идеального общества и государства - «демократического, с рыночной эконо­микой, уважением прав человека или чего-либо подобного», т. е. неправа. Полагаю, подобное «размывание» права неправом в ре­зультате может привести (и приводит) к разнообразной и даже противоречивой правоприменительной (в том числе - судебной) практике, а, следовательно, к нарушению прав и правовых интере­сов физических и юридических лип .

Характерно, что в английской концепции «верховенства права» «государство» вообще ие содержится. По мнению. М. Краіігира, это связано с тем. что «... английская традиция долгое время придержи­валась плюралистического подхода в своей концепции источников права... с множеством взаимодополняющих и конкурирующих ав­торитетных источников, в том числе обычаев судебного обихода, судебных решений и писаных законов... В соответствии с традици­ей общего права общепринятой практикой было принято на протя­жении долгого времени считать, что «издревле обретённое собра­ние исписанных заветов и обычаев... являлось главным источником права и единственным способом подтвердить, что та или иная сен­тенция есть норма общего права, показав, что она соблюдалась согласно обычаю... В пользу такого обычая свидетельствовало.... наличие другого незакоиодателыюго источника, а именно реше­ний судов по конкретным делам... Вот это и было «общее право»...,
которое сторонники верховенства права в XVII веке предпочитали повелениям своего короля: «Право, сформированное сложившей­ся практикой, право, не созданное по воле, приказанию или праву самодержца, ограничивало его правление, лишая его возможности творить произвол»’.

В то же время, начиная с XVIII в. с позиции юридического по­зитивизма право начало преимущественно рассматриваться как продукт деятельности законодателя, «суверена». Отсюда возник вопрос о трансформации сущности как права, так и «верховенст­ва нрава». В связи с этим М. Крайгир пишет: «Потрясённые таким понижением статуса права, ранее имевшего верховенство над суве­реном. и тем. это они «сочли» «произволом» по отношению к себе со стороны суверенного британского парламента, американские колонисты вначале устроили революцию, а затем применили про­рывную инновацию - писаную конституцию, обязательную для законодателя и регулярно контролируемую независимым Верхов­ным судом, чьи решения со временем также стали обязательными для законодателя. Это было новаторским способом реабилитиро­вать давнишний правовой принцип»-.

В современный период, как справедливо признаёт М. Крайгир: «...законодательство перевесило обычаи судебного обихода и даже судебные решения, став главным и всё более властным источником права также и в странах общего нрава...» . В этой связи, например, по обоснованному мнению Д. Паломбелла, сущность верховенства права состоит в подчинении государства праву*. Другое дело, что в разные исторические периоды и в различных государствах преоб­ладали разнообразные формы прежде всего национального права. Думаю, насущная задача любого современного государства (в том числе и России) состоит в разработке и закреплении в конституциях и иных национальных правовых актах единой системы форм нацио­нального и (или) международного права, реализующегося в государ­
стве, содержащей принципы и нормы права, обязательные для всех участников правоотношении, втом числе не только для правоприме­нительных, но и правотворческих органов государственной власти.

Характерно, что современная концепция верховенства нрава ие ограничивается только национальным нравом. В настоящий пе­риод в международных декларациях о верховенстве права в самом общем виде говорится о соблюдении человеческого достоинства, фундаментальных прав и участии в демократических процессах. Весьма показателен и третий параграф Всеобщей декларации прав человека, устанавливающей: «Принимая во внимание, что необхо­димо, чтобы права человека обеспечивались верховенством права в целях обеспечения того, чтобы человек нс был вынужден прибе­гать, в качестве последнего средства, к восстанию против тирании и угнетения» 1 . В 2004 г. Генеральный секретарь ООП разъяснил данный параграф: «Верховенство права является стержневой кон­цепцией для миссии ООІI. Оно подразумевает такую организацию управления, при которой все люди, институты, организации, пу­бличные и частные, включая само государство, подчиняются зако­нам. которые, в свою очередь, подлежат официальному обнародо­ванию, применяются равно но отношению ко всем и реализуются независимым судом, а также соответствуют международным стан­дартам и нормам в области нрав человека. Оно также требует обес­печения реализации принципов приоритета права, равенства перед законом, ответственности перед законом, беспристрастности в пра­воприменении, разделения властей, участия людей в принятии ре­шении, правовой определённости, недопущения произвола, а также процедурной и правовой прозрачности» (выделено миоіі. В. Е.). В этом документе обращает на себя внимание то, что, во-первых, несколько раз говорится не о праве как о родовом понятии, а только лишь об одном его виде - законе. Во-вторых, в данном документе даже не сделана попытка определить иные формы национального нрава. В-третьих, о международном праве традиционно говорится лишь в самом общем виде: «международные стандарты и нормы
в области прав человека». В-четвертых, ничего нс пишется о соот­ношении международного и национального права.

