Повесть об азовском осадном сидении донских казаков. Эволюция жанров исторического повествования

Лета 7150 году Октября 28 дня. К великому государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу, в Белорусии, приехали из Турецкой земли, с Дону, из Азова города, Донские казаки: атаман Наум Васильев, да ясаул Федор Иванов, а с ними приехало Донских же рядовых выборных казаков двадцать четыре человека, которые сидели в Азове городе от Турок в осаде, и свою осадную и боевую и вылазковую привезли они с собою подлинную роспись.

А в росписи их пишет подлинно порознь по статьям.

В прошлом во 149-м году, Июля в 24-й день, прислал Турской Обрагим салтан царь к нам Донским казакам четыре паши, да двух своих полковников, да капитана, да Мустафу, ближние своея думы и тайного своего покою слугу, добре над нами смотрить промыслу, как станут промышлять паши его и полковники над Азовым городом, а с ними пашами прислал многую свою собранную казну и босурманскую свою многую силу, да с ними же прислал, совокупя на нас Донских казаков, подручных своих и подданных двенадцати земель воинских людей. А своей силы, по спискам его, бранного боевого люду двести тысяч, окроме Поморских и Кафинских черных мужиков, а которые на сей стороне моря собраны со всей орды Крымские и Нагайские на загребь, чтоб нас казаков в Азове городе живых загресть и засыпать бы им нас горою высокою, как они загребают люди Персицкие; а себе бы им тою нашею смертию учинить славу великую, а нас бы им укорить вовеки. А те собраны у них черных мужиков многие тысячи, им же не бе числа. Да с теми же его пашами пришел Крымской царь, да брат его родной Крымгирей царевич с своею ордою Крымскою и Нагайскою, а с ними Крымских и Нагайских людей мурз и Taтар, ведомых людей, окроме охотников, сорок тысяч, да с ним же царевичем пришло Горских и Черкаских князей из Кабарды тысяча человек. Да с ними же пашами было наемных людей из Венеции Немецких два полковника, а с ними солдат было шесть тысяч человек. Да с нимиж пашами были для всяких подкопных и приступных промыслов Немецкие люди городоимцы, мудрые вымышленники многих государств из Греческие и из Стекольные и из Французские земли, пинарщики, которые умеют всякие приступные делать и вымышлять дела и подкопные подземельные вести мудрости и ядра огненные зажигательные. А снаряду всякого с теми пашами и полковники было под тем городом Азовым великих больших проломных 129 пушек, а ядра у тех пушек были в полпуда и в полтора пуда и в два пуда, да мелкова снаряду было с ними пушек и туфяков шестьсот семдесят четыре пушки, окроме огненных верховых зажигательных пушек, а тех верховых было тридцать две пушки, а тот весь снаряд был у них весь на цепях, боясь того, чтобы на вылазках вышед его не взяли. А было с теми Турецкими пашами людей его под Азовым городом и разных земель: первые Турки, вторые Крым, третие Греки, четвертые Сербы, пятые Арапы, шестые Можары, седьмые Буданы, осьмые Бойшляны, девятые Арнауты, десятые Мутяны, первые-надесять Волохи, вторые-надесять Черкасы, третие-надесять Немцы, четвертые-надесять Янычери. И всего с пашами и с полковники и с капитаном было под Азовым городом людей его, и с Крымским царем и с царевичем Крымгиреем, по спискам бранного всякого боевого мужика, окроме вымышленников Немецких и черных мужиков и охотников, двести пятьдесят шесть тысяч. А сбирал он, Турской царь, ту силу за морем на нас, Донских казаков, идти под Азов город, ровно четыре года, а на пятой год в лето 7149 году, месяца Июля в 24-й, на Рождество святого славного пророка и Предтечи Крестителя Господня Иоанна, пришли они в осмый 1 час дни, в самой обед.

Паши же его Турские, полковники и капитан, и Крымской царь и царевич наступили они своими силами на Азовские поля, и заняли они много степи, и показалося нам в Азове городе аки леса темные стали. И от силы их Турецкие и от рыскания конского земля у нас под Азовым городом рехнулась, и из реки Дону вода на берег показалось нам, сидя в Азове городе, выступила. Мы же бедные от того вельми, сидя, ужаснулись, токмо упование положихом на Бога и на Пречистую Богородицу и на всех святых Его угодников, ни откуду же помощи чаяху.

Турки же по полям почали шатры и палатки многие ставить и наметы делать, понеже бо бе время летнее, и почали у них в полкех быть трубли и игры и свирельные писки великие жалостньм обычаем; еще же почали у них трубить в трубы Немецкие и Турецкие несказанными гласы, страшными и неизреченными босурманскими играми.

Последи же тех всяких игор почала у них быть стрельба мушкетная и пушечная великая, как есть стояла над городом над Азовом и над нами громная туча и от воскурения пищального и от пушечного дым велий, что друг друга не видети.

Мы же бедные от их босурманского приходу вельми ужаснулись, и немочно нам такую их великую силу сметить. Стали же они к нам близостию ставиться только за полверсты малые от Азова города. Янычерские же головы идут строем к нам под город великими полками, разделяясь знаменами, на ширенки многия без знаку, набат у них гремят и в трубы трубят и в барабаны бьют беспрестанно, и ни в каких строях таких знамен и набатов и барабанов мы не видали.

Пришли же к нам самою близостию двенадцать голов янычерских, к городу Азову, стекшися стали круг города в восемь рядов от реки Дону, захватя до моря рука за руку. Мы же то все видим у них у всех Янычер, что кипят у мушкетов их, аки свечи горят, фитили спучены с серою горючею. А у всякого Янычерского головы в полку его по двенадцати тысяч человек. А бой у них у всех огненной мушкетной, а платье у всех тех Янычерских голов надето золотные бешмети, а на Янычерях на всех построено платье единоцветное красное, а мушкеты и пищали у них долгие Турецкие с жаграми железными, стальными и с укладными. А подобен их строй нашему Русскому солдатскому строю. Да с ними же тут стали в ряд Немецкие два полковника с своими Немецкими людьми с наемными солдатами. А в полку их было шесть тысяч человек.

Мы же за помощию Божиею ничего в то время зла им и бою никакого им не дали, ожидаем к себе, что у них промыслу на нас будет. Токмо уделываем земляные подкопы и готовим на них, всякое большое и мелкое ружье заряжаем дробом и посечками мелкими железными.

Того же дни на вечер, как пришли к нам Турки под город, паши же и капитан и полковники прислали к нам под город пеших своих босурманских Турецких толмачей и Персидских и Немецких людей с выговором.

А говорить велели строю пехотному Янычерскому голове, и голова их Янычерской почал нам Донским казакам говорить словом Турского царя и четырех пашей, и капитана, и от царя и от царевича Крымского речью гладкою и словами умиленными: Люди Божии, Царя небесного, в пустыни сей никем видими, или посылаеми, яко орлы парящие, без страха по воздуху летаеми, и яко львы свирепые в пустынех рыскаете; казачество Донское вольное, соседи наши ближние, непостоянные нравы, лукавые пустынные жители и разбойницы непощадные, несытые ваши очи, не полны ваши чрева! Кому приносите такие обиды великие и страшные грубости? Наступили вы на такую десницу высокую, на царя нашего Турского. Невпрямь вы еще на Руси богатыри святорусские, где вы можете убежати от руки его такие сильные? Прогневали вы Амурат-салтаново величество, убили вы слугу его верного, посла его Турского Фому Кутугина 2, а с ним побили всех Армен и Греков многих людей; а послан он был к вашему великому государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу Московскому и всея России. Да вы же взяли любимую его вотчину царя Турского славной красной Азов город, напали вы на него аки гладные волцы, не пощадили вы в нем никакова мужичья возраста, побили вы всех до единого человека, положили вы тем на себя лютое имя звериное; разгневали вы нашего царя Турского с своею ордою кривородством своим тем нашим Азовым городом, а та у него орда Крымская оборона его на все стороны страшная.

Второе, разлучили вы его с корабельным пристанищем, затворили вы им Азовым городом все море синее, не дадите проходу по морю ни кораблям, ни каторгам, ни в которые поморские города царя Турского. Согрубя вы такую грубость лютую, конца ли себе в нем дожидаетесь или смерти разные горькие? Сердца ваши христианские жестокие, очистите вотчину царя Турского, Азов город, в сию нощь, не мешкая, доколе всех вас не побьем; а что в том нашем Азове городе есть вашего воровского грабительного собрания и всяких ваших пожитков, и нам до того дела нет: то все понесите вон из Азова города в свои казачьи городки с собою без страху к своим товарищам, а на отхождении ничем вас не тронем. А естьли вы только из Азова города в нощь сию вон не выдите, не может уже завтра от нас жив быти никто от вас злодеев. А укрытися и убежати вам из Азова города некуды, а заступити и выручити вас от руки нашея также сильные некому. И против нашего царя Турского и таких великих и непобедимых страшных восточных и полуденных сил кто стояти или битися может? Подобно ему из царей и из князей величеством на свете несть. Токмо повинен он единому Небесному Богу, и страж он Гробу Господню, и по воле Божией избра его Бог на свете сем единого, паче ото всех царей и князей земных. Промышляйте в нощь сию животом своим. И не мрите от руки его лютою своею вольною смертию. Он, царь восточной, не убийца никому вашему брату вору казаку и разбойнику; ему то царю нашему честь достойная. Побити ему людей царя Российского, разве своей чести лишену быть. Недорога ему ваша кровь татиная и разбойничья.

А если вы уже переседите в нощь сию чрез цареву такую милостивую речь и заповедь в нашем Азове городе, и внезапу приимем мы заутра город Азов, а вас татей и разбойников яко птиц в руце свои возмем и предадим вас воров на муки разные и раздробим плоть вашу на крошки мелкие. Хотя бы вас всех воров сидело и сорок тысяч, ино силы для вас прислано с пашами больше трех сот тысяч. И волосов столько не будет на главах ваших, сколько стоит силы нашея под Азовым городом; видите вы и сами воры глупые очима своима такую силу великую и несчетную, как они покрыли такую степень великую, а и с высоты очи ваши то все видят, сколько нашея силы под Азовым городом, что другого краю силы нашей конца не видеть. Да и то даем вам ведомость, что от царства вашего Московского сильного и грозного никакой вам от людей не будет помощи, и выручити вас некому, потому что вы у нас взяли Азов город своим глупым воровским вымыслом, не доложась своего великого государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея России, да и запасу никакова хлебного с Руси к вам николи не пришлют.

А естьли вы служить похочете нашему царю Турскому, потому что ваша порода казачество Донское вольное, свирепое и бесстрашное, пастыря и учителя над собою не имеете, живете по вольности своей, принесите вину свою татиную и разбойничью и повинные свои глупые головы нашим пашам и полковником в повиновение на службу вечную, и за то отпустит вам царь наш Турской и паши его и полковники вины ваши страдничьи и не помянет прежние ваши грубости и нынешнего взятия Азовского.

И пожалует вас Донских казаков честию великою и обогатит вас он царь наш Турской великим и несчетным богатством и учинит вам казакам покой великой и положит на вас платье златоглавое и даст вам печати богатырские со златым своим царским клеймом, и всяк на вас казаков и зря на платье ваше в нашем царстве станут вам кланятися и почитать, и называть станут вас Дону славного казаки, избранные рыцари, знатные люди, и та ваша казачья слава вечная в Цареграде и в иных городех будет в веце сем, от Востоку и до Западу станут вас казаков называти во веки все орды босурманские, Перские и Елинские, святоpyccкие богатыри, что не устрашились от нас, сели вы в городе Азове такими своими малыми людьми, только имеете пять тысяч людей, а таких страшных великих и непобедимых триста тысяч сил не боитеся. Где вы ум свой девали? Каков перед вами славен и силен и многолюден и богат шах Кизылбашской и Персидской царь, владеет он всею Персидою, Индиею богатою и имеет у себя рати многие. И он не противу царя нашего Турского; не бывает того никогда же, что ему с нами битися и в городех и на полях не отсиживаются от силы нашея, видя к себе смирение наше, всегда повинуются нам и милости у нашего царя Турского просят.

