Сталин. Путь к власти Емельянов Юрий Васильевич

ПОЧЕМУ ПОБЕДИЛ СТАЛИН? (ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ)

В апреле 1929 года из состава ленинского политбюро, сформировавшегося в начале 1920-х годов, в этом высшем органе власти правящей партии остался лишь Сталин. Почему же Сталину удалось одержать верх над всеми другими обитателями советского политического Олимпа?

С точки зрения некоторых побежденных получалось, что их поражение было случайным, так как у Сталина не было никаких достоинств. Один из видных троцкистов, И. Смирнов, в беседе с Троцким сказал, что Сталин – это «совсем серый и ничтожный человек», Л.Б. Каменев считал Сталина «вождем уездного масштаба», а Троцкий называл Сталина «самой выдающейся посредственностью».

В своей незавершенной книге о Сталине Троцкий писал: «Ни теоретического воображения, ни исторической дальнозоркости, ни дара предвосхищения у него нет… В области познания, особенно лингвистики, малоподвижный ум Сталина всегда искал линии наименьшего сопротивления… Сила воли Сталина не уступает, пожалуй, силе воле Ленина. Но его умственные способности будут измеряться какими-нибудь десятью-двенадцатью процентами, если принять Ленина за единицу измерения. В свою очередь, в области интеллекта у Сталина новая диспропорция: чрезвычайное развитие практической проницательности и хитрости за счет способности обобщения и творческого воображения». Троцкий уверял, что «примитивность ума» Сталина соединялась и с множеством душевных недостатков, проявлявшихся в его поведении: «Он чувствует себя провинциалом, продвигается вперед медленно, ступает тяжело и завистливо озирается по сторонам». «Грубость представляет органическое свойство Сталина». Из рассуждений Троцкого, который весьма высоко оценивал себя, довольно нелогично получалось, что он потерпел поражение от человека, отличавшегося множеством умственных и душевных изъянов.

Чтобы каким-то образом объяснить свое поражение, его противники часто повторяли, что Сталин добился побед над ними благодаря тайным закулисным интригам. Бухарин говорил об «интриганстве» Сталина. Троцкий уверял: «Аппарат создал Сталина». Нет сомнения в том, что, усвоив еще в духовных училищах завет «будьте мудры, как змии», Сталин проявлял исключительную изобретательность, когда ему нужно было изолировать своих политических оппонентов и лишить их рычагов управления. Однако вряд ли можно объяснить его успех исключительно аппаратными играми.

Такое объяснение отвергал и Стивен Коэн: «Триумф Сталина был обеспечен не только политической машиной. В том, что касается ЦК, то он мог рассчитывать на преданность или благожелательный нейтралитет делегатов низшего и среднего ранга, выдвинувшихся благодаря сталинской протекции… Однако, несмотря на то, что эти младшие партработники состояли членами ЦК, в 1928-1929 годах их роль была второстепенной. По сути дела, они лишь утверждали решения, принятые более узкой, неофициальной группой старших членов ЦК – олигархией из двадцати – тридцати влиятельных лиц, таких как высшие партийные руководители и главы важнейших делегаций в ЦК (представляющих, в первую очередь, Москву, Ленинград, Сибирь, Северный Кавказ, Урал и Украину)… Как администраторы и политические деятели они были часто связаны с генеральным секретарем, однако в большинстве своем не были бездумными политическими креатурами, а сами являлись крупными, независимо мыслящими руководителями… К апрелю 1929 года эти влиятельные люди предпочли Сталина и обеспечили ему большинство в высшем руководстве».

Не в последнюю очередь выбор в пользу Сталина был сделан потому, что он гораздо ответственнее относился к работе и гораздо лучше с ней справлялся, чем его оппоненты. Пока они отдыхали на курортах и писали статьи об искусстве, он был вынужден в одиночку заниматься трудными вопросами народного хозяйства. Оппоненты Сталина часто уходили от решения сложных вопросов, предпочитая им яркие декларации с трибун.

