Сахарный ребенок ольга громова краткое. Сахарный ребенок. История девочки из прошлого века, рассказанная Стеллой Нудольской

Роман воспитания При этом книга Громовой продолжает российскую и советскую традицию романов воспитания. Они обязательно должны присутствовать в домашней библиотеке каждого подростка. Ведь такие книги позволяют разобраться во внутренних проблемах, узнать подробности истории своей страны, пусть не самые приятные, осознать основные нравственные правила, которых следует придерживаться всю жизнь. Раньше такими обязательными к прочтению произведениями были «Неточка Незванова» Достоевского, трилогия Льва Николаевича Толстого про взросление, романы Катаева и Осеевой. Сегодня им на смену приходят книги современных авторов. «Сахарный ребенок» один из самых удачных примеров чтения для нового современного поколения. Прототипы главных героев Еще одно достоинство этого романа состоит в том, что все, о чем говорится на страницах «Сахарного ребенка», не выдумка. Книга биографична.

Краткое содержание громова сахарный ребенок для читательского дневника

Но жизнь ее меняется кардинально. На смену тихим семейным вечерам приходят переживания, ежедневный стресс. Эля оказывается в страшном, неприятном ей мире, где все ей не рады. Отца арестовывают. Его увозят из дома, о дальнейшей судьбе ничего не известно.
Все попытки матери девочки пробить чиновничью стену заканчиваются практически ничем. «Враг народа» оказывается в застенках НКВД. С Элей и матерью тоже обращаются неподобающим образом. Их отправляют в лагерь для членов семей изменников Родины.

Для них даже существует специальная неприятная аббревиатура — ЧСИР. Сюда же привозят социально опасных элементов (СОЭ). Лагерь расположен вдали от их дома — в Киргизии. Незнакомый и тяжелый климат, тяжесть переезда, непростые условия содержания.

Все это негативно сказывается на состоянии девочки.

Краткое содержание сахарный ребенок ольги громовой

Сизова Наталья Информация о книге Название и автор Главные герои Сюжет Мое мнение Дата чтения Количество страниц Громова Ольга «Сахарный ребенок» Стелла Нудольская История девочки из прошлого века, рассказанная Стеллой Нудольской. Книга Ольги Громовой «Сахарный ребенок» записана ею со слов Стеллы Нудольской, чье детство пришлось на конец 30-х — начало 40-х годов в Советском союзе. Это очень личный и берущий за душу рассказ о том, как пятилетняя Эля, счастливо растущая в любящей семье, вдруг оказывается дочерью «врага народа» и попадает в страшный, непонятный ей мир: после ареста отца их вместе с матерью отправляют в лагерь в Киргизии как ЧСИР (членов семьи изменника Родины) и СОЭ (социально опасные элементы).
Но несмотря на все испытания, голод и болезни, которые им приходится пережить, Эля и ее мама не падают духом: читают стихи, поют песни, шутят, по-настоящему заботятся друг о друге.

Ольга громова, «сахарный ребенок»: краткое содержание, главные герои, тема

Она быстро подружилась с другими детьми, и ее стали звать все вокруг – скорочено, Эля. Она играла на улице, каталась на лошади, а вернее училась. Но это были не такие уж частные случаи, ведь ей приходилось еще и помогать маме. А потом была война 1941 года. Когда она прошла вместе с голодом, Эля пошла все-таки в десятый класс, но оценки она получала плохие, так как, несмотря на то, что училась хорошо, все учителя помнили ее прошлое. После окончания школы, Эля все же поступила в техникум сельскохозяйственный. А потом, их оправдали. Но отец так и не вернулся домой, потому что вскоре пришла записка, что он умер еще до войны. Можете использовать этот текст для читательского дневника Громова — Сахарный ребенок. Картинка к рассказу Сейчас читают

• Краткое содержание Калина красная Шукшина В произведении автор показывает нам судьбу бывшего осужденного Егора Прокудина.

One more step

Ольга Громова Сахарный ребенок История девочки из прошлого века, рассказанная Стеллой Нудольской Стелле и Эрику. Я выполнила своё обещание. О. Г. Пролог Не хотелось думать ни об уроках вообще, ни конкретно о немецком языке - так хороша была за окном подмосковная ранняя осень с ярким осенним солнышком, так манила в лес. Я вполуха слушала, как учительница объявляла результаты вчерашней контрольной.

Краткое содержание сахарный ребенок ольги громовой по главам

Внимание

Подростоковый роман Несмотря на все испытания, которые выпадают на их долю, Эля и ее мама не отчаиваются, не падают духом. Ольга Громова пишет классический подростковый роман, в котором показывает, как родитель даже в критических обстоятельствах должен и может помочь ребенку перенести самые жуткие моменты в жизни. Мама Эли постоянно шутит, поет песни, читает стихи своей дочери.