По сем же ответ казачий из Азова города толмачам и голове Янычерскому.

Видим мы всех вас и до сех мест мы вас знаем и про вас ведаем, силы и пыхи царя вашего Турского все знаем, и видаемся мы с вами, Турками, по-часту на море и за морем и на сухом пути; давно мы вас ждали к себе в гости под Азов город и егда дождались, лишь вы потеряли дни многие, напрасно едучи к Азову городу.

Где полно Обрагим ваш царь Турской ум свой дел, или у него, царя Турского, не стало за морем злата и сребра, что он приехал под нас, казаков, для кровавых наших зипунов?

А сказываете нам, что прислал четырех пашей да капитана, да двух полковников, да с ними же прислал для нас Турецкие силы триста тысяч боевых людей, окроме мужиков черных, да на нас же нанял он четырех Немецких земель солдат шесть тысяч, да многих мудрых полковников и дал им за то казну свою великую. И то вам самим Турком ведомо, что по сие время никто даром зипунов с нас не снимывал. Хотя он Турской царь нас взятьем возмет в Азове городе такими своими великими силами и людьми наемными, и умом и разумом и промыслом Немецким, а не своим царевым разумом и храбростию, то небольшая ему почесть и хвала от своей братьи, от иных окрестных государств и земель будет; не изведет он тем нашего старинного казачьего прозвища, и не запустеет от того Дон головами нашими.

И на взыскание наше будут молодцы с Дону. Тогда в то время не убежати будет пашам вашим и капитану и полковником за море. А есть ли только избавит Бог от руки его такие сильные, отсидимся от вас в Азове городе от таких великих сил его от трех сот тысяч человек такими своими малыми людьми пятью тысящи, то великая срамота царю вашему от всех окрестных государств и земель будет.

А назвал он Турской царь сам себя ото всех земных царей и князей больше и честию выше и пишется стражем гроба Господня напрасно.

А сей город Азов строение благоверных великих царей Греческих Православныя христианские веры, а не вашего босурмана царя Турского, а он завладел им напрасно. А мы люди Божии, и надежда у нас вся на Его милость и потом на Пречистую Богородицу и на всех святых Его угодников, и на свою братию товарищев, которые у нас по Дону живут в городках: те нас выручат, а мы холопи природные государевы великого государя царства Московского.

А прозвание наше вечное казачество Донское вольное, бесстрашное; станем мы с ним, царем Турским, биться, что с худыми свиньями, то всеми вами и наемными вашими людьми окупим мы себе в живота место; где бывают рати ваши великие, тут станут ложиться от наших христианских рук трупы великие и ваши босурманские кости многие. А мы люди не шаха царя Персидского, хотя вы людей его и называете бабами и побиваете их множество.

И хотя нас казаков в Азове сидит и пять тысяч, только за Божиею помощию не боимся силы вашея трех сот тысяч, что прислано к нам и наняты на нас Немецкие многие люди от вашего босурмана царя Турского.

А гордому ему босурману и пашам, и капитану, и двум полковником за такие ваши слова глупые и неразумные станет Бог противиться, аки гордому Фараону и покорит рати ваши под ноги наша.

Разве он, собака смрадная, своим глупым высокоумием называется и в титлах своих неразумных пишется Богом; и не положил он босурман Бога помощника себе, но упова на тленное богатство свое, вознесяся бо сатана отец его гордостию своею до небес, и опусти его Бог за то с высоты в бездну во веки, а от нашея казачьи руки малые срамота будет царю вашему Турскому вечная.

Где рати великие стоят, и тут в полях у нас ревут медведи и волки, и всякие звери многие, и тут за утро лягут от рук наших под городом многие тысячи людей ваших, и многие же трупы и головы ваши объявятся на съедение всяких зверей и птиц, и покажет нас вам Бог за наше смирение и правду и кротость перед вами, собаками, аки львов яростных.

Давно у нас в полях наших летают орлы и играют враны черные и всякие птицы кровоядные, подле реки Дону, и дожидаются на съедение и на пищу плоти вашея, и всегда бегают звери дикие, медведи и волцы и лисицы, ожидающе на прокормление себе голов и трупу вашего.

А прежде сего тому пятой год, как мы взяли сей Азов город, и тогда те же всякие птицы слетались и звери дикие сбежались на ваши босурманские плоти побитые, на кормление и на пищу себе. А ныне мы вашими босурманскими головами и трупом накормим тех же всяких кровожадных птиц и всяких зверей диких до сытости на многие времена, и ныне им того же хочется.

А ведь мы Азов город взяли наперед сего в лето 7145-е у вашего царя Турского не татиным и не разбойным промыслом, в день, а не ночью, дородством и разумом своим, взятьем бьючися с вами с поганцы с лица на лицо, не бояся и не страшася великие силы вашея впред для опыту, каковы царя вашего Турского в городех люди сидят.

А ныне мы бедные сели от вас в осаде в Азове городе малыми людьми, разделяясь нароком надвое, для опыту же смотрети Турских ваших разумных умов и промыслов.

А все то мы применяясь к Иерусалиму и к Царюграду, хочется нам так взять у вас Царьгород. А то государство было христианское прежних великих благочестивых царей Греческих строение, а не вашего босурмана царя Турского. Да вы же нас босурманы пужаете и грозите нам, что с Руси к нам не будет и не пришлют никаких запасов и из царства Московского никаких к нам воинских людей на помощь не будет же; про то мы и сами ведаем и без вас и о том и о всем к великому государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея России к Москве писано.

Какие будто мы на Руси люди надобные и дорогие!

Мы в Московском государстве ничем не надобны и не годны, и такую очередь мы за собою знаем и ведаем подлинно.

То государство Московское великое и пространное и многолюдное сияет посреди всех государств и земель и орд босурманских и Елинских и Персидских аки солнце.

И не почитают нас бедных на Руси ничем и ненавидят нас аки псов смрадных, потому что отбегохом мы из того государства Московского и из иных его государевых розных городов от неволи и налога, из работы и из холопства вечного и от неволи великие, от его государевых князей и бояр и дворян и детей боярских Московских и всяких городовых приказных людей. Да зде вселились в пустыни непроходимые, токмо взираем на Бога и на всех святых Его угодников.

Кому о нас бедных в Московском государстве потужить или порадеть? Все князи, и бояре, и дворяне, и дети боярские Московского чину и разных городов приказные люди концу и смерти и погибели нашей рады; а запасы хлебные с Руси к нам николи не бывают, кормит нас Бог молодцов на поле Своею милостию, зверьми дикими, да морскою рыбою питаемся, яко птицы небесные ни сеем, ни орем, ни в житницы собираем, а сыти бываем. Тако мы бедные питаемся подле синего моря.

А сребро и злато емлем мы у вас за морем, то вам и самим ведомо.

А жены себе красные выбираем у вас же, уводим из Царяграда и у жен ваших детей вместе приживаем с вами.

А се мы взяли у вас Азов город своею волею, а не государевым повелением для казачьих зипунов своих и для лютых пыхов ваших, и за то на нас, холопей своих дальних, великий государь царь и великий князь Михаил Федорович вельми кручинится, и мы бедные за то от него великого государя за взятие Азовское боимся казни смертные.

А он государь наш царь и великий князь Михаил Федорович всея России многих государств и орд государь и обладатель.

И есть у него государя в вечном его холопстве таких босурманских царей не один, и служат ему, государю, в таковуж пору, каков и Обрагим ваш царь Турской; только он, государь наш великий и пресветлый, чинит по преданию святых Апостолов и святых отец и не желает пролити босурманских кровей ваших.

И так он, государь наш, богат от Бога данными своими оброки и без вашего босурманского смрадного богатства. Есть-ли бы было на то его государево повеление такое, восхотел бы он, великий государь, пролити крови вашей, и разорения б вашего босурманского желал, и хотяб он на вас на всех босурман велел войною идти одной своей украине, которые живут у него государя от поля орды Нагайские, ино бы и тут собралось государевых людей больше легиона тысячи людей его украинных, такие его государевы люди Русские украинцы, подобны и алчны на вас за ваше разорение и полонное терпение, яко львы яростные хотят поглотити вас и живу плоть вашу босурманскую поясть. Да держит их и не повелит им великий государь царь и великий князь Михаил Федорович всея России. И на то его десница государская.

А в городех, во всех, под его государевым страхом смертным, держат их повелением государевым бояре и воеводы.

И не укрылся бы ваш Обрагим Турской царь от руки его государевы и от десницы его высокие, и море бы синее не удержало людей его. Были бы за ним государем однем летом Иерусалим и Царьград по прежнему благочестивых царей. А в городех бы Турецких во всех не устоял бы и камень на камени от разуму и промыслу людей его государевых. Да вы же нас зовете словом царя Турского, чтоб нам жить за ним и служить ему царю Турскому, а сулите нам от него царя Турского честь великую и богатство многое. А мы люди Божии, а холопи государя царя Московского, а все нарицаемся по крещении христиане. Како служити нам мочно царю вашему неверному, оставя нынешний свет и идти во тьму кромешную?

Буде мы отсидимся в Азове городе от таких сил его великих, и тогда побываем у него и за морем под его Царем-городом и посмотрим его Царя-града строем кровей ваших. Там с ним царем Турским с самим переговорим речь всякую. Лишь бы ему наша казачья речь полюбилась.

А станем мы ему служить и радеть всеми своими молодецкими головами над его и над всеми его людскими головами с пищальми казачьими, да своими саблями вострыми. А тепере нам с вами и говорить не с кем, с пашами вашими.

А как наперед сего учинили вы над Царем-городом, а взяли вы его взятьем и убили вы царя Греческого православные христианские веры Константина Ивановича благоверного и побили вы в том Царе-граде христиан тьмы и тысячи многие, обагрили вы кровию нашею христианскою все пороги церковные и искоренили до конца веру христианскую: такобы и ныне нам учинить над всеми вами и собрався взять бы нам Обрагима царя вашего Турского и убить бы тако же, как и вы убили благоверного царя Греческого Константина Ивановича, и принять бы нам Царь-город со всеми вами босурманы, и пролить бы вашу кровь нечистую. Тогда у нас с вами и мир на том месте поставится.

А ныне нам с вами и говорить нечего: что мы у вас слышали, то мы все твердо знаем.

А что вы от нас слышите, и то все скажите речь нашу пашам и капитану и полковникам своим. А мириться или вериться нам с вами никоими делы не мочно; понеже бо христианину с босурманом несть согласия. Христианин побожится душою христианскою, и на той он правде стоит во веки. А ваш брат босурман побожится верою босурманскою, ино все лжет. А вера ваша босурманская равна бешеной собаке. Ино чему вашему брату и верить?

Рады мы вас за утро потчивать, чем у нас в Азове Бог случил. Поедьте к своим глупым пашам не мешкая. А впред к нам опять с такою своею глупою речью не ездите, а манить вам нас лише дни терять.

А кто от вас к нам впред с такою глупою неразумною речью приедет, и тому от нас под стеною города Азова быть убитому.

Промышляйте вы тем, для чего вы к нам под Азов город от царя Турского присланы. А мы у вас Азов город взяли головами своими молодецкими немногими людьми. А вы его у нас из рук наших казачьих доступайте головами своими Турецкими многими своими тысячи, и кому то у нас на бою поможет Бог. Потерять вам под Азовым городом Турецких своих голов многие тысячи, а не видать его вам из рук наших казачьих и до веку, что ушей своих.