Люди, привыкшие видеть Троцкого, Зиновьева, Бухарина и других не только на трибунах, а там, где принимались важнейшие для Советского государства решения, не имели иллюзий относительно их деловых качеств. Им было известно, что шумная репутация Троцкого была в значительной степени преувеличена, а его организационные «таланты» проявлялись главным образом в приказах с угрозами расстрелов. Рой Медведев привел отрывок из письма армейского работника В. Трифонова, который в разгар Гражданской войны называл Троцкого «бездарнейшим организатором» и подчеркивал: «Армию создавал не Троцкий, а мы, рядовые армейские работники. Там, где Троцкий пытался работать, там сейчас же начиналась путаница. Путанику не место в организме, а военное дело именно такой организм и есть».

Зиновьев также характеризовался как слабый работник. Троцкий не сильно преувеличивал, когда говорил: «В благоприятные периоды… Зиновьев очень легко взбирался на седьмое небо. Когда же дела шли плохо, Зиновьев ложился на диван, не в метафорическом, а в подлинном смысле». Эту характеристику Троцкий подтверждал словами Свердлова: «Зиновьев – это паника». Суммируя эти и другие оценки Зиновьева, Рой Медведев, отнюдь не склонный к очернительству противников Сталина, писал: «Многие люди, хорошо знавшие Зиновьева, не без основания отмечали не только его большую активность, но и отсутствие выдержки, неразборчивость в средствах, склонность к демагогии, а также исключительное честолюбие и тщеславие. Это был человек, который мало у кого вызывал искреннюю симпатию».

Низко оценив деловые качества Зиновьева, Медведев еще ниже оценивал способности Каменева, замечая, что тот «уступал им (Зиновьеву и Сталину) как администратор». Хотя Ленин полагался на его исполнительность, Каменев не отличался деловым рвением и не раз заявлял в кругу друзей о том, что было бы гораздо лучше, если бы большевики не брали власть, а ограничились пребыванием в парламентской оппозиции. Склонный к сибаритству, Каменев считал, что для него было бы легче произнести обличительную речь в Думе и затем отдыхать от трудов праведных, чем решать нескончаемые дела по управлению страной, не дававшие ни минуты покоя.

По поводу того, почему члены партийного руководства предпочли Сталина Бухарину, С. Коэн писал: «В какой-то степени их выбор безусловно определялся тем, что они ощущали родство с генсеком, как с волевым «практическим политиком», тогда как мягкий, погруженный в теорию Бухарин по сравнению с ним мог, возможно, показаться «просто мальчиком». Сталин имел огромное преимущество перед Бухариным, который характеризовал себя как «худшего организатора в России». Комментируя это замечание Бухарина о себе, Коэн писал: «Хотя это, вне сомнения, преувеличение, Бухарин, по всей видимости, сильно манкировал своими организационными обязанностями».

Люди, постоянно наблюдавшие высших советских руководителей, не могли не замечать, что в отличие от своих соперников, Сталин брал на себя огромный груз поручений, исполнение которых было зачастую сопряжено с напряженной и нередко неблагодарной работой. Именно за эти качества ценил Сталина Ленин.

Увлеченность Сталина работой органично соединялась с его деловитостью и готовностью обсуждать сложные государственные вопросы с людьми разного положения. Дейчер писал: «Его облик и поведение олицетворяли скромность. Он был более доступен для среднего служащего или партийного работника, чем другие лидеры… Будучи замкнутым, он был непревзойденным мастером в умении терпеливо слушать других.

Иногда можно было видеть, как он сидит в углу, попыхивая трубкой и не шелохнувшись, слушает взволнованного рассказчика час, а то и два часа, лишь порой прерывая свое молчание парой вопросов. Это одно из его качеств, которое демонстрировало отсутствие эгоизма».

О высокой требовательности Сталина к себе и в личной жизни свидетельствовали многие. Дейчер отмечал, что «личная жизнь Сталина была безупречной и не вызывала подозрений». Его личный секретарь, сбежавший за границу, Бажанов писал: «У этого страстного политика нет других пороков. Он не любит ни денег, ни удовольствий, ни спорт, ни женщин. Женщины, кроме его жены, не существуют».