Читательский дневник/сизова наталья

И когда Эля пошла в десятый класс, маме с дочерью разрешили поселиться рядом с Москвой. Девочка пошла в школу. Училась она блестяще, но учитывая её прошлое, ей всегда в два раза уменьшали оценки.Эля закончила учиться в школе, и поступила в сельскохозяйственный техникум. Учась на третьем курсе они с мамой получили документ, который говорил о том, что их оправдали, и они ни в чем не виноваты.

Отец домой не вернулся. Сухая строчка телеграммы гласила, что он умер в 40-х годах. Рассказ учит терпению и выносливости в самых трудных ситуациях. Читать краткое содержание Громова — Сахарный ребенок.

Краткий пересказ.

Читать онлайн «сахарный ребенок»

Но ничего не поделаешь, у меня осталось «домашнее задание». Я долго крутила рукопись, открывала и закрывала. А с того момента, как в голове у меня родилось, что нужно сделать, чтобы сложилась структура повести, когда я поняла, что надо дописывать, что надо переделать или перестроить, какие куски есть и какие из них годятся, прошло еще года три до момента сдачи книги в печать, не меньше. Года два я с ней возилась до того, как показала наброски директору издательства «КомпасГид» Виталию Зюсько, просто как-то к слову случайно пришлось.

Мощный нажим директора издательства «КомпасГид» Виталия Зюсько и заставил меня за следующий год доделать книгу до конца, иначе я не знаю, сколько бы я еще возилась.

Важно

Игра Сегодня за ужином мы попали в волшебную страну эльфов и гномов, где, как всем известно, в кисельных берегах текут молочные реки. В глубоких тарелках с крутым ярким ягодным киселём и налитым по краям молоком нужно «пропружать», прокладывая русла для молочных речек в кисельных берегах. Если не торопиться и действовать аккуратно, в тарелке получится карта страны с озёрами, реками, ручьями и океаном вокруг.

Мы долго возимся, а потом сравниваем, у кого лучше получилось: у меня, у мамы или у папы. Папа даже умудрился построить какую-то гору из киселя и уверяет, что именно из неё течёт вот эта молочная река. Пока мы рассматриваем картины в тарелках, гора расползается и получается мутное море.

Мы с мамой смеёмся, а няня ворчит: «Ну, собрались младенцы - баловство одно». - Ладно, Мосявка, - говорит папа, - доедаем быстро кисель и спать. - А сказка будет? - Будет тебе сказка.

Сахарный ребенок краткое содержание для читательского дневника

С трёх лет родители учили девочку разным языкам, и сейчас живя в этих местах, девочка с мамой старались изучить язык местного населения. В Киргизском посёлке девочку стали звать Эля. Мама часто рассказывала дочке разные сказки и пела песни. Малышка быстро подружилась с другими детьми. Они играли на улице, учились кататься на лошадях.

Лошадь в тех краях очень ценилась. Однажды возле их юрты проскакал какой-то всадник. Он выкрикивал какие-то слова, и нежно смотрел на девочку. Как выяснилось позже, он кричал: «Ак бала, кант бала», что в переводе означало «белый ребёнок, сахарная девочка».

С его лёгкой руки Элю так и называли. Это было в тридцатые годы. Затем была война 1941 года, отголоски которой доносились и в те края. Война принесла с собой голод. Люди старались выжить, как могли, по зернышку собирая пшеницу.

Война закончилась.

Она написана на основе воспоминаний Стеллы Нудольской. Именно она является прототипом главной героини — девочки Эли. Как иронично отмечает автор на страницах романа, ее родители действительно были социально опасными элементами.

По крайней мере, так в то время часто оценивались факты из биографии, которые были у родителей Эли. И у Стеллы мама и папа имели высшее образование, владели сразу несколькими иностранными языками, в свободное время рисовали, играли на музыкальных инструментах. У них была завидная родословная. Дедушка Эли — столбовой дворянин, который работал на Тульском оружейном заводе. Таким образом, получается, что эта книга единственная, которая повествует о сталинских репрессиях и при этом адресована детям. Нудольская, ставшая прототипом для этого романа, также писала собственную документальную биографию. Она получила название «Не позволяй себе бояться».

Сахарный ребенок краткое содержание для читательского дневника 5 класс

Было ли такое, что во время написания Вы что-то кардинально меняли/переписывали или Вы уже хорошо представляли себе будущую «картинку», когда стали делать из воспоминаний повесть? - Из того, что было в мемуарах, я кардинально не меняла ничего. Та история, которая есть там, - она вся подлинная. Другой вопрос, что были главы, которые пришлось писать целиком, потому что это были истории, которые были рассказаны фрагментарно. Была история, которая не была дописана, и я не знала, чем она кончилась, и спросить уже некого.

Пришлось додумывать, чем она могла закончиться. С этой конкретной девочкой, с этим характером, в этой конкретной ситуации - как могла девочка на то или другое отреагировать, как могла выйти из этой ситуации и так далее. Кое-что приходилось просто менять местами композиционно. Например, не сразу нашла свое место вставная история семьи Южаковых.