Разве его отымет у нас, холопей своих дальних, великий государь царь и великий князь Михаил Федорович всея России, да вас тем городом Азовом пожалует, тогда уже в то время будет вам на то его государская воля.

И как от Азова города голова и толмачи поехали в силы своя Турецкие к пашам и к капитану и к полковникам и сказали наш ответ во всех полкех, и у них в то время замешались во всех полкех все воинские люди. И почали в трубы трубить великие собрався все, а после собрания той трубли стали бить в граматы свои великие и в набаты и трубить в роги и свирели, и в цыбызги учали играть жалостным обычаем.

А то все знатно, что готовятся к приступу на взятие града Азова, а у пехоты их у всех солдатских и Янычерских голов в полкех их потихоньку в барабаны бьют.

Разбираючи они в полкех своих и строились ночь всю до света. И как на дворе уже час дни.

Потом же почали выступать из станов своих Турецких, знамена их расцвели и препоры на поле, как есть стали цветы многие различные, и от трубу и от набатов их великих пошел неизреченной визг, дивен и страшен вельми приход их к нам под Азов город, никогда нигде такова приходу мы не видали, и страшнее быть нельзя.

Первой приход их к нам под город, пришли к нам к приступу Немецкие два полковника с солдатами, а за ними пришел строй весь пехотной Янычерской, а в тех полкех сто пятьдесят тысяч людей воинских.

Потому мы знаем, что наперед сего и от роду их на приступ весь пехотный строй к городам нигде не хаживали.

Толь смело и жестоко приход к городу Азову. Перво приклонили они знамена свои все и покрыли наш весь Азов город.

И почали сечь топорами и кирками железными городовые стены и башни. А на стены града пошли по лестницам, хотели нас взять того же часу первого своими многими несказанными силами.

И в то время пошла у нас стрельба на них осадная из города. А до тех мест мы им все молчали, а во огни и в дыму немочно у нас друг друга видети на обе стороны. Лише гром стоял от стрельбы их огненной, да дым топился до небес. Как есть стояла страшная и грозная туча, когда бывает с небес гром с молниею.

И которые у нас подземные подкопы отведены были за город наперед сего для их приступного времени, и те наши подкопы от множества их неизреченных сил и от бросания многого людского не устояли и не удержались, все обвалились, и на тех пропастях подкопных побито от нас, Донских казаков, Турецкие их собранные силы многие тысячи; на те подкопы приведен у нас был весь снаряд и набит был у нас, казаков, дробью железными усечками. И убито их Турских людей от нас, Донских казаков, под стеною города на том первом приступе в тот первой день, шесть голов Янычерских, да два наемных Немецких полковника со всеми их солдатами шестию тысячи.

Да в тот же первой день, на том же первом приступе, взяли мы у них на вылазке большое знамя царя их Турского с клеймом его, а паши его и полковники перво приступали всеми силами в самой первой день и до самой ночи и зарю всю вечернюю. И в то время, в тот первой день, убито их от нас, Донских казаков, под городом Азовым, окроме шести голов Янычерских и двух Немецких наемных полковников, однех Янычер двадцать три тысячи, окроме раненых; оклали мы, Донские казаки, круг города выше пояса.

На другой же день, на заре вечерней, прислали к нам Турки под город толмачей своих, чтобы им дать отобрать побитой их труп, которой побитой от нас, Донских казаков, под стеною Азова города. А давали нам за всякую убитую голову Янычерскую по золотому червонному, а за голов и за полковников давали по сту тарелей серебреных.

И воины наши за то не постояли, не взяли у них за убитые их головы ничего: ни сребра, ни злата, а сказали им казаки Донские, что не продаем убитого трупу мертвого николиже. Не дорого нам сребро ваше и злато, дорога нам слава вечная. То вам сабакам из Азова города от нас, Донских казаков и молодцов, игрушка первая. Лише мы молодцы, Донские казаки, оружие свое прочистили, а еще вы только станете приступать к Азову городу, и тогда вам всем босурманам Турским тоже будет, а иным нам вас ничем потчивать: дело у нас ныне осадное.

И в том другой день бою у нас никакова с ними не было. Потому отбирали они от города своих побитых людей целой день до вечера. И выкопали они ямы великие тому своему побитому трупу и большие рвы выкопали от города за три версты и засыпали их горою высокою и поставили над ними признаки многие разные босурманские. И подписали над ними языки своими многими разными.

И после того, в третий день, опять к нам они, неверные Турки, под Азов город пришли со всеми своими босурманскими силами, только стали уже вдали от нас, чтобы ружье наше с города их не взяло. А приступу к нам от них никакова не было.

Почали их люди пешие в тот день гору вести высокую, земляной вал великой выше многим Азова города.

И тою горою высокою хотели нас в Азове городе своими великими силами Турецкими покрыть всех, а вели они к нам тоё гору к Азову городу три дни безпрестанно работая.

И мы, бедные, видя над собою такое их злое умышление и погибель свою вечную, что от той горы будет наша смерть лютая, и мы бедные, попрося от Бога милости и у Пречистые Богородицы помощи, и у Предтечева образа, и призывая на помощь чудотворцы Московские, и учиня мы меж себя надгробное прощение и целование друг с другом и со всеми православными христианы, малою своею дружиною пятию тысящию пошли к ним из града на прямой бой противу трех сот тысяч и глаголаху друг с другом: Господь, Сотворитель небу и земли, не выдай нас нечестивым сим создания рук Своих. Видим от них сильных пред лицем смерть свою лютую и горькую. Хотят нас живых покрыть горою высокою, видя пустоту нашу и бессилие наше, что нас в пустынех покинули все христиане православные, убояся лица их страшного и грозного, и великих их Турецких сил. А мы бедные не отчаемся к себе Твоея Владычныя милости, ведая Твои щедроты великие за Твоею Божиею помощию, за веру христианскую умираючи, бьемся противу больших таких людей трех сот тысящ, за церкви Божия и за все государство Московское и за имя царское. Положа мы на себя образы смертные, выходили мы к ним на бой единодушно.

Крикнули на бою, вышед к ним, великими гласы: с нами Бог, разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог! Неверные же заслышали из уст наших таково слово. И не устоял впрямь от нас ни един человек противу лица нашего, все побежали от горы нашея высокия.

И в то время, вышед, побили их на вылазке многие тысячи. Да взяли у них в тоже время на той же вылазке и на том же бою у той горы знамен одних шестнадцать тысяч Янычерских, да двадцать восемь бочек пороху.

И тем мы их порохом, подкопався под ту их гору высокую, разбросали всюду побитую их силу Турецкую множество, многие тысячи, и к нам в город Янычер тем нашим подкопным порохом живых к нам кинуло тысячу четыреста человек.

После же сего времени мудрость их земляная миновалася. Повели уже к нам они другую гору позади тоё горы больше ея в длину три лучные стрельбища, а в вышину многим выше Азова города, а ширина той горе как мочно дважды каменем бросить. На той же горе поставили они весь снаряд свой пушечной и пехоту Турецкую привели и орду всю свою Нагайскую поставили на той же горе и почали с той горы из снаряду бить день и нощь беспрестанно по Азову городу.

И от их пушечной стрельбы страшной гром стоял и огонь и дым топился от них до небес.

И били по городу из того снаряду день и нощь беспрестанно шестнадцать дней и шестнадцать нощей.

Ни на единой час в то время и дни и нощи покоя нам не было, и от стрельбы их пушечной все наши Азовские крепости потряслись, и стены, и башни, и церковь Иоанна Предтечи и палаты все до единой сбиты по подошве самой.

И снаряд наш пушечной весь переломали. Одна лишь у нас в Азове городе во всем осталась в полы церковь Николы Чудотворца. Потому что она стояла в лугу добре к морю под гору.

А мы в то время сидели от них по ямам, выглянуть нам не дадут. И мы в те поры сделали себе покои великие в земле, под их вал дворы себе покойные сделали, и из тех мы своих дворов подвели под их таборы двадцать восмь подкопов, и теми мы подкопами учинили себе помощь и избаву великую, выходили нощью по рву на их пехоту Янычерскую и побивали мы их там множество. И теми мы своими подкопами, вылазками на их пехоту Турецкую, положили мы великой страх, и урон большой учинили мы в людех их.

И после того паши их Турецкие, смотря на наши подкопные мудрости и осадные промыслы, повели уже они напротив к нам из своих босурманских таборов семнадцать подкопов; хотели они теми подкопами придти в ямы наши и подавить нас теми своими подкопами и многими своими людьми. Мы же Божиею милостию и молитвами и заступлением всех святых Его угодников устерегли те все их подкопные мудрости и своего пороху против их подкопов положили и вывели из Азова города свои подкопы против их подкопов и тем своим порохом вырвало многие их подкопы и засыпало землею многих Турецких людей, и в то время вышед мы бедные из Азова города, побили у них людей многие тысячи и до самых больших их таборов прогнали, и с тех мест подкопные их мудрости миновались; а было к нам от Турков к Азову городу двадцать четыре приступа всеми их людьми, окроме большого их первого приступу.

Такова жестока и смела приступу к нам не бывало, что ныне последний приступ на городовой стене, поводясь с ними, ножами резались и едва со стены града их сбили.

И почали уже они на нас метать, в ямы наша, ядра огненные чиненые и всякие Немецкие приступные и вымышленные мудрости. Тем они нам, сидя в Азове городе, чинили поруху и тесноту великую пуще первого приступу. И побили и опалили нас теми огненными зажигательными ядрами многих людей.

И после тех ядер огненных и зажигательных, вымысля над нами бедными немногими людьми умом своим и разумом и вымыслом и мудростию Немецкою, и покинули иные всякие мудрости Немецкие и зажигательные огненные ядра, все оставили. И почали они нас осиловать тем и доступать нас прямым ручным своим боем и силами своими великими. Почали они к нам на приступ посылать, на всякой день людей своих по десяти тысяч.

Те люди приступают к нам к Азову городу в день до вечера, а к нощи приидут на перемену другие десять тысяч. И приступают всю нощь и не дадут нам отдохнуть ни в день, ни в нощь; они бьются с переменою день и нощь, чтобы нас тою истомою осиловать, а нам бедным переменится не кем, бьемся все одни с ними, и от такового их злого промыслу и вымысла Немецкого и от своего бессония и от тяжелых ран своих и от всяких лютых злых и прискорбных нужд осадных отягчели и заскорбели.

И от духу смрадного побитого трупу многие заскорбели, поцынжали мы бедные, сидя в осаде в Азове городе, в то время отчаяв своего живота. И выручки нам и помочи ни от каких людей, ни от кого нет. Только себе и чаем помощь от Вышнего Бога и от Пречистыя Богородицы и от всех святых Его угодников. Токмо приидем мы бедные к образу святого славного Пророка и Предтечи Крестителя Господня Иоанна. И расплачемся пред святым его образом с горькими слезами и глаголем пред образом его:

О Великий, святый, славный Пророче и Предтече Крестителю Господень Иоанне! Заступи и помилуй нас грешных и непотребных рабов своих от такового босурманского нашествия и от горькие напрасные смерти; разорили мы гнездо их змеиное, взяли мы весь Азов город и побили мы в нем мучителей и зловерцов всех христианских душ наших и идолослужителей богоотметных еретиков. И очистили мы и украсили пресветлый храм и святый его образ, великого и славного в чудесех Николы Чудотворца и иные в том святом храму многие святые образы от своих грешных и недостойных рук; а без пения у нас и по се время ваши святые Божии никогда не бывали, прогневали вас святых, что идете от нас в руце беззаконных и неверных босурман; ни откуду помощи не надеемся, токмо на вас, великих святителей и учителей великих.