Хотя положение Сталина не позволяло ему уделять много времени семье и воспитанию детей, как это почти всегда случалось у крупных государственных деятелей, он был примерным семьянином и как умел старался выполнять родительские обязанности и после самоубийства Надежды Аллилуевой в 1932 году. Доброе и нежное отношение Сталина к детям не мешало ему проявлять строгость в отношении своих чад, особенно когда он видел, что они как должное воспринимают блага, положенные их семье. В июне 1938 года он направил письмо В.В. Мартышину, преподавателю летной школы, в которой обучался его сын Василий. Сталин сожалел, что его сына «избаловали всякие «кумы» и «кумушки», то и дело подчеркивающие, что он «сын Сталина». Он дал преподавателю «совет: требовать построже от Василия и не бояться фальшивых, шантажистских угроз капризника насчет «самоубийства». Будете иметь в этом мою поддержку».

Его племянник Владимир Аллилуев вспоминал, как возмущался Сталин, когда, навещая своих родственников, обнаружил, что шоколадные конфеты в коробке покрыты плесенью. «Тогда досталось всем – детям за то, что «зажрались» и не едят даже такие конфеты, взрослым – за то, что плохо занимаются детьми и гноят продукты, которых в стране еще не изобилие». Сталин считал, что его дети и дети его родственников не должны осознавать себя «особыми» в силу положения своих родителей.

Образ жизни Сталина отвечал расхожим представлениям о пролетарском вожде, в отличие, например, от Троцкого, любившего устраивать в Кремле шумные вечеринки, которые венчались коллективными выездами на охоту в Подмосковье. Дейчер писал, что Сталин и Аллилуева «жили в небольшой квартире в доме, который был предназначен для прислуги в Кремле… Печать обыденности и даже аскетизма лежала на личной жизни генерального секретаря, и это обстоятельство производило благоприятное впечатление на партию, члены которой руководствовались пуританскими нравами и поэтому были озабочены первыми признаками коррупции и распущенности в Кремле».

То, что такой стиль поведения супругов сохранился и после того, как Сталин стал первым вождем партии и страны, подтверждает переписка между Надеждой Аллилуевой и Сталиным. Так, в сентябре 1929 года Аллилуева, которая в это время обучалась в Промакадемии, писала из Кремля: «Иосиф, пришли мне, если можешь, руб. 50, мне выдадут деньги только 15/ IX в Промакадемии, а сейчас я сижу без копейки. Если пришлешь, будет хорошо. Надя». Через десять дней Сталин отвечает ей из Сочи: «Забыл прислать тебе деньги. Посылаю их (120 р.) с отъезжающим сегодня товарищем, не дожидаясь очередного фельдъегеря. Целую. Твой Иосиф». Поскольку речь идет о сумме, составлявшей около месячной заработной платы квалифицированного рабочего, совершенно ясно, что у супругов не было никаких денежных накоплений. И судя по всему, супруга Сталина даже не помышляла о том, чтобы приобретать что-либо в «кредит».

Из переписки понятно, что во многих случаях супруги привыкли обходиться без посторонней помощи. Так, находясь в Сочи, Сталин просил не обслуживающих его секретарей, а Аллилуеву, чтобы та подыскала ему самоучитель английского языка, учебник по металлургии и учебник по электротехнике, а та, не обращаясь ни к кому за помощью, сама искала эти книги. При этом Сталин посылал свои письма жене обычной почтой. Однажды письмо Сталина из Сочи пропало, и розыск его ни к чему не привел.

Разумеется, материальное положение супругов было несравнимо лучше, чем рядовых советских граждан. И все же многие стороны жизни семьи не отличались от жизни большинства москвичей. Из писем Аллилуевой следует, что члены семьи Сталина пользовались общественным транспортом, а не персональными машинами для перемещения по Москве, как и остальные жители столицы. Аллилуева делилась со Сталиным впечатлениями от своих поездок в московском трамвае. Она сообщала Сталину и о возникших в конце 1929 года очередях за молоком, и о настроениях людей осенью 1930 года, о строительстве в Москве и состоянии московских улиц. Писала она Сталину в Сочи и о том, что, несмотря на минусовую температуру в начале октября 1930 года, московские власти распорядились не топить дома до 15 октября и ей, как и остальным студентам Промакадемии, приходилось сидеть на занятиях в пальто.