Ольга Громова

Сахарный ребенок

История девочки из прошлого века, рассказанная Стеллой Нудольской

Стелле и Эрику. Я выполнила своё обещание.

Не хотелось думать ни об уроках вообще, ни конкретно о немецком языке - так хороша была за окном подмосковная ранняя осень с ярким осенним солнышком, так манила в лес. Я вполуха слушала, как учительница объявляла результаты вчерашней контрольной. «Нудольская - три…» Ослышалась я, что ли? Класс недоумённо загудел, но под строгим взглядом нашей новой «немки» быстро затих. С первых парт изумлённо оглядывались на меня одноклассники: вторая тройка по немецкому за неделю. Все знали, что по-немецки я говорю почти так же свободно, как по-русски, и школьный диктант ну никак не могла написать на тройку.

А я вдруг всё поняла. И недавняя тройка по русскому за сочинение (учительница сказала, что я стала допускать стилистические ошибки и не раскрыла тему), и сегодняшняя уже не показались такими удивительными. Обидными - да, несправедливыми - конечно… Но в эту минуту мне стало ясно, что теперь, в последнем классе, эти тройки станут появляться неизбежно, как бы я ни старалась. И тогда у меня в конце года выйдут четвёрки по русскому и немецкому. И не видать мне ни золотой медали, ни даже серебряной, несмотря на все мои «пятёрочные» табели прошлых лет.

Я совсем перестала слушать урок. Я думала. Понятно, что четвёрки по русскому не избежать - тогда мне точно не дадут медаль. Можно получить медаль, даже имея две четвёрки за последний год, но не в том случае, если одна из них по русскому. Это закон. А похоже, так и будет. Обидно и неясно, почему вторым предметом стал именно мой любимый немецкий. Не математика, не физика… Может быть, потому, что наша новая классная руководительница преподаёт немецкий и, похоже, не очень-то хорошо его знает… а значит, ей не нравятся те, кто знает лучше неё? Или просто она в нашем посёлке недавно, ещё не своя вроде бы, и потому именно ей поручено выполнить чью-то «установку»?

Моя мама тоже преподаёт немецкий. В той же школе. Но ей старшие классы не дают, только с пятого по седьмой. Мы и живём при школе - в маленькой служебной квартире. Маме, конечно, тоже будет обидно за мой немецкий, но я точно знаю, что ни она, ни я сама спорить не станем. И объяснять ничего никому не будем. А одноклассники… ну что ж, поудивляются и привыкнут. В десятом классе у всех своих забот хватает.

Потом, когда-нибудь… когда станет можно… я расскажу свою историю хотя бы самым близким друзьям. Но это будет нескоро. Если вообще будет. А пока я могу вспоминать только молча.

Сегодня за ужином мы попали в волшебную страну эльфов и гномов, где, как всем известно, в кисельных берегах текут молочные реки. В глубоких тарелках с крутым ярким ягодным киселём и налитым по краям молоком нужно «пропружать», прокладывая русла для молочных речек в кисельных берегах. Если не торопиться и действовать аккуратно, в тарелке получится карта страны с озёрами, реками, ручьями и океаном вокруг. Мы долго возимся, а потом сравниваем, у кого лучше получилось: у меня, у мамы или у папы. Папа даже умудрился построить какую-то гору из киселя и уверяет, что именно из неё течёт вот эта молочная река. Пока мы рассматриваем картины в тарелках, гора расползается и получается мутное море. Мы с мамой смеёмся, а няня ворчит: «Ну, собрались младенцы - баловство одно».

Ладно, Мосявка, - говорит папа, - доедаем быстро кисель и спать.

А сказка будет?

Будет тебе сказка. Сегодня моя очередь.

А можно ты прямо сейчас начнёшь, чтобы знать, про что… а потом я пойду чистить зубы и умываться?

Давным-давно…

Когда и солнце было ярче, и вода мокрее?

Господи, а это ты откуда взяла?

Это Полюшка ей так сказки рассказывает, - улыбаясь, говорит мама.

Полюшка - это моя няня. И она, кстати, никогда не зовёт меня Мосявкой. Считает, что это собачья кличка, и ворчит, когда меня так зовут. Но папа её ворчания не боится.

Не отвлекайте меня. Так вот… давным-давно жила-была в Москве семья: папа, мама, няня и совсем маленькая девочка. Папу звали… папой. Маму… Папа называл её Юленька, мамины старшие сёстры - Люськой, брат - Пунечкой.

А брат - это дядя Лапа?

Ну, например он, хотя в жизни-то его никто так не зовёт, только одна маленькая девочка. А вот девочку очень долго называли всякими разными словами, но никак не по имени… Потому что имени у неё не было.

Это про меня сказка, да? А приключения будут?