И сидя в осаде, оставя всех своих товарищев, а ныне видим мы от них поганых смерть и мучение горькое.

Поморили нас бессонием; четырнадцать дней и четырнадцать нощей с ними уже беспрестанно мучимся, уже наши ноги под нами подогнулися и руки наши оборонные уже служить замертвели. А уста наши и не глаголют от беспрестанные стрельбы пушечные и пищальные. Глаза наши, по них поганых стреляючи, порохом выжгло. Язык наш в устах наших на них, поганых босурман, закричати не может. Такое стало бессилие и неможение, что не можем в руках своих держати никакого оружия. Почитаем мы ныне себя за мертво; с два часа уже не будет в городе Азове сидения нашего.

Ныне мы бедные расставалися со всеми святыми церкви и с образы Божии и всех святых Его угодников и со всеми православными христианы.

Уже не бывать нам впред на Святой Руси и не видать царства Московского и его государевых многих городов! Ныне приспе смерть наша скорая грешничья в пустынех сих, за наши иконы чудотворные и за веру христианскую и за имя царское и за все христианство Московское.

И почали уже мы бедные прощатися. Простите нас грешных и непотребных рабов своих, великий государь и великий князь Михаил Федорович всея России и вели помянуть души наши грешные. Простите все патриархи вселенские, простите все митрополиты, архиепископы и епископы и архимандриты и игумены и весь священнический чин, протопопы и диаконы. Простите пустынные жителие и затворницы мнашеского чину и всякого возрасту, которые Христа ради в пустынех скитающеся и в горах и в пропастех земных. Простите все православные христиане и помяните души наши грешные со всеми нашими родители: не позор мы, бедные, учинили всему государству Московскому. Простите нас леса темные и дубравы зеленые, простите нас поля чистые и тихие заводи. Простите нас, море синее и тихой Дон Иванович. Уже нам по тебе, атаману нашему, с грозным своим войском не ездити и дикова зверя в чистом поле не стреливати и в тихом Дону Ивановиче рыбы не лавливати.

И так мы казаки, отчаяв живот свой и простяся со всеми православными христианами, на утренней заре ожидали мы себе еще приступу и смерти горькие и лютые от тех неверных босурман, от Обрагима царя Турского и от его собрания сильного.

И как уже на дворе час дни, а от них к нам приступу нет.

И мы, бедные, попрося у Бога милости и у Пречистыя Богородицы, скорые помощницы и теплые заступницы, и заступления у святого славного Пророка и Предтечи Крестителя Господня Иоанна, пошли мы к ним из города Азова на их таборы Турецкие.

И нам бедным и томленным и скорбным и раненым людем показалась льгота и бодрость великая, и страх и трепет отойде от нас. И видехом мы, что по таборам стоят Турки и Янычаря. И увидя они нас, что идем к ним противу их, не боясь и не страшась сил их великих и в похвальбе их не пособил им нас взять взятьем в Азове городе. Покиня они все свои таборы Турецкие, побежали от нас к морю к своим кораблям и каторгам, видя они от нас к себе свою погибель и страх великой от нашея руки малые.

И мы бедные, надеяся на свои руки оборонные и на ноги подломенные, не надеялись мы бедные на свою силу, только и чая и ожидая себе и прося у Бога милости и у Пречистыя Его Богоматери и у всех святых Его угодников и у Предтечева образа.

И крикнули мы бедные на их Турецкие таборы. Ажно милостию Божиею по таборам их только одни огни горят, а людей их никого не бывало, все заранее от страха нашего побежали к синему морю к кораблям своим, чтобы им уйти от нас за синее море.

И мы, бедные, надеясь на Вышнего Бога, пошли в поход за ними. Ажно они садятся в свои корабли и каторги и бусы. И мы крикнули на их каторги и которые были на сухом берегу, и они, не взвидя друг друга, стали метаться на корабли и бусы и каторги, и в то число на том сухом берегу побили много, а больше того, метався на струги, потонули в море.

Паши же их с Турками отошли от нас от Азова города с великою скорбию, не со многою Турецкою силою ушли за синее море в Царьград. Только языки говорят, которые у них на боях и на вылазках от нас Донских казаков взяты: только ушло их из под Азова города за море пятдесят тысяч. А вашему босурману царю Турскому от нашея руки малые и от казачества Донского вольного срамота стала и укор и бесчестие вечное ото всех земель и от царей и королей. А нашему православному царю государю великому князю Михаилу Федоровичу всея России слава и похвала вечная во все орды босурманские и Елинские.

А нашему атаману Науму Васильевичу и ясаулу Федору Ивановичу и всем Донским казакам, грозным и страшным, слава и похвала вечная. Аминь.

Цитируется по: Сказание об Азовском сидении, как Донские казаки сидели в осаде от Турок во граде Азове, пять тысяч человек против триста тысяч человек // Русский архив № 8. М. 1898Теги:

Лета 7150 [*] октября в 28 день приехали к государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичу всеа России к Москве з Дону из Азова города донские казаки: атаман казачей Наум Василев да ясаул Федор Иванов [*]. А с ним казаков 24 человека, которые сидели в Азове городе от турок в осаде. И сиденью своему осадному привезли оне роспись [*]. А в росписи их пишет.

В прошлом, де, во 149-м году июня в 24 день [*] прислал турской Ибрагим салтан царь под нас, казаков, четырех пашей своих, да дву своих полковников, Капитана да Мустафу, да ближние своей тайные думы, покою своего слугу да Ибремя-скопца над ними уже пашами смотрети вместо себя, царя, бою их и промыслу [*], как станут промышлять паши его и полковники над Азовым городом. А с ними пашами прислал под нас многую свою собранную рать бусурманскую, совокупя на нас подручных своих двенатцать земель. Воинских людей, переписаной своей рати, по спискам, боевого люду двести тысящей, окроме поморских и кафимских и черных мужиков [*], которые на сей стороне моря собраны изо всей орды крымские и нагайские [*] на загребение наше, чтобы нас им живых загрести, засыпати бы нас им горою высокою, как оне загребают люди персидские [*]. А себе бы им и тем смертию нашею учинить слава вечная, а нам бы укоризна вечная. Тех собрано людей на нас черных мужиков многия тысящи, и не бе числа им и писма. Да к ним же после пришел крымской царь, да брат ево народым Крым Гирей царевичь [*] со всею своею ордою крымскою и нагайскою, а с ним крымских и нагайских князей и мурз и татар ведомых, окроме охотников [*], 40 000. Да с ним, царем, пришло горских князей и черкас ис Кабарды 10 000. Да с ними ж, пашами, было наемных людей и у них немецких [*] два полковника, а с ними салдат 6000. Да с ними ж, пашами, было для промыслов над нами многие немецкие люди городоимцы, приступные и подкопные мудрые вымышленники [*] многих государств: из Реш еллинских и Опанеи великия [*], Винецеи великие и Стеколни [*] и француски наршики [*], которые делать умеют всякие приступные и подкопные мудрости и ядра огненные чиненыя. Наряду было с пашами пушок под Азовым великих болших ломовых [*] 129 пушек. Ядра у них были великия в пуд, в полтара и в два пуда. Да мелкова наряду было с ними всех пушек и тюфяков [*] 674 пушки, окроме верховых пушек [*] огненных, тех было верховых 32 пушки. А весь наряд был у них покован на цепях, боясь того, чтоб мы, на выласках вышед, ево не взяли. А было с пашами турскими людей ево под нами розных земель: первые турки, вторые крымцы, третьи греки, четвертые серби, пятые арапы, шестые мужары [*], седмые буданы, осмые башлаки [*], девятые арнауты [*], десятые волохи [*], первые на десять [*] митьяня [*], второе на десять черкасы, третие на десять немцы. И всего с пашами людей было под Азовым и с крымским царем по спискам их браново ратного мужика, кроме вымышлеников немец и черных мужиков и охотников, 256 000 человек.

А збирался турской царь на нас за морем и думал ровно четыре годы [*]. А на пятой год он пашей своих к нам под Азов прислал. Июня в 24 день в ранней самой обед пришли к нам паши его и крымской царь и наступили они великими турецкими силами. Все наши поля чистые от орды нагайския, где у нас была степь чистая, тут стали у нас одном часом, людми их многими, что великия непроходимыя леса темные. От силы их турецкие и от уристания [*] конского земля у нас под Азовым погнулась и реки у нас из Дону вода волны на берегу показала, уступила мест своих, что в водополи [*]. Почали оне, турки, по полям у нас ставитца шатры свои турецкие и полатки многие и наметы [*] великие, яко горы страшные забелелися. Почали у них в полках их быть трубли болшие в трубы великия, игры многия, писки великия несказанные, голосами страшными их бусурманскими. После того у них в полках их почала быть стрелба мушкетная и пушечная великая. Как есть стояла над нами страшная гроза небесная, будто молние, коль страшно гром живет от владыки с небесе. От стрелбы их той огненной стоял огнь и дым до неба, все наши градские крепости потряслися от стрелбы их огненные, и луна померкла во дни том светлая, в кровь обратилась, как есть наступила тма темная. Страшно нам добре стало от них в те поры и трепетно и дивно несказанно на их стройной приход бусурманской было видети. Никак непостижимо уму человеческому в нашем возрасте [*] того было услышати, не токмо что такую рать великую и страшную и собранную очима кому видети. Близостию самою оно к нам почали ставитца за полверсты малыя от Азова города. Их янычарския головы [*] строем их янычерским идут к нам оне под город великими болшими полки и купами на шаренки [*]. Многия знамена у них, всех янычен [*], великие, неизреченные, черные бе знамена. Набаты [*] у них гремят, и в трубы трубят и в барабаны бъют в великия ж несказанныя. Двенатцать их голов яныческих. И пришли к нам самою близостию к городу стекшися, оне стали круг города до шемпова в восм рядов от Дону, захватя до моря рука за руку [*]. Фитили у них у всех янычар кипят у мушкетов их, что свечи горят. А у всякого головы в полку янычаней по двенатцати тысящей. И все у них огненно, и платье на них, на всех головах яныческих златоглавое, на янычанях на всех по збруям их одинакая красная, яко зоря кажется. Пищали у них у всех долгие турские з жаграми [*]. А на главах у всех янычаней шишаки, яко звезды кажутся. Подобен строй их строю салдацкому. Да с ними ж тут в ряд стали немецких два полковника с салдатами. В полку у них солдат 6000.