В самом общем виде упоминается о верховенстве нрава и в по­следнем параграфе преамбулы Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г.: «Преисполненные ре­шимости как правительства европейских государств, движимые единым стремлением и имеющие общее наследие политических традиций, идеалов, свободы и верховенства права, сделать первые шаги на нуги обеспечения коллективного осуществления некото­рых из прав, изложенных во Всеобщей декларации».

Термин «верховенство права» содержится во многих националь­ных конституциях. Однако в большинстве из них «право» сводится к «законам», принятым правотворческими органами государства. Ф. Бентер справедливо полагает: «Это понятие фактически прио­брело статус некоего «шифра», алгоритма желательного поведения государства. Оно отражает, по широкому и разнообразному мне­нию, нечто, что является конституционным, юридическим и по­литическим благом. Однако ключевой вопрос в данном случае: как можно наполнить его содержанием при отсутствии новых или оспариваемых определений? Это всё равно, что наполнять сосуд жидкостью, которая не течёт» 1 . Ф. Вентер, пытаясь ответить на дан­ный ключевой вопрос, думаю, пришёл к теоретически дискуссион­ному выводу: «...верховенство права является частью конституци­онализма как одного из его элементов...» . На мой взгляд, при всей важности национальных конституций, безусловно, являющихся фундаментальными (основополагающими) видами национальных правовых актов, необходимо подчеркнуть: имеются и другие наци­ональные правовые акты, а также другие формы внутригосударст­венного и международного права 1 .

Как представляется, требуется нс простое уточнение, детализа­ция или переосмысление концепции «верховенства права», а се су-
шественная модернизация, объективно предполагающая необхо­димость более глубокого теоретического исследования с позиции научно обоснованной концепции интегративного правопонима- ния. Один из разработчиков категории «верховенство нрава» про­фессор А. В. Дайси использовал её только применительно к при­влечению к уголовной ответственности исключительно в случае нарушения строго установленных правил поведения. Вместе с тем, в настоящее время возникает множество иных вопросов. Напри­мер, первый: каковы современные формы международного и наци­онального права? Второй: имеется ли строгая иерархия принципов и норм права, содержащихся в формах международного и нацио­нального права? Третий: какова природа принципов международ­ного и национального права? Четвёртый: концепция верховенства права относится только к гражданам и юридическим лицам либо также и ко всем органам государственной власти и органам мест­ного самоуправления без какого-либо исключения? Пятый: прин­ципы и нормы права - «продукт» только правотворческих орга­нов государственной власти, либо возможны иные их источники? Шестой: если да, то какие?

Весьма характерным представляется вывод С.Ф. Ударцева и Ж.Р. Темирбекова, полагающих, что в целом «...доктрины верхо­венства права и правового государства - два варианта обозначения приоритета нрава, развивающиеся в разных правовых системах. Доктрина верховенства нрава является относительно более общим выражением места права в системе общества, а доктрины правово­го государства относительно более частной, ориентированной на определение соотношения права и государства, на программи­рование правомерности и разумного ограничения (в том числе са­моограничения) деятельности государства как главного института, обеспечивающего правотворчество и правоприменение»’ (выделе­но мной. - В. Е.).

К сожалению, научные работники, пишущие как на английском, так и на русском языках, не всегда разграничивают понятия «кон­цепция» и «доктрина». Весьма показательно, что названные выше

авторы назвали статью «Концепции» «верховенство права» и «пра­вового государства», а в тексте гон же статьи применяют другое по­нятие - «доктрина». Вместе с тем. в соответствии с философским энциклопедическим словарём доктрина (от лаг. doctrina - уче­ние) - это «систематизированное политические, идеологическое или философское учение,... совокупность принципов» 1 , а концеп­ция (от лат. conception) ведущий замысел, определённый способ понимания, трактовки какого-либо явления; внезапное рождение идеи, оси. мысли...» .

Даже краткий анализ становления и дальнейшего развития тер­мина «верховенство права» в международных документах и поня­тия «верховенство права» в зарубежной специальной литературе позволяет сделать следующие неутешительные выводы.

Доктрина «верховенства права» как сложившаяся и признанная система научных взглядов, имеющая существенное практическое значение, до настоящего времени в мире нс разработана.

Поскольку современное право с позиции научно обоснованной концепции интегративного правопонимания является по отноше­нию к государству как «внешним» (например, международные до­говоры), гак и «внутренним» (например, национальные правовые акты) регуляторами общественных отношений, постольку само­стоятельная концепция, а тем более - «доктрина», «верховенства права» представляется теоретически дискуссионной.

В этой связи в настоящее время с позиции научно обоснован­ной концепции интегративного правопонимания «верховенство права», полагаю, теоретически более обосновано рассматривать как плодотворную научную концепцию, но в рамках более об­щей концепции «правового государства» государства, огра­ниченного правом в целом. Как нравом, источниками которого является само государство (например, национальные правовые акты), так и правом, источниками которого государство не яв­ляется (например, международные договоры и обычаи между­народного права, правовые договоры и обычаи национального права).