Будут-будут. Иди умывайся и ложись.

Мама обычно читает или рассказывает мне удивительные истории из жизни разных богов, героев, волшебников, да ещё на разных языках. А папа редко рассказывает «правильные» сказки, то есть народные или литературные, - чаще на ходу сочиняет. Я бегу умываться, предвкушая сказку про саму себя, потому что правдивую историю о том, как у меня не было имени и откуда оно взялось, я уже знаю.

По всем приметам родиться должен был мальчик, которого хотели назвать Генрихом. И вдруг раньше срока родилось нечто крошечное, весом без восьмушки пять фунтов (так няня по старинке считала) и чуть больше сорока сантиметров в длину, и оказалось девочкой. Родители долго не могли решить, как же им назвать это неожиданное явление.

Пока не было кроватки, я спала в чемодане, стоявшем на большом стуле, а крышка его была привязана к спинке. Тогда меня называли Мосявка, Буба или как-нибудь ещё. И вот это создание должно было получить имя. Папе нравились одни имена, маме - другие, и спорили они без конца. Один из друзей семьи предложил:

Назовите девочку Myccop - это по-турецки «звезда».

Но мама решила мусором дочку не называть. Спорили бы ещё долго, если бы через два месяца родителям не принесли строгую повестку о штрафе и официальное напоминание о том, что в стране существуют загсы, куда им и следует явиться зарегистрировать ребенка.

Пошли втроём: папа, мама и их друг Александр. Пока родители в коридоре у окна бурно спорили, как же будет называться это чудо, они передали ребёнка другу, чтоб подержал, покуда они что-то решат. Тот тихо зашёл в комнату (из которой полчаса назад выдворили родителей доспоривать в коридоре) и зарегистрировал ребёнка, благо и ребёнок, и документы были в руках у дяди Саши. С чувством выполненного долга он предложил родителям доспорить как-нибудь в другой раз, так как эту девочку зовут Стелла, что на латыни значит «Звезда».

Когда в доме появилась няня Поля, она придумала сокращение от имени Стелла - Эля. С тех пор близкие так меня и звали.

Лица папы я не помню. Зато помню карман его пальто. Если я запускала туда руку (почти до плеча), там всегда находилось что-нибудь вкусненькое. Помню большую тёплую руку, за которую я держалась, когда по выходным мы ходили гулять. И голос - очень низкий, бархатный. И вот папа рассказывает мне сказку. О том, как маленькая, но смелая девочка без имени спасает свою маму от злых разбойников и зарабатывает себе имя - Звёздочка.

И папа, и мама были очень музыкальны. Мама садилась вечерами за пианино, и они пели вдвоём. Было так славно. Очень я любила, когда они пели «Элегию» Массне. Конечно, я не знала, что такое элегия и кто такой Массне, и считала, что это одно такое длинное слово - «элегиямассне», - но и слово было красивое, и мелодия.

Родители оба работали, и работали много. Но когда они были дома, а я ещё не спала, казалось, что всё их время принадлежало мне. Ни разу я не слышала «отойди», «займись своими игрушками», «мне некогда», «поговорим потом». Сейчас мне кажется, что мы всё время играли.

Наряду с русским языком родители с самого раннего возраста говорили со мной по-немецки и по-французски. Поэтому я к трём годам одинаково понимала все три языка, а потом и говорила на них одинаково легко. И именно потому немецкие, французские и русские сказки и истории мне рассказывали на языке оригинала.

Мама очень хорошо рисовала и нередко во время рассказа набрасывала рисунок.

Мне часто приносили подарки: они всегда были завёрнуты в бумагу и завязаны верёвочкой, которую я должна была развязать сама.

Однажды папа принёс домой громадный свёрток. Поставил его на пол и серьёзно так сказал:

Интересно, что там внутри? Развяжи его аккуратно и посмотри.

Сначала я проверила папин карман - там было маленькое краснобокое яблоко. Ну а потом обошла свёрток кругом. Длинный, выше меня, он стоял на полу и слегка покачивался. Надо было развязать все узлы и посмотреть…

Ну, человечек, смелее!

Это были очень важные слова. Если мной бывали довольны, мне говорили «хороший человечек», а высшая похвала звучала как «хороший человек».

ИД "КомпасГид" и Виталий Зюсько умеют "попадать в нерв". Буквально на днях в интернет-магазине "Лабиринт" начнётся продажа книги Ольги Громовой "Сахарный ребёнок". Эта небольшая повесть должна быть в каждой домашней библиотеке. «Сахарный ребёнок» Ольги Громовой, главного редактора журнала "Библиотека в школе" и глубокого, тонко чувствующего человека, - классический «роман воспитания» на экстремальном историческом материале. Давно освоенные "взрослыми" кино и литературой, "трудные страницы" нашей истории по-прежнему остаются табуированной темой в русской детской литературе.