Того же дни на вечер, как пришли турки к нам под город, прислали к нам паши их турецкие толмачей своих бусурманских, перских и еллинских [*]. А с ними, толмачами, прислали говорить с нами яныченскую голову первую от строю своего пехотного. Почал нам говорить голова их яныческой словом царя своего турского и от четырех пашей и от царя крымского речью гладкого:

О люди божий царя небеснаго, никем в пустынях водимы или посылаеми. Яко орли парящи, без страха по воздуху летаете, и яко лвы свирепи в пустынях водимы, рыкаете, казачество донское и волское [*], свирепое, соседи наши ближние, непостоянные нравы, лукавые, вы пустынножителем лукавые убицы, разбойницы непощадные, несытые ваши очи, неполное ваше чрево, николи не наполнится. Кому приносите такие обиды великие и страшные грубости? Наступили вы на такую десницу высокую, на царя турского. Не впрям еще вы на Руси богатыри светоруские. Где вы тепере можете утечи от руки ево? Прогневали вы Мурат салтанова величества, царя турского [*]. Да вы ж взяли у нево любимою ево цареву вотчину, славной и красной Азов город. Напали вы на него, аки волцы гладные. Не пощадили вы в нем никакова мужичска возраста [*] ни старова жива, и детей побили всех до единова. И положили вы тем на себя лютое имя звериное. Разделили государя царя турскаго со всею ево ордою крымскою воровством своим и тем Азовым городом. А та у него орда крымская - оборона ево на все стороны. Убили вы у него посла ево турского Фому Катузина [*], с ним побили вы армен и греченин, а послан он был к государю вашему. Страшная вторая: разлучили вы его с карабелним пристанищем. Затворили вы им Азовым городом все море Синее: не дали проходу по морю ни караблям ни катаргам [*] ни в которое царство, поморские городы. Согрубя вы такую грубость лютую, чего конца в нем своего дожидаетесь? Очистите вотчину Азов город в ночь сию не мешкая. Что есть у вас в нем вашего серебра и злата, то понесите из Азова города вон с собою в городки свои казачьи, без страха, к своим товарищам. А на отходе ничем не тронем вас. А естли толко вы из Азова города в нощ сию не выйдете, не можете уж завтра у нас живы быти. И кто вас может, злодеи убицы, укрыть или заступить от руки ево такие силные и от великих таких страшных и непобедимых сил его, царя восточного турского? Хто постоит ему? Несть никово равна или ему подобна величеством и силами на свете, единому лише повинен он богу небесному, един он лишь верен страж гроба божия: по воле ж божией избра ево бог единаго на свете ото всех царей. Промышляйте в нощ сию животом своим.

Не умрете от руки ево, царя турскаго, смертию лютою: своею он волею великой государь восточной, турской царь, не убийца николи вашему брату, вору, казаку-разбойнику. Ему то, царю, честь достойная, что победит где царя великого, равнаго своей чести, а ваша ему не дорога кров разбойничья. А естли уже пересидите в Азове городе нощ сию чрез цареву такую милостивую речь и заповеть, примем завтра град Азов и вас в нем, воров-разбойников, яко птицу в руце свои. Отдадим вас, воров, на муки лютые и грозные. Раздробим всю плоть вашу на крошки дробные. Хотя бы вас, воров, в нем сидело 40 000, ино силы под вас прислано с пашами болши 300 000. Волосов ваших столко нет на главах ваших, сколко силы турския под Азовом городом. Видите вы и сами, воры глупые, очима своима силу ево великую, неизреченную, как оно покрыли всю степь великую. Не могут, чаю, с высоты города очи ваши видеть другова краю сил наших, однех писмяньих [*]. Не перелетит через силу нашу турецкую никакова птица парящая: от страху людей ево и от множества сил наших валитца вся с высоты на землю. И то вам, вором, дает ведать, что от царства вашего силнаго Московскаго никакой от человек к вам не будет руских помощи и выручки [*]. На штовы надежны, воры глупые? И запасу хлебного с Руси николи к вам не присылают. А естли толко вы служить похочете, казачество свирепое, государю царю водному рать салтанову величеству, толко принесете ему, царю, винные [*] свои головы разбойничьи в повиновение на службу вечную. Отпустит вам государь наш турецкой царь и паши ево все ваши казачьи грубости прежние и нынешнее взятье азовское. Пожалует наш государь, турецкой царь, вас, казаков, честию великою. Обогатит вас, казаков, он, государь, многим неизреченным богатством. Учинит вам, казаком, он, государь, во Цареграде у себя покой великий. Во веки положит на вас, на всех казаков, платье златоглавое и печати богатырские з золотом, с царевым клеймом своим. Всяк возраст вам, казаком, в государево ево Цареграде будут кланятся. Станет то ваша казачья слава вечная во все край от востока и до запада. Станут вас называть во веки все орды бусурманские и енычены и персидские светорускими богатыри, што не устрашилися вы, казаки, такими своими людми малыми, с семью тысящи, страшных таких непобедимых сил царя турского - 300 000 письменных. Дождалися их вы к себе полкы под город. Каков пред вами, казаками, славен и силен и многолюден и богат шах, персицкой царь. Владеет он всею великою Персидою и богатою Индеею. Имеет у себя рати многия, яко наш государь турецкой царь. И тот шах, персидской царь, впрям не стоит николи на поле противу силного царя турскаго. И не сидят люди ево персидские противу нас, турок [*], многими тысящи в городех своих, ведая оне наше свирепство и бестрашие».

Повесть об азовском осадном сидении донских казаков

«Повесть об Азовском осадном сидении» представляет собой облеченное в форму донесения («отписки») царю Михаилу Федоровичу (1613 - 1645 гг.) поэтическое описание действительных событий - четырехмесячной осады Азова турками в 1641 г. Мощная Азовская крепость - важный опорный пункт турецких владений в Причерноморье - была захвачена в 1637 г. без ведома и согласия русского правительства донскими казаками. В 1641 г. турецкий султан Ибрагим I послал под Азов огромную армию, насчитывавшую около 250 000 человек. В Азове же находилось лишь около пяти с половиной тысяч казаков. Казаки отвергли предложение турок сдать крепость и героически обороняли ее в течение четырех месяцев, отбив при этом 24 приступа. Турки были вынуждены снять осаду. Однако Земский собор, собравшийся в январе 1642 г., опасаясь войны с Турцией, отказался принять Азов в русское подданство, и летом 1642 г. остатки казачьего войска покинули город. Азов был присоединен к России лишь в 1696 г. в результате похода Петра I.

Автором так называемой «поэтической» повести об Азовском осадном сидении был, как полагают, один из участников казачьего посольства в Москву войсковой подьячий (начальник войсковой канцелярии), в прошлом беглый холоп князя Н. И. Одоевского, Федор Иванович Порошин. Повесть написана им зимой 1642 г., во время заседания Земского собора, как своеобразный поэтический призыв поддержать героическую борьбу казаков. В своем произведении Порошин широко использовал образы и мотивы древнерусской воинской повести и казачьего фольклора.

Ирония судьбы в том, что некоторые моменты этой повести не то чтобы не потеряли актуальности до сих пор, а наоборот, говорят о том, что предки наши куда более реально представляли себе как должен выглядеть диалог цивилизаций. Один из интереснейших моментов - переговоры турок и казаков о предполагаемой сдаче крепости.

Лета 7150 октября в 28 день приехали к государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичу всеа России к Москве з Дону из Азова города донские казаки: атаман казачей Наум Василев да ясаул Федор Иванов (Федор Иванович Порошин - предполагаемый автор повести - прим. мое) . А с ним казаков 24 человека, которые сидели в Азове городе от турок в осаде. И сиденью своему осадному привезли оне роспись. А в росписи их пишет.

В прошлом, де, во 149-м году июня в 24 день прислал турской Ибрагим салтан царь под нас, казаков, четырех пашей своих, да дву своих полковников, Капитана да Мустафу, да ближние своей тайные думы, покою своего слугу да Ибремя-скопца над ними уже пашами смотрети вместо себя, царя...

Странное имя для турецкого полковника - Капитан. Из дальнейшего повествования следует, что этот загадочный капитан, видимо, и не турок вовсе, а кто-то из европейцев. А Капитан это не имя, а реальное звание. Кстати, Ибремя-скопец - уж не еврей ли? По тому интернационалу, который казаки перечисляют ниже - вполне может быть.

Воинских людей, переписаной своей рати, по спискам, боевого люду двести тысящей, окроме поморских и кафимских и черных мужиков которые на сей стороне моря собраны

Черные мужики - это не негры, а государственные крестьяне, причем отдельно отмечается, что собраны они на сей стороне моря. Кафа - нынешняя Феодосия.

изо всей орды крымские и нагайские на загребение наше, чтобы нас им живых загрести, засыпати бы нас им горою высокою... Да к ним же после пришел крымской царь, да брат ево народым (нур-эд-дин - первый советник - прим. мое) Крым Гирей царевичь со всею своею ордою крымскою и нагайскою, а с ним крымских и нагайских князей и мурз и татар ведомых, окроме охотников (имеются ввиду добровольцы - прим. мое) 40 000. Да с ним, царем, пришло горских князей и черкас ис Кабарды 10 000. Да с ними ж, пашами, было наемных людей и у них немецких два полковника, а с ними салдат 6000.

А вот и оба полковника показались. Причем оба - немцы. И с ними еще 6000 солдат, тоже, видимо, немцев. Классические комментарии предлагают нам трактовать слово "немцы" как "иноземцы", "не турки", однако дальнейшее повествование показывает, что казаки достаточно четко разделяют различные народы тогдашней Европы. Осмелюсь предположить, что данные полковники и их солдаты - либо действительно немцы, либо представители других "немцеподобных" народов центральной и западной Европы - голландцы, швейцарцы и т.п.

Да с ними ж, пашами, было для промыслов над нами многие немецкие люди городоимцы, приступные и подкопные мудрые вымышленники (специалисты - прим. мое) многих государств: из Реш еллинских (Греция - прим. мое) и Опанеи великия (Великой Испании - прим. мое) , Винецеи (Венеция - прим. мое) великие и Стеколни (Стокгольм - прим. мое) и француски наршики, которые делать умеют всякие приступные и подкопные мудрости и ядра огненные чиненыя... А было с пашами турскими людей ево под нами розных земель: первые турки, вторые крымцы, третьи греки, четвертые серби, пятые арапы, шестые мужары (мадьяры - венгры - прим. мое) , седмые буданы (народность в Венгрии - прим. мое) , осмые башлаки (боснийцы - прим. мое) , девятые арнауты (албанцы - прим. мое) , десятые волохи (жители Валахии - совр. Румыния - прим. мое) , первые на десять (то бишь одиннадцатые - прим. мое) митьяня (молдаване - прим. мое) , второе на десять черкасы, третие на десять немцы. И всего с пашами людей было под Азовым и с крымским царем по спискам их браново ратного мужика, кроме вымышлеников немец и черных мужиков и охотников, 256 000 человек.

Итого, в интернационале, собранном турками под стенами Азова представленна практически вся тогдашняя Европа. Не хватает разве что англичан. Да и то, они могут присутствовать среди 6000 пресловутых "немцев". А еще вдобавок - арабы,татарва и всякая шелупень с кавказских гор и предгорий.

Страшно нам добре стало от них в те поры и трепетно и дивно несказанно на их стройной приход бусурманской было видети. Никак непостижимо уму человеческому в нашем возрасте того было услышати, не токмо что такую рать великую и страшную и собранную очима кому видети

А вот и интересное замечание:

А на главах у всех янычаней шишаки, яко звезды кажутся. Подобен строй их строю салдацкому. Да с ними ж тут в ряд стали немецких два полковника с салдатами.

Видимо, немецкие специалисты в турецком войске не только командовали наемниками, но и выполняли функции военных инструкторов.

Устроившись под стенами Азова, турки начали переговоры:

Того же дни на вечер, как пришли турки к нам под город, прислали к нам паши их турецкие толмачей своих бусурманских, перских и еллинских. А с ними, толмачами, прислали говорить с нами яныченскую голову первую от строю своего пехотного. Почал нам говорить голова их яныческой словом царя своего турского и от четырех пашей и от царя крымского речью гладкого.

Никаких тренингов по переговорам глава янычар не проходил, но разговор ведет правильно. Сначала - пара добрых слов в адрес противника:

О люди божий царя небеснаго, никем в пустынях водимы или посылаеми. Яко орли парящи, без страха по воздуху летаете, и яко лвы свирепи в пустынях водимы, рыкаете, казачество донское и волское, свирепое, соседи наши ближние

Обратите внимание на последнюю фразу - один из ключевых моментов. Турки еще не раз будут намекать на то, что до Москвы далеко, а Османская Империя рядом, и у казаков с турками могут пересекаться интересы.

непостоянные нравы, лукавые, вы пустынножителем лукавые убицы, разбойницы непощадные, несытые ваши очи, неполное ваше чрево, николи не наполнится. Кому приносите такие обиды великие и страшные грубости?