После гибели Аллилуевой Сталин не изменил образ жизни. Он, как и прежде, обходился минимумом обслуги. Охранник М. Старостин вспоминал: «Я работал при Сталине с 1937 по 1953 год… Заявляю, что у Сталина никогда не было денщика». А. Рыбин свидетельствует: «Сталин обычно не утруждал других, обслуживая себя сам. Брился безопасной бритвой, усы подстригал ножницами». Он упомянул лишь Матрену Бутузову, которая «ведала на ближней даче посудой в шкафу, следила за обувью Сталина, гладила его китель и убирала кабинет. Сталин очень уважал ее за трудолюбие и даже подарил ей свой портрет с надписью».

Маршал Жуков вспоминал: «Как известно, Й.В. Сталин вел весьма скромный образ жизни. Питание было простое – из русской кухни, иногда готовились грузинские блюда. Никаких излишеств в обстановке, одежде и быту у И.В. Сталина не было». Подобное же впечатление сложилось и у главного маршала авиации Голованова: «Мне довелось наблюдать Сталина и в быту. Быт этот был поразительно скромен. Сталин владел лишь тем, что было на нем надето. Никаких гардеробов у него не существовало».

Сталин был совершенно непритязателен в своей одежде. В своем дневнике М.А. Сванидзе записала 4 ноября 1934 года о Сталине: «Он с трудом всегда меняет по сезонам одежду, долго носит летнее, к которому, очевидно, привыкает, и та же история весною и также с костюмами, когда они снашиваются и надо одеть новый». А. Рыбин рассказал, на какие хитрости приходилось идти обслуживавшему персоналу сталинской дачи, чтобы сменить развалившуюся мебель или хотя бы заставить генералиссимуса надеть новые полуботинки. В ответ Сталин сурово требовал вернуть ему старую, изношенную обувь, и горничным с трудом «удавалось блеском крема скрыть ветхость обуви».

Ссылаясь на воспоминания начальника правительственной охраны генерала B.C. Рясного, Феликс Чуев писал, что после его смерти «выяснилось, что хоронить Сталина не в чем. Рясной открыл шкаф, а там всего четыре костюма – два генералиссимусских и два гражданских, серый и черный. Черный сшили, когда приезжал Мао Цзэдун, специально сшили, насильно, и Сталин его так ни разу и не надел. Да еще бекеша висела – старинная, облезлая, выцветшая. «Лет сто ей, наверно, было, ей-богу, – говорит Рясной. – Бекеша или архалук вроде шубейки – наденет, бывало, и по саду гуляет. (Видимо, Рясной имел в виду знаменитую туруханскую доху. – Прим. авт.) Один генералиссимусский китель был весь замазанный, засаленный, а другой – обштрипанный… Новый костюм не шили. Сталин лежал в гробу в своем стареньком, но сносном: рукава подшили, китель вычистили».

Вряд ли такую непритязательность в одежде можно было объяснить стремлением культивировать аскетизм напоказ, хотя бы потому, что личная жизнь руководителей в советское время была скрыта от общественности. Сталин вел тот образ жизни, который в основном отвечал потребностям человека, воспитанного в бедности и приученного в духовных училищах к умеренности и скромности, чем очень отличался от многих руководителей, получивших возможность в силу своего положения удовлетворять любые желания. Считая самым главным в своей жизни свою работу, Сталин не придавал большого значения тому, как он выглядит со стороны и соответствует ли его наряд представлениям о моде или нет. Так, например, его нежелание приобретать новую обувь объяснялось его хроническими болями в ногах. Поэтому он, вероятно, предпочитал разношенные ботинки. Он даже проделывал сам дырки в сапогах, чтобы не травмировать больные ноги.