Эта книга непременно должна была появиться. Для русской (а затем и советской) литературы всегда был органичен жанр «романа воспитания», который обязательно должен был присутствовать в чтении подростков. В нём становление юной личности, совершающей выбор, происходит в неразрывной связи с историческим становлением. Вслед за трилогией Л. Толстого, «Неточкой Незвановой» Ф. М. Достоевского, книгами П.П. Катаева и В.А. Осеевой, которыми зачитывались прабабушки и бабушки нынешних тинейджеров, должны были появиться книги современных авторов, созданные на новом материале для нового поколения. Но жанр «романа/повести воспитания» полностью исчез из новейшей детской литературы. Из-за отсутствия внятной идеологии, сложившейся в педагогике тоталитарной системы «художественного вкуса» и очень узкого коридора конвенциальной системы критериев оценки литературных произведений.

«Сахарный ребёнок» - классический «роман воспитания» на экстремальном историческом материале, давно освоенном взрослыми кино и литературой, но по-прежнему табуированном в русской детской литературе. Автору не надо придумывать экстремальные условия и многочисленные испытания, обрушившиеся на счастливую любящую семью, они созданы историей.

Повесть автобиографична. 1937 год. Из уютного мира, наполненного любовью и заботой, страны эльфов и гномов, шестилетняя Эля и её мать Юлия после ареста отца попадают в ссылку в лагерь в Киргизии как ЧСИР (член семьи изменника Родины) и СОЭ (социально опасный элемент). С лёгкой иронией автор замечает: «Элемент, конечно, был очень опасен: образование высшее, владеет пятью иностранными языками, играет на пианино, прекрасно рисует, до революции училась в Смольном институте, её мать – полька, бабка – шведка, отец – русский столбовой дворянин, работал инженером на Тульском оружейном заводе и уж наверняка был недобитым белогвардейцем, так как все мужчины в роду (кроме него, моего деда) были артиллерийскими офицерами. А ещё и замуж вышла за прибалтийского еврея, который к тому же в лагере…»

Несмотря на то, что шестилетний ребёнок и мать, инвалид с последствиями перенесённого костного туберкулёза, попадают в нечеловеческие условия, они поют песни, читают стихи, рассказывают сказки и истории, шутят, больше всего опасаясь расстроить и ранить друг друга. Именно созданный ими с помощью литературы внутренний мир, противостоящий внешнему ужасу, и помогает выжить. Раздробленные прикладом винтовки нос и челюсть Эли в наказание за протянутую к тюльпану руку, избиение камчой не ожесточают и не меняют картину мира. В ответ на недоумение ребёнка: «Нас продали в рабство, что ли? Мы теперь рабы?» - звучит мудрый и полный достоинства ответ матери: «Рабство – это состояние души. Свободного человека сделать рабом нельзя».

После лагеря скитания в поисках работы, жизнь в киргизских сёлах. И здесь им везёт на хороших людей. Среди них и раскулаченные семьи из Украины, и оседлые киргизы, глава рода Сосанбай, его сын Сапкос, так киргизы произносят «совхоз». Знание киргизской культуры и языка (это обязательно для интеллигентных людей) и здесь приносит уважение. К тому же маленькая Эля, кант бала, по-киргизски сахарный ребёнок, становится «манасчи» (манасчи - человек, который знал «Манас» наизусть и пел его речитативом на несложную мелодию). Русская девочка помогает киргизам лучше знать их культуру и выступает сначала перед старейшинами, а затем перед киргизской молодёжью, чтобы те не забывали свою историю.

Одна из самых ярких глав книги - «Великое чтение». Каждый вечер ссыльные русские, украинцы и местные киргизы собираются в одной из комнат барака, чтобы рассказывать истории, читать стихи и рассказы, Пушкина и Гоголя, с переводом на киргизский. Именно чтение объединяет, помогает сохранить достоинство в немыслимых условиях. Повествование охватывает 10 лет, последующие события кратко излагаются в Эпилоге.

«Сахарный ребёнок», без сомнения, книга, необходимая для семейного чтения. Попавшие в жернова истории, несправедливо обвинённые, подвергнутые гонениям и унижениям, мать и дочь, сохранили достоинство и силу духа, веру в хороших людей, и любовь к своей земле. Классический вечный сюжет на новом для детской литературы материале. От этой книги светло на душе.

Книга замечательно проиллюстрирована художником Марией Пастернак, похоже прожившей в своих картинках жизнь маленькой Эли вместе с Ольгой Громовой.

Ольга Громова

Сахарный ребенок

История девочки из прошлого века, рассказанная Стеллой Нудольской

Стелле и Эрику. Я выполнила своё обещание.