Наступили вы на такую десницу высокую, на царя турского. Не впрям еще вы на Руси богатыри светоруские. Где вы тепере можете утечи от руки ево?

Турецкие переговорщики бьют в точку! Турецкого султана казаки обидели, а Москва казаков за своих не считает и помогать не будет. Выходит - надо договариваться с турками. Далее - турки фиксируют свои претензии. Сначала о военных преступлениях:

Да вы ж взяли у нево любимою ево цареву вотчину, славной и красной Азов город. Напали вы на него, аки волцы гладные. Не пощадили вы в нем никакова мужичска возраста ни старова жива, и детей побили всех до единова. И положили вы тем на себя лютое имя звериное.

Времена были суровые, проблема мирного населения решалась просто - всех мужчин, стариков и детей под нож, а женщины мужскому войску уж на что-нибудь да пригодятся. Случись такое в наши дни - под стенами Азова собралась бы целая армия всяких ОБСЕ, примерно в таком же, кстати, национальном составе. Далее - о геополитике:

Разделили государя царя турскаго со всею ево ордою крымскою воровством своим и тем Азовым городом. А та у него орда крымская - оборона ево на все стороны... разлучили вы его с карабелним пристанищем. Затворили вы им Азовым городом все море Синее: не дали проходу по морю ни караблям ни катаргам (турецкие гребные галеры - прим. мое) ни в которое царство, поморские городы.

Убили вы у него посла ево турского Фому Катузина, с ним побили вы армен и греченин, а послан он был к государю вашему

Турецкий дипломат Фома Кантакузен (грек-мусульманин) еще до осады Азова казаками в 1637 году был направлен турецким султаном в Москву. Казаки перехватили посольство в районе современной Комплицы и, справедливо опасаясь, что миссия Кантакузена состоит в том, чтобы снять осаду с Азова, убили посла и сопровождавших его дипломатов. Следует отметить дипломатический ход султана - сам посол мусульманин, а сопровождающие его в визите к христианскому царю дипломаты - армяне и греки - христиане. Впрочем, казаки тоже не промах - официальной версией казни Кантакузена был шпионаж, а его приближенных обвинили в колдовстве.

Согрубя вы такую грубость лютую, чего конца в нем своего дожидаетесь? Очистите вотчину Азов город в ночь сию не мешкая. Что есть у вас в нем вашего серебра и злата, то понесите из Азова города вон с собою в городки свои казачьи, без страха, к своим товарищам. А на отходе ничем не тронем вас.

И что будет если казаки на него не согласятся:

А естли толко вы из Азова города в нощ сию не выйдете, не можете уж завтра у нас живы быти... А естли уже пересидите в Азове городе нощ сию чрез цареву такую милостивую речь и заповеть, примем завтра град Азов и вас в нем, воров-разбойников, яко птицу в руце свои. Отдадим вас, воров, на муки лютые и грозные. Раздробим всю плоть вашу на крошки дробные.

И снова в больную точку. Для русских вы чужие, Москва не поможет:

И кто вас может, злодеи убицы, укрыть или заступить от руки ево такие силные и от великих таких страшных и непобедимых сил его, царя восточного турского? Хто постоит ему?... И то вам, вором, дает ведать, что от царства вашего силнаго Московскаго никакой от человек к вам не будет руских помощи и выручки. На што вы надежны, воры глупые? И запасу хлебного с Руси николи к вам не присылают.

А так турецкие переговорщики позиционируют своего государя:

Несть никово равна или ему подобна величеством и силами на свете, единому лише повинен он богу небесному, един он лишь верен страж гроба божия : по воле ж божией избра ево бог единаго на свете ото всех царей.

Мусульмане напоминают казакам-христианам, что турецкий султан - верный хранитель самой значительной христианской святыни - Гроба Господня в Иерусалиме. Еще один заброс на тему - не такие уж мы и чужие.

А вот и предложение о постоянном сотрудничестве:

А естли толко вы служить похочете, казачество свирепое, государю царю водному рать салтанову величеству, толко принесете ему, царю, винные свои головы разбойничьи в повиновение на службу вечную. Отпустит вам государь наш турецкой царь и паши ево все ваши казачьи грубости прежние и нынешнее взятье азовское. Пожалует наш государь, турецкой царь, вас, казаков, честию великою. Обогатит вас, казаков, он, государь, многим неизреченным богатством. Учинит вам, казаком, он, государь, во Цареграде у себя покой великий. Во веки положит на вас, на всех казаков, платье златоглавое и печати богатырские з золотом, с царевым клеймом своим. Всяк возраст вам, казаком, в государево ево Цареграде будут кланятся. Станет то ваша казачья слава вечная во все край от востока и до запада. Станут вас называть во веки все орды бусурманские и енычены и персидские светорускими богатыри, што не устрашилися вы, казаки, такими своими людми малыми, с семью тысящи, страшных таких непобедимых сил царя турского

Интересно, а как бы повернулась история, если бы казаки согласились на предложение турков, а те сдержали свои обещания? Где бы сейчас проходила южная граница России? Где-то в районе Воронежа или, может, Белгорода? Но, как известно, история не терпит сослагательного наклонения.

Что ответили казаки туркам, узнаем завтра.

В ряду исторических повестей XVII в. особенный литератур­ный интерес представляют повести об Азове. Эти произведения возникли в демократической среде донского казачества - ʼʼвели­кого Войска Донскогоʼʼ, образовавшегося и пополнявшегося глав­ным образом за счёт беглых крестьян, уходивших на ʼʼвольный ти­хий Донʼʼ от тягчайшего крепостного гнёта со стороны боярства и дворянства. В 1637 ᴦ. Войско овладело мощной турецкой крепо­стью в устье Дона - Азовом, который в течение многих лет слу­жил основным опорным пунктом турецко-татарской экспансии на окраины Русского государства. Сделано это было без ведома царя Михаила Фёдоровича, который был занят политической и военной борьбой на Западе (с Польшей и Швецией) и старался поддержи­вать мирные отношения с турецким султаном Мурадом IV. Мурад вскоре же после взятия Азова готовился к отвоеванию города у ка­заков, но в 1640 ᴦ., среди этих приготовлений, умер.
Размещено на реф.рф
Новый султан Ибрагим I летом 1641 ᴦ. послал под Азов огромную армию и флот. ʼʼМногособранныеʼʼ войска турок осадили город. Несмотря, одна­ко, на огромное превосходство турецких сил, четырёхмесячная оса­да Азова оказалась безуспешной; после 25 ожесточённых присту­пов она была снята͵ и турецко-татарские войска бесславно верну­лись восвояси. Но и Войско Донское было совершенно истощено непосильной осадой, цвет казачества погиб в борьбе с врагом. Ка­заки спешно шлют своих лучших людей в Москву с просьбой к ца­рю принять Азов к себе ʼʼв вотчинуʼʼ, укрепить его и снабдить но­вым гарнизоном. Вопрос о том, ʼʼАзов у казаков принимать ли?ʼʼ. обсуждался в 1642 ᴦ. на созванном для этой цели Земском соборе. Не только донские казаки, но и купечество и часть дворянства ак­тивно выступали за присоединœение Азова к России, доказывая по­литическую и военную крайне важно сть этого акта. При этом нереши­тельная политика царя, крупного боярства и духовенства одержала верх, и, уступая категорическим требованиям и угрозам турецкого султана, царь приказал казакам добровольно ʼʼАзов покинутьʼʼ, что они и сделали, не имея сил для вторичной обороны этой, те­перь уже разрушенной до основания крепости. С 1642 ᴦ. вплоть до эпохи Петра I Азов снова находился под властью Турции.

Азовские события вызвали к жизни ряд литературных произве­дений, создавшихся непосредственно вслед за самими событиями. Таковы ʼʼисторическаяʼʼ повесть о взятии Азова донскими казаками в 1637 ᴦ., ʼʼдокументальнаяʼʼ и ʼʼпоэтическаяʼʼ (по терминологии А. С. Орлова) повести об Азовском осадном сидении в 1641 ᴦ. ʼʼПоэтическаяʼʼ повесть дошла до нас в четырёх редакциях и напи­сана в форме войсковой казачьей отписки - донесения царю Ми­хаилу Фёдоровичу,- облечённой в художественную форму, частич­но обусловленную влиянием былин, казачьих песен о ʼʼтихом Доне Ивановичеʼʼ и повестей о Мамаевом побоище". В дальнейшем, в по­следней четверти XVII в., в какой-либо мере на базе повести об Азовском взятии и осадном сидении, а также, как предполагает А. С. Орлов, под влиянием казачьих песен разинского цикла воз­никла ʼʼсказочнаяʼʼ (по терминологии А. С. Орлова) ʼʼИстория об Азовском взятии и осадном сидении от турского царя Брагима донских казаковʼʼ.

Познакомимся с первоначальной редакцией ʼʼпоэтическойʼʼ по­вести об Азовском осадном сидении. Эта повесть является наибо­лее художественной во всём цикле Азовских повестей.

Повесть начинается с документального сообщения о том, что в 1641 ᴦ. к царю Михаилу Фёдоровичу приехали из Азова с пись­менным донесением (ʼʼросписьюʼʼ) об осаде города атаман Наум Васильев, есаул Фёдор Иванов (лица исторические) и сидевшие с ними в осаде 25 человек казаков. Автор повести строит свой рас­сказ об ʼʼосадном сиденииʼʼ в форме казачьих войсковых отписок, в которых изложение ведётся от лица всœего Войска Донского, как бы устами самих казаков (ʼʼмы, казаки...ʼʼ) 2 .

Повесть точно описывает состав огромной турецко-татарской ар­мии, посланной султаном под Азов. Враги окружают город. Автор такими образными словами описывает ужас нашествия: ʼʼГде у нас была степь чистая,- говорят казаки,- тут стала у нас однем ча­сом, людми их многими, что великие и непроходимые леса тёмныяʼʼ. Земля под Азовом будто бы подогнулась, и из Дону-реки вода вы­ступила, шатры турецкие, что горы, забелœелись, стрельба врага бы­ла так сильна, как будто разразилась ʼʼгроза небеснаяʼʼ, крепости азовские потряслись, само солнце померкло, и наступила тьма.

Турецкое командование посылает к казакам своего представи­теля, который обращается к ним с ʼʼречью гладкою: ʼʼО люди бо­жий, царя небесного! Никем вы в пустынях водими или посылаеми, яко орли парящие без страха по воздуху летаете и яко лви свире­пый в пустынях рыскаете, казачество донское и волное и свирепое, сосœеди наши ближние и непостоянные нравы, лукавы пустынножи­тели, неправии убийцы и разбойницы непощадны! Как от века не наполните своего чрева гладново? Кому приносите такие обиды ве­ликие и страшные грубости? Наступили есте вы на такую великую десницу высокую, на государя царя турсково. Не впрям вы ещё на Руси богатыри светоруские нарицаетесь...ʼʼ Это своеобразное на­чало речи, в котором риторические похвалы казакам перемежаются упрёками по их адресу, продолжается укорами и бранью за взятие ими ʼʼлюбимой отчиныʼʼ султана - Азова и заканчивается грозным требованием в эту же ночь очистить город. Турецкий посол под­чёркивает, что от Московского царства помощи и выручки казакам ждать нечего. Но если казачество ʼʼвольноеʼʼ захочет служить сул­тану турецкому, то отпустит он им всœе их ʼʼказачьи грубости преж­ние... и взятье азовскоеʼʼ. Пожалует он казаков честью великою и обогатит ʼʼнеисчётным богатствомʼʼ.