Не хотелось думать ни об уроках вообще, ни конкретно о немецком языке - так хороша была за окном подмосковная ранняя осень с ярким осенним солнышком, так манила в лес. Я вполуха слушала, как учительница объявляла результаты вчерашней контрольной. «Нудольская - три…» Ослышалась я, что ли? Класс недоумённо загудел, но под строгим взглядом нашей новой «немки» быстро затих. С первых парт изумлённо оглядывались на меня одноклассники: вторая тройка по немецкому за неделю. Все знали, что по-немецки я говорю почти так же свободно, как по-русски, и школьный диктант ну никак не могла написать на тройку.

А я вдруг всё поняла. И недавняя тройка по русскому за сочинение (учительница сказала, что я стала допускать стилистические ошибки и не раскрыла тему), и сегодняшняя уже не показались такими удивительными. Обидными - да, несправедливыми - конечно… Но в эту минуту мне стало ясно, что теперь, в последнем классе, эти тройки станут появляться неизбежно, как бы я ни старалась. И тогда у меня в конце года выйдут четвёрки по русскому и немецкому. И не видать мне ни золотой медали, ни даже серебряной, несмотря на все мои «пятёрочные» табели прошлых лет.

Я совсем перестала слушать урок. Я думала. Понятно, что четвёрки по русскому не избежать - тогда мне точно не дадут медаль. Можно получить медаль, даже имея две четвёрки за последний год, но не в том случае, если одна из них по русскому. Это закон. А похоже, так и будет. Обидно и неясно, почему вторым предметом стал именно мой любимый немецкий. Не математика, не физика… Может быть, потому, что наша новая классная руководительница преподаёт немецкий и, похоже, не очень-то хорошо его знает… а значит, ей не нравятся те, кто знает лучше неё? Или просто она в нашем посёлке недавно, ещё не своя вроде бы, и потому именно ей поручено выполнить чью-то «установку»?

Моя мама тоже преподаёт немецкий. В той же школе. Но ей старшие классы не дают, только с пятого по седьмой. Мы и живём при школе - в маленькой служебной квартире. Маме, конечно, тоже будет обидно за мой немецкий, но я точно знаю, что ни она, ни я сама спорить не станем. И объяснять ничего никому не будем. А одноклассники… ну что ж, поудивляются и привыкнут. В десятом классе у всех своих забот хватает.

Потом, когда-нибудь… когда станет можно… я расскажу свою историю хотя бы самым близким друзьям. Но это будет нескоро. Если вообще будет. А пока я могу вспоминать только молча.

Сегодня за ужином мы попали в волшебную страну эльфов и гномов, где, как всем известно, в кисельных берегах текут молочные реки. В глубоких тарелках с крутым ярким ягодным киселём и налитым по краям молоком нужно «пропружать», прокладывая русла для молочных речек в кисельных берегах. Если не торопиться и действовать аккуратно, в тарелке получится карта страны с озёрами, реками, ручьями и океаном вокруг. Мы долго возимся, а потом сравниваем, у кого лучше получилось: у меня, у мамы или у папы. Папа даже умудрился построить какую-то гору из киселя и уверяет, что именно из неё течёт вот эта молочная река. Пока мы рассматриваем картины в тарелках, гора расползается и получается мутное море. Мы с мамой смеёмся, а няня ворчит: «Ну, собрались младенцы - баловство одно».

Ладно, Мосявка, - говорит папа, - доедаем быстро кисель и спать.

А сказка будет?

Будет тебе сказка. Сегодня моя очередь.

А можно ты прямо сейчас начнёшь, чтобы знать, про что… а потом я пойду чистить зубы и умываться?

Давным-давно…

Когда и солнце было ярче, и вода мокрее?

Господи, а это ты откуда взяла?

Это Полюшка ей так сказки рассказывает, - улыбаясь, говорит мама.

Полюшка - это моя няня. И она, кстати, никогда не зовёт меня Мосявкой. Считает, что это собачья кличка, и ворчит, когда меня так зовут. Но папа её ворчания не боится.

Не отвлекайте меня. Так вот… давным-давно жила-была в Москве семья: папа, мама, няня и совсем маленькая девочка. Папу звали… папой. Маму… Папа называл её Юленька, мамины старшие сёстры - Люськой, брат - Пунечкой.