Ответная речь казаков проникнута чувством патриотизма, ры­царского достоинства и презрения к какому бы то ни было компро­миссу. В традиционном риторическом стиле казаки упрекают сул­тана в сатанинской гордости, в том, что он ʼʼровен... богу небесному у вас в титлах пишетсяʼʼ, но за всё это опустит его бог ʼʼс высоты в бездну вовекиʼʼ, и от казачьей ʼʼруки малыяʼʼ будет ему ʼʼсрамота и стыд и укоризна вечнаяʼʼ. Даже если турки и возьмут Азов, то и в данном случае султан не приобретёт чести победителя, так как возьмёт он город наёмными силами, ʼʼумом немецким и промысломʼʼ, а не своим умом. И далее, творчески используя стилистику повестей о Мамаевом побоище и фольклора, автор устами казаков говорит: ʼʼГде ево (султана) рати великия топере в полях у нас ревут и сла­вятся, а завтра в том месте у вас будут вместо игор ваших горести лютые и плачи многие, лягут от рук наших ваши трупы многие. И давно у нас, в полях наших летаючи, хлехчют орлы сызыя и гра­ют вороны чёрныя подле Дону тихова, всœегда воют звери дивии, волцы серыя, по горам у нас брешут лисицы бурыя, а всё то скли-каючи, вашего бусурманского трупа ожидаючиʼʼ.

Ориентируя своё произведение на московского читателя - со­временника азовских событий, автор повести, как мы видели, вла­гает в уста турецкого посла замечание о том, что Московское госу­дарство не поддержит казаков. В ответной речи казаки говорят: ʼʼИ мы про то сами без вас, собак, ведаем, какие мы в Московском государстве на Руси люди дорогие, ни к чему мы там не нужнобны...ʼʼ Но несмотря на обиды, которые причиняет казакам Московское государство, они чтут его, потому что оно ʼʼвелико и пространно, сияет светло посреди паче всœех иных государств... аки в небе солн­цеʼʼ. Казаки знают, что их на Руси ʼʼне почитают и за пса смердящагоʼʼ. Происходит это потому, что, как они говорят, ʼʼотбегаем мы ис того государьства Московского из работы вечныя, ис холопства неволнаго, от бояр и от дворян государевых... Кому об нас там по­тужить? Ради там всœе концу нашемуʼʼ. Τᴀᴋᴎᴍ ᴏϬᴩᴀᴈᴏᴍ, с одной стороны, казаки, подобно былинным богатырям, стоят ʼʼна заста­веʼʼ родной страны и в борьбе с турецко-татарскими посягатель­ствами на пределы Русской земли сознают себя представителями всœего своего народа, государства и веры, а с другой - всœе они, в большинстве своём в прошлом беглые холопы, с горечью подчёр­кивают несправедливое отношение к ним на Руси со стороны их прежних хозяев - ʼʼбояр и дворян государевыхʼʼ.

На предложение турок перейти на службу к султану казаки иро­нически обещают побывать в Царьграде и послужить Ибрагиму, ʼʼпищалми казачими да своими сабелки вострымиʼʼ. Οʜᴎ напомина­ют им ещё историческое событие 1453 ᴦ., завоевание турками Царь-града, когда убит был царь Константин и побиты тьмы тысяч хри­стиан, кровью которых обагрены были церковные пороги. За это казаки теперь грозят освободить некогда христианский Царьград, убить султана Ибрагима. ʼʼГосударевы люди рускиеʼʼ, населяющие окраины Московского государства, ʼʼаки лви яростные и неукроти­мые, и хотят поясти вашу живую плоть босурманскуюʼʼ. При помо­щи их, будь на то только царская воля, ʼʼбыл бы за ним, великим государем, однем летом Ерусалим и Царьград по-прежнему, а в городех бы турецких во всœех не стоял бы камень на камени от про­мыслу рускогоʼʼ.

Казаки заканчивают свой ответ решительным отказом сдать Азов и, наговорив туркам немало колких и обидных слов, советуют впредь с такою ʼʼглупою речьюʼʼ к ним не ездить.

Осадные действия турок возобновляются. Приступы турецких войск чередуются с вылазками казаков. Турки несут огромные по­тери. За выдачу трупов своих воинов они предлагают казакам боль­шие деньги, но казаки отказываются от них: ʼʼНе продаём мы мёртваго трупу николи,- отвечают они.- Не дорого нам ваше серебро и злато, дорога нам слава вечная!ʼʼ

Двадцать пять жесточайших приступов выдерживают казаки; уже почти лишились они сна, ноги у них подогнулись, руки обо­ронные служить не могут, уста безмолвствуют, и глаза порохом выжгло. В ожидании смерти они прощаются с царём Михаилом Фёдоровичем, духовенством и всœеми православными христианами, а затем обращаются с трогательным прощальным словом, насквозь пронизанным образами народной поэзии, к окружающей природе: ʼʼПростите нас, леса тёмные и дубравы зелёныя. Простите нас, поля чистые и тихия заводи... Прости нас, государь наш тихой Дон Ива­нович, уже нам по тебе, атаману нашему, з грозным войском не ез­дить, дикова зверя в чистом поле не стреливать, в тихом Дону Ивановиче рыбы не лавливатьʼʼ.

Новая попытка турок решить дело подкупом терпит неудачу: казаки готовы скорее умереть, чем сдать Азов.

Во время осады к казакам, как говорится в повести, является сама богородица: ʼʼМужайтеся, казаки, а не ужасайтеся!ʼʼ - гово­рит она, ободряя осаждённых и всœеляя в них веру в конечную по­беду. Во время вылазки казаки якобы видели ʼʼмужа храбра и младоваʼʼ (ангела), посœекающего турок.

Неожиданно в ночь на 26 сентября 1641 ᴦ. (дата историческая) ʼʼтурские паши... со всœеми своими силами побежали никем же гони­мы с вечным позоромʼʼ. Казаки пошли в брошенные турками ʼʼта­борыʼʼ и захватили там несколько ʼʼязыковʼʼ, которые и объяснили, что турки бежали из-под Азова, испугавшись страшного видения: ʼʼНад нашими полки бусурманскими,- говорят они,- шла великая и страшная туча от Русии, от вашего царства Московскогоʼʼ.

Перед тучею двигались два ʼʼюношиʼʼ и грозились мечами, обнажён­ными на ʼʼполки бусурманскиеʼʼ. Весьма характерно, что эти тра­диционные для древнерусской литературы явления ʼʼнебесных силʼʼ в помощь христианским воинам автор повести искусно приурочи­вает к изображаемой обстановке. У него и страшная туча с юноша­ми приходит не с востока, как обычно в литературной традиции, а именно от ʼʼцарства Московскогоʼʼ. Это как бы намекает читате­лю на то, что как раз Москве следовало поспешить на выручку осаждённым.

ʼʼАзовское сидениеʼʼ окончилось полной победой казаков. Но и уцелœевшие казаки были всœе ʼʼперераненыʼʼ. На протяжении всœего рассказа об азовской осаде автор всœей силой своего публицистиче­ского и поэтического таланта славил героизм казаков, отстаивал их интересы в борьбе за Азов. ʼʼПоэтическаяʼʼ повесть, как и под­линные войсковые отписки этого премени, заключается основной мыслью, определяющей её идейное содержание и социальную функ­цию,- мыслью о крайне важно сти присоединœения Азова к Русскому государству. От лица всœего казачества автор говорит: ʼʼА топер мы Войском всœем Донским государя царя и великого князя Михаила Фёдоровича всœея Росии просим милости... чтобы велœел у нас при­нять с рук наших свою государеву вотчину Азов градʼʼ. Сами же казаки, ʼʼувечныеʼʼ и ʼʼперераненныеʼʼ, собираются, по словам пове­сти, ʼʼприняти образ мнишескийʼʼ, атамана своего сделать игуменом, а есаула - строителœем казачьей ʼʼлавры Предтечевойʼʼ.

ʼʼПоэтическаяʼʼ повесть об Азове, как показывает один из не­давно изученных её списков, была написана в Москве зимой 1641-1642 ᴦ., когда на Земском соборе шли ожесточённые споры по азовскому вопросу". Эта повесть возникла как агитационное произведение, имевшее своей основной целью вызвать наибольшее сочувствие к героям-казакам у московских читателœей, убедить их в крайне важно сти присоединœения Азова к Русскому государству.

В основу повести положен фактический материал, непосред­ственные наблюдения очевидца ʼʼосадного сиденияʼʼ. Правдивость и детальность передачи всœех обстоятельств азовской осады в на­шей повести полностью подтверждается мемуарами турецкого пу­тешественника Эвлия-эфенди, находившегося под Азовом в свите турецкого главнокомандующего Дели-Гусейн паши 2 , свидетельст­вами очевидца осады астраханского стрельца Куземки Фёдорова и целым рядом русских исторических документов.

Форма войсковой казачьей отписки, избранная автором повести для своего рассказа, была привычна для современников, и в то же время, в обстановке горячего интереса москвичей-читателœей к со­бытиям в далёком Азове, именно эта форма оказывалась наиболее убедительной, так как создавала впечатление живого, взволнованно­го рассказа самих казаков, героев осады, о пережитом ими. Факти­ческий материал повести окрашивается в высшей степени лириче­ски, в соответствии с напряжённой драматической обстановкой, в которую поставлены были осаждённые казаки. Отвага, мужество, воинская доблесть азовских героев рисуются почти в легендарных чертах. Казаки - подлинные донские ʼʼрыцариʼʼ, бесстрашные, крепкие духом и телом ʼʼбогатыри святорусскиеʼʼ, проявляющие чу­деса храбрости, с малыми своими силами упорно отстаивающие Азов-город от неисчислимых вражеских войск. Величие и необы­чайность казачьего подвига определяют эпический склад самого повествования, сложившегося под влиянием народной песенной поэ­зии. Рисуя картину животного царства, автор повести использует типичные фольклорные эпитеты: ʼʼорлы сизыяʼʼ и ʼʼвороны чёрныяʼʼ, ʼʼволцы серыяʼʼ и ʼʼлисицы бурыяʼʼ; в лирическом прощании казаков упоминаются ʼʼлеса тёмныяʼʼ, ʼʼдубравы зелёныяʼʼ, ʼʼполя чистыеʼʼ, ʼʼтихия заводиʼʼ, ʼʼморе синœееʼʼ, ʼʼреки быстрыеʼʼ. Трогательное про­щальное обращение казаков к ʼʼтихому Дону Ивановичуʼʼ, которого они величают своим ʼʼгосударемʼʼ и ʼʼатаманомʼʼ, особенно характер­но для донского фольклора.

Легендарная исключительность события, как оно изображается в повести, диктует ей обращение к традиционным формам пове­ствовательного воинского стиля с его сверхъестественными карти­нами батальной обстановки. Подчёркивание губительных опусто­шений, которые производит малочисленное казачье войско во вра­жеском лагере, изобилующем огромными силами,- знакомый нам приём старых воинских повестей. От них же идут и картины не­обычайного шума и грома, производимых неприятельскими труба­ми и барабанами, красочные описания сияющих, как небесные све­тила, доспехов воинов, уподобление битвы грозе небесной, жалобы осаждённых на крайнее изнеможение и усталость, при которых но­ги подгибаются, теряется голос и слух. Наконец, оттуда же и кар­тины помощи казакам со стороны ʼʼнебесных силʼʼ то в виде двух юношей с обнажёнными мечами или двух ʼʼмладых мужиковʼʼ в бе­лых ризах, то в образах двух старцев - Ивана Предтечи и Нико­лы-чудотворца - или в образе ʼʼжены прекрасны и светлолеп-ныʼʼ - богородицы. Заступничество небесных сил обнаруживалось и в появлении слёз на иконе Ивана Предтечи, которые наполнили церковную лампаду. Все эти традиционные литературные образы свидетельствуют о широкой начитанности автора повести.