TanyaLazareva1996

Оценил книгу

Я начала читать эту книгу вчера вечером и закончила в 2 часа ночи. И еще до 4х утра я не могла заснуть, переваривала прочитанное. Эта та книга, которую хочется иметь в двух экземплярах, а то и в трех.
Пару дней назад я отходила от книги "про дельфина", но эта меня впечатлила, зацепила, ранила еще больше. Я читала несколько часов подряд и время от времени прерывалась, чтобы просто посидеть, подумать, представить все происходящее в книге, передохнуть.
Эта история, в которой страшные вещи подаются от лица ребенка. Маленькой шестилетней девочки по имени Стелла, что в переводе с латинского, звезда. У неё была полная счастливая, любящая семья. Первые страницы я читала восхищаясь, какие же дружные, понимающие родители, какие они счастливые. Повествование начинается очень весело, легко, с замечательными шутками. Они всей семьей постоянно пели, рисовали, читали и рассказывали стихи. Со слов Стеллы, "все её детство было сплошной игрой, полной радости и счастья". Они были обеспеченной семьей по тем мерками. У девочки было множество игрушек, нарядов, всего самого лучшего.. Но однажды папа не вернулся с работы. Стелле сказали, что уехал по работе. Только позже она узнает, что начались политические репрессии, её отец был объявлен врагом народа и выслан в лагерь, на Колыму. И выслан абсолютно не заслуженно, в итоге так и не ясно почему именно он был выслан, то ли из-за того, что заступился за товарища, которого точно так же ни за что выслали, то ли просто оклеветали.
А затем и они с мамой, как "родственники врага народа" были высланы в лагерь в Киргизию. Вот тут детство Стеллы и закончилось. Не стало игрушек, теплой московской квартиры, одежды и обилия еды. Не стало няни. Они остались одни.
В лагере им с мамой приходилось спать на сырой земле, под пронизывающими ветрами, мама утром уходила на тяжелую работу, где о рубанок сбивала руки в кровь, а девочка оставалась одна, наедине со степью и колючей проволокой.
Так начинается эта история. Правдивая история. Что восхищает, удивляет и пугает.
Одна жизнь. Один ребенок.
Мы увидим всю жизнь невероятной женщины от её 6и лет, до глубокой старости. Меня восхищала сила маленькой девочки, сила воли, сила духа. Её ум и смелость, стремление к честности и правде. Я восхищалась её матерью, которая оставшись одна, с ребенком, в нечеловеческих условиях выживала, и никогда, никогда не была в плохом настроении. Как бы им ни было плохо, она всегда вселяла веру в ребенка, что все будет хорошо.
Эта история меня немного шокировала, это так страшно и так невероятно. Не верится, что столько событий, столько испытаний выпало на одну человеческую жизнь. Не верится, что это не художественный образ, а реальный человек, из плоти и крови, который мужественно все это перенес.
Эта история пугает и восхищает. Такая сила духа, стойкость, смелость, оптимизм и вера в лучшее.
Эта книга из тех, которые по моему мнению, обязательно нужно читать. Ольга Громова "Сахарный ребенок"

Оценил книгу

Роман-антидепрессант
В издательстве «КомпасГид» вышла подростковая книга, которая лет двадцать назад наверняка стала бы событием

Несколько лет назад немало зрителей приковал к телеэкранам документальный фильм «Подстрочник»: простейшая по форме – героиня смотрит в камеру и говорит, лишь изредка этот план сменяется архивными снимками, – история одной жизни трогала сильнее, чем иные лихо закрученные сюжеты. Позже воспоминания переводчицы Лилианны Лунгиной были изданы и в виде одноименной книги, ставшей бестселлером.

«Сахарный ребенок» Ольги Громовой – произведение во многом близкое «Подстрочнику», однако стать столь же популярным ему суждено едва ли по одной-единственной причине: никто не снял (и, есть риск, не снимет) по нему фильма, ни игрового, ни документального. Сегодня литература находится в роли догоняющего относительно других видов искусств, и книге стать подлинным событием культурной жизни невероятно тяжело. А лет двадцать назад «Сахарный ребенок» на звание события претендовал бы уверенно.

История, рассказанная в этом небольшом романе, напоминает признанную букеровским жюри лучшей книгой прошлого десятилетия «Ложится мгла на старые ступени…» Александра Чудакова: главный герой обеих книг – ребенок, чье детство превратилось в испытание. Пятилетняя Стелла Нудольская и ее мама высланы в Киргизию как члены семьи изменника родины – и здесь им приходится заново возвращаться к нормальной жизни, имея за душой лишь котомку с вещами. Причем возвращаться неоднократно, потому как раз за разом обстоятельства бросают их в неизвестное и отнюдь не более легкое «завтра».

Жанр романа-воспитания – из числа бессмертных, и сколько ни меняй фон, на котором происходит взросление, какие проблемы перед детьми или подростками ни ставь, у такого рода произведений не отнять главного – постоянного развития если не сюжета, то персонажа. За тем, как малышка Стелла осваивает премудрости взрослого мира на дюжину лет раньше, чем положено, наблюдать даже увлекательнее, чем за краткими, но емкими этнографическими зарисовками. Ольга Громова дает ровно столько «духа эпохи» и «духа места», сколько необходимо для оптимального баланса между аккуратностью исторических деталей и простором для читательского воображения. Автору парадоксальным образом помогли обстоятельства написания книги, изложенные в послесловии: с реальной Стеллой Дубровой она познакомилась, когда та уже была в летах, и выведать больше подробностей из ее детства просто не успела. Зато успела почерпнуть из воспоминаний «свидетельницы истории» несколько ярких сцен, сюжетную канву и – отдельное счастье для нас, читателей! – хорошо, по всей видимости, отрефлексированные и переосмысленные детские впечатления.

«Сахарный ребенок», несмотря на рассказ от лица маленькой девочки, не дает никакого «детского взгляда» на историю 1930-1940-х, не играет с нами в надуманные «перевоплощения в ребенка»: напротив, за рассказом якобы девочки отчетливо просматривается взрослый человек, достаточно отстранившийся от описываемых событий, чтобы обнаруживать потаенные причинно-следственные связи в течении собственной жизни и своем психологическом становлении. Например, в первой же главе Стелла, кроме шуток, расшифровывает смыслы, которые скрываются за словами «хороший человек», обращенными к ней отцом. «Хороший человек умеет делать все сам», «Хороший человек ничего не боится», «Хороший человек развязывает все узлы сам» – эти слова, будучи для совсем уж непонятливых выделенными курсивом, очевидно выполняют функцию Стеллиного кредо: весь дальнейший сюжет можно рассмотреть как попытку девочки стать «хорошим человеком» в отцовском понимании.

Поскольку роман рассчитан прежде всего на подростков, экзистенциальные проблемы, с которыми сталкивается героиня, предельно обнажены. Даже там, где они присыпаны будто бы беспристрастными фактами, чувство несправедливости, преодоление страха смерти и научение самой себя быть свободной все равно управляют героиней. Наивно ожидать от беллетризованных воспоминаний (а это все-таки именно что мемуары, местами за текстом Ольги Громовой даже угадывается неотредактированная речь Стеллы Дубровой, особенно когда речь идет о ее матери) философских прозрений кьеркегоровской глубины, но «Сахарный ребенок» и без того содержит больше, чем можно было ожидать. Это не просто цепочка разрозненных сцен рубежа 30-40-х, где сюжет заменен описанием развития личности, а сильнодействующий антидепрессант: какие бы испытания ни выпадали семейству Нудольских, хороших людей вокруг всегда оказывается больше. Может, это и прегрешение против истины ad verbum, но потому книга и проходит по ведомству художественной литературы. За буквализмом и всей палитрой людской мерзости – к литературе документальной.

Оценил книгу

Это познавательная, поражающее воображение история. Удивительно, сколько перенесла в таком юном возрасте девочка Эля, ставшая главной героиней этой книги. Если считать книгу своеобразным документом, свидетельством очевидца многих непростых событий из нашей истории, то это, безусловно, интересный и важный документ.

Но это не документальная проза, а все-таки художественное произведение, повесть. И с этой точки зрения книга, увы, получилась слабой. Сухой, как черствый хлеб.

Личностью матери Стеллы сложно не восхищаться, конечно – она через многое прошла, не склонив голову, и не только прошла, но и провела за собой ребенка в одиночку. Не восхищаться сложно, а вот не поверить – честно говоря, запросто. Как и в саму Элю. Воспоминания Стеллы, записанные другим человеком, то ли от времени поистерлись, то ли в чужих руках просеялись, но в персонажах осталось очень мало живого, человеческого. Девочка – просто супергерой в протертой юбочке. Почти никогда не плачет, все с полуслова понимает, память как энциклопедия, и все это в шестилетнем возрасте. Стойко переносит голод, холод, скуку, страх, боль, все что угодно. Почти никогда не вспоминает о любимом отце, не донимает вопросами, где папа и когда он вернется, этот человек вообще практически испарился из текста, как только был арестован по сюжету. Мать Стеллы и то немного живее крохотной дочери, она изредка проявляет какие-то человеческие чувства – но и она уж слишком несгибаемая, никогда не унывающая чудо-женщина. Я понимаю, что и в действительности у Стеллы было прекрасное воспитание, умение сохранять лицо в любой ситуации, несгибаемый внутренний стержень, и ее мама была, вероятно, и правда человеком уникальным. Но в повести эти героини стали утрированными, какими-то стерильными и оттого совершенно неправдоподобными.

Да и вообще повесть очень скупа на чувства. В ней очень много рассказано о том, как героини выживали в чудовищных условиях, как спасались от голода, как зимовали, но в ней практически ничего не сказано о том, что творилось в душе у дочери врага народа. Стелла получилась не живой девочкой, а тем самым пионером-ребятам-примером, даром что из пионеров ее исключили. Воистину сахарная девочка. Зачастую такие мальчики и девочки с исцарапанными коленками и идеально чистой душой становятся любимыми героями детских рассказов, но от документальной истории хочется совсем другого.

Кроме того, на повести очень сказалось, что она записана со слов героини, а не создана ею самой. Очень многое остается за кадром, многие пробелы не закрыты, и все время ощущение, что читатель не внутри истории, а где-то далеко за оградой, и доносятся до него лишь отголоски.

Я не вижу за этой историей живого человека. А без человека что остается? Ну, учебник. Познавательно, спасибо, можно законспектировать.