В повести обращает на себя внимание совмещение торжествен­ной архаической стилистики с живым просторечием, как это позже, будет и в писаниях протопопа Аввакума. С одной стороны - традиционные патетически-восторженные фразы о величии и силе Мо­сковского государства, русского царя и православной веры, с дру­гой - просторечные укоризны и выпады против московских бояр и дворян и особенно против турок, выпады, своей иронией и сар­казмом предвосхищающие писательскую манеру того же Аввакума. Автор повести, несомненно, принадлежал к демократической среде донского казачества. Есть всœе основания предполагать, что это произведение было написано есаулом ʼʼстаницыʼʼ казаков, при­ехавших в 1642 ᴦ. с отпиской о героической обороне Азова,- Фё­дором Ивановым Порошиным ". Будучи канцеляристом, а в про­шлом беглым холопом известного вельможи князя Н. И. Одоев­ского, Порошин занимал на Дону положение войскового дьяка (на­чальника войсковой канцелярии). Подлинные отписки Порошина, одна из которых вызвала даже гнев царя своим чрезмерно настой­чивым требованием оказания помощи казакам в борьбе за Азов, оказываются очень близкими нашей повести и по содержанию своему и по стилю. После осады Порошин был выбран есаулом той станицы, которая отправилась в Москву к царю Михаилу для ре­шения судьбы Азова. Здесь, в 1642 ᴦ., в пору, когда заседал Зем­ский собор по азовскому вопросу и шли жаркие споры о том, удер­живать ли России Азов или вернуть его туркам, и была написана Порошиным ʼʼпоэтическаяʼʼ повесть, пропагандировавшая закреп­ление Азова за Россией и обличавшая бояр и дворян, притесняв­ших казаков. Но литературная пропаганда Порошина оказалась безрезультатной: Азов был возвращён туркам, а Порошин, как упорный защитник планов, не нашедших себе поддержки у прави­тельства, был сослан в Сибирь, очевидно, для того, чтобы по воз­вращении на Дон не мутить казаков и не восстанавливать их про­тив московского правительства 2 .

ПОВЕСТЬ ОБ АЗОВСКОМ ОСАДНОМ СИДЕНИИ ДОНСКИХ КАЗАКОВ - понятие и виды. Классификация и особенности категории "ПОВЕСТЬ ОБ АЗОВСКОМ ОСАДНОМ СИДЕНИИ ДОНСКИХ КАЗАКОВ" 2017, 2018.

Архангельская А. В.

Еще в XVI столетии укрепление Русского централизованного государства вызвало массовые побеги крестьян из центральных областей в пограничные земли. Наибольшая община беженцев образовалась на Дону, где эти люди стали именовать себя "казаками" (Р. Пиккио пишет, что это слово тюркского происхождения первоначально обозначало собственно понятие "вольные люди"). По прошествии времени донские казаки превратились в весьма серьезную военную силу, которой руководили выбранные из своей среды полководцы – атаманы. Объектом военных нападок стали главным образом турецкие владения между Азовским и Черным морями.

Всегдашним камнем преткновения для Донского казачества был Азов – мощная турецкая крепость в устье Дона. Весной 1637 г. казаки, воспользовавшись благоприятной расстановкой сил, когда султан был занят войной с Персией, осадили Азов и после двухмесячных приступов овладели крепостью.

Азовская эпопея длилась 4 года, за ней с живейшим интересом наблюдал и мусульманский, и христианский мир. Казаки понимали, что без помощи Москвы им не удержать Азов. Поэтому донское войско добивалось принятия Азова "под государеву руку". Московское же правительство боялось большой войны с Турцией, мир с которой был устойчивым принципом внешней политики первых царей Романовых. Москва не решалась двинуть войска в помощь казакам и официально отмежевалась от них через русского посла в Царьграде. В то же время оно посылало казакам оружие и припасы и не мешало "охочим людям" пополнять азовский гарнизон.

В августе 1638 г. Азов был осажден конными ордами крымских и ногайских татар, но казаки заставили их уйти восвояси. Три года спустя – в 1641 г. – крепости пришлось отбиваться уже от султанского войска Ибрагима I – огромной, снабженной мощной артиллерией армии. Большая флотилия кораблей блокировала город с моря. Мины, заложенные под стены, и осадные пушки разрушили крепость. Все, что могло гореть, сгорело. Но горстка казаков (в начале осады их было пять с небольшим тысяч против трехсоттысячной турецкой армии) выдержала четырехмесячную осаду, отбила 24 приступа. В сентябре 1641 года потрепанному султанскому войску пришлось отступить. Позор этого поражения турки переживали очень тяжело: жителям Стамбула под страхом наказания было запрещено произносить даже слово "Азов".

События Азовской эпопеи получили отражение в целом цикле повествовательных произведений, чрезвычайно популярных на протяжении всего XVII столетия. Прежде всего, это три "повести", определяемые как "историческая" (о захвате крепости казаками в 1637 г.), "документальная" и "поэтическая" (посвященная обороне 1641 г.). В конце века материал был еще раз переработан и возникла так называемая "сказочная" повесть о взятии и осаде Азова.

Было очевидно, что Ибрагим I не уступит Азова, что новый поход – всего лишь дело времени. В этих условиях и в Москве поняли, что двусмысленной политике пришел конец. В 1642 г. был созван земской собор, которому предстояло решить вопрос о том, что делать дальше: защищать крепость или вернуть ее туркам. С Дона на собор приехали выборные представители Войска Донского. Предводителем этой делегации был есаул Федор Порошин, беглый холоп кн. Н.И. Одоевского. По всей видимости, именно он и написал поэтическую "Повесть об Азовском осадном сидении" - самый выдающийся памятник азовского цикла. "Повесть" была рассчитана на то, чтобы склонить на сторону казаков московское общественное мнение, повлиять на земский собор.

Р. Пиккио, характеризуя "Повесть", отмечал прежде всего ее традиционность: "Порой кажется, что читаешь "Повесть временных лет", или "Сказание о Мамаевом побоище", или "Повесть о взятии Царьграда"… образы турок из войска султана Ибрагима словно списаны с древних куманов или татар Батыя… Мощь традиции древнерусской литературы сообщает всему повествованию моральную силу, придающую очарование каждой фразе и каждому жесту, который совершается не случайно, не по мгновенному импульсу, а в соответствии с отеческими заветами. Азовские казаки предоставлены самим себе, формально они не зависят от царя и способны выбирать свою судьбу. И все же им неведомы сомнения. В них сильны православная вера и мораль. Для них патриотизм и религия – одно и то же. Перед лицом турецкой угрозы они знают, с какими обличительными речами обращаться к неверным, какие пламенные молитвы возносить Господу, Богоматери и святым, каких чудес ждать с небес, как приветствовать христианских братьев, солнце, реки, леса и моря. Будь в их действиях больше импровизации, исчезло бы очарование картины, написанной на старый лад".

Действительно, "Повесть" сочинял весьма начитанный человек, опиравшийся на весьма широкий круг книжных источников. Из этих источников особенно важным для него стало "Сказание о Мамаевом побоище", откуда заимствованы, например, приемы описания вражьей силы. Однако, как отмечает большинство исследователей, художественную специфику памятника определяют все-таки не парафразы и не скрытые цитаты. В поэтике повести сочетаются два организующих фактора: художественное переосмысление канцелярских жанров и использование фольклора. Автор широко пользуется устным народным творчеством казаков и из книжных источников также брал прежде всего фольклорные мотивы. Кроме того, повесть обращает на себя внимание новаторским изображением главного героя: в центре повествования не князья и государи, а собирательный, коллективный герой – героический казачий гарнизон крепости как единое целое.

Повесть начинается как типичная выписка из документа: казаки "своему осадному сиденью привезли роспись, и тое роспись подали на Москве в Посолском приказе... думному дьяку... а в росписи их пишет..." Но предметом этой "росписи" становится пространный перечень войск, посланных к Азову "турским царем Ибрагим-салтаном", пехотных полков, конницы и артиллерии, крымских и ногайских мурз, горских и черкесских князей, европейских наемников и т. д. и т. п. Традиция деловой письменности, на первый взгляд, придает этому перечню документально бесстрастный тон. Но в то же время этот перечень оказывается эмоционально окрашенным. Автор преследует определенную цель: методически перечисляя все новые и новые отряды турок, он нагнетает у читателя впечатление страха и безнадежности и сам как бы оказывается во власти этих чувств. Он ужасается тому, что написал, и перо выпадает из его руки: "Тех то людей собрано на нас, черных мужиков, многие тысячи без числа, и письма им нет (!) – тако их множество".

Очень важно помнить, что так говорит человек, прекрасно знающий о благополучном исходе осады. Значит, перед нами умелое использование художественного приема, заставляющее увидеть в авторе не фактографа-канцеляриста, а художника, отлично знающего, что контраст создает эмоциональное напряжение: чем безнадежнее выглядит начало, тем эффектнее и весомее счастливый конец. По-видимому, эта контрастная картина – главная, но дальняя цель автора. Пока же он подготавливает почву для перехода от канцелярского стиля к полуфольклорному стилю воинской повести, к гиперболически-этикетному изображению несметных вражеских полчищ. Предмет повествования остается прежним, но на смену документальному способу изложения приходит эпический стиль.

Чистые поля в одночасье оказались засеянными турецкими и ногайскими ордами (сравнение битвы с посевом – традиционный мотив батальных описаний в фольклоре и литературе). Врагов так много, что степные просторы превратились в темные и непроходимые леса. От многолюдства пеших и конных полков затряслась и прогнулась земля, и из Дона вода выступила на берег. Огромное количество разнообразных шатров и палаток уподобляется высоким и страшным горам. Пушечная и мушкетная стрельба уподоблена грозе, сверканию молний и мощным ударам грома. От порохового дыма померкло солнце, его свет претворился в кровь и наступила тьма (как не вспомнить "кровавое солнце" "Слова о полку Игореве"). Шишаки на шлемах янычар сверкают, как звезды. "Ни в каких странах ратных таких людей не видали мы, и не слыхано про такую рать от века", - подводит итог автор, но сразу же поправляется, т.к. находит подходящую аналогию: "подобно тому, как царь греческий приходил под Трояньское государство со многими государьствы и тысечи".

Переходы от канцелярского стиля к фольклорному и дальше останутся самой характерной чертой авторской манеры в "Повести". Автор не только чередует канцелярский и фольклорный стили, он соединяет их, насыщая фольклоризмами деловой жанр и таким образом художественно его переосмысляя.

Казаки всячески бранят султана: он и "худой свиной пастух наймит", и "смрадный пес", и "скаредная собака". Эта брань сродни той литературной брани, которая встречается в целом ряде памятников этой эпохи, также художественно осмысляющих деловые жанры: в легендарной переписке с турецким султаном Ивана Грозного, а затем запорожских и чигиринских казаков.

От песенного лиризма до "литературной брани" – таков стилистический диапазон повести. Вся она построена на контрастах, потому что ее исторической основой также был контраст – контраст между горсткой защитников Азова и огромным количеством осаждающих.

Отмечается, что турки не только угрожают казакам, они искушают их, предлагая спасать свои жизни и переходить на сторону султана, обещая за это великую радость и честь: отпущение всякой вины и награждение несчетным богатством. Упоминание об этом переносит центр повествования из области батальной в область моральную.

После череды атак, обрушившихся на город, казаки, чувствуя, что их силы иссякают и приближается конец, взывают к небесным покровителям, святым заступникам Русской земли. Христиане-казаки не отдаются во власть неверных. В ответ на это с небес слышатся утешающие и поднимающие дух слова Богородицы, источает слезы находящаяся в церкви икона Иоанна Крестителя, а на турок обрушивается войско ангелов небесных.