Он предпочитал дешевое и простое удобство. Рыбин писал о «ближней» даче Сталина: «Никаких бассейнов или массажных на даче не имелось. Никакой роскоши – тоже». Хотя Сталин пользовался государственными автомашинами и жил на различных дачах, они не были его личной собственностью. Ни один из дорогих подарков, преподнесенных ему как руководителю страны, ни один из предметов домашнего быта кремлевской квартиры или дач не остался в собственности его детей. Небольшими оказались и денежные накопления Сталина, доставшиеся в наследство его детям. А. Рыбин рассказывал, что после смерти Сталина сотрудник его личной охраны Старостин «обнаружил сберегательную книжку. Там скопилось всего девятьсот рублей – все богатство вождя (тогда подобная сумма составляла примерно около полумесячной заработной платы квалифицированного рабочего. – Прим. авт.). Старостин передал сберкнижку Светлане».

Суммируя свои впечатления о быте и личной жизни Сталина, главный маршал авиации Голованов замечал: «В его личной жизни не было чего-либо примечательного, особенного. Мне она казалась серой, бесцветной. Видимо, потому, что в привычном нашем понимании ее у него просто не было».

Однако Сталина ценили не только как скромного и добросовестного труженика, отдававшего всего себя без остатка работе. Видные руководители СССР видели в нем автора оригинальных и нужных государственных решений. С. Коэн писал: «Представляется очевидным, что они поступили так не из-за его бюрократической власти, которой он обладал, сколько потому, что они предпочитали его руководство и его политику».

Это мнение разделяли и другие советологи. Не сбрасывая со счетов значимости поста генерального секретаря для успеха Сталина, Роберт Таккер указывал, что лишь этим обстоятельством «нельзя объяснить события того времени. Претенденту на роль руководителя понадобилось бы предложить привлекательную программу и сделать ее убедительной для высших партийных кругов». Соглашаясь с ним, Джерри Хаф обращал внимание на то, «всего лишь 45 процентов из членов Центрального комитета были партийными функционерами, в то время как программа индустриализации, предложенная Сталиным, была привлекательна для растущего числа хозяйственных руководителей в составе Центрального комитета. (Их было 20 процентов от общего числа членов ЦК в 1927 году.)»

Следует учесть, что борьба на советском политическом Олимпе требовала немалых познаний в марксистской теории и хорошего владения текущей информацией по различным внутри– и внешнеполитическим вопросам. К тому же ориентиры во внутрипартийной борьбе постоянно менялись. Сначала Зиновьев, Каменев и Сталин клеймили Троцкого за измену ленинизму, а Троцкий обвинял в той же крамоле членов триумвирата, но вскоре Зиновьев, Каменев и Троцкий отреклись от своих обвинений в отношении друг друга. Сначала Бухарин обвинял Каменева и Зиновьева в отступничестве от ленинизма, а те видели в Бухарине опасного «уклониста» от ленинского курса, но потом эти бывшие оппоненты создали общий блок против Сталина.

В ходе внутрипартийной борьбы Сталин также не раз менял свою позицию. То он осуждал Троцкого за его нападки на Зиновьева и Каменева накануне октябрьского восстания, то говорил о справедливости ленинских обвинений Зиновьева и Каменева в «штрейкбрехерстве». То Сталин защищал Бухарина от обвинений Зиновьева и Каменева в «кулацком уклоне» и говорил, что не даст им «крови Бухарина», то сам обвинял Бухарина в поощрении кулачества и требовал его отставки с видных постов. То Сталин осуждал Преображенского за его призывы к ограблению деревни, то объявлял о необходимости обложить крестьянство «данью». Чтобы разобраться в этих спорах, надо было не только обладать большими обще культурны ми знаниями и быть хорошо информированным, но и понимать подлинную подоплеку позиций политических руководителей. А для этого надо было быть членом ЦК, как считал Д. Хаф, или входить в узкий круг наиболее влиятельных лиц в партийном руководстве, как полагал С. Коэн.

И все же были вопросы, которые одинаково остро стояли и для партийной элиты, и для рядовых членов партии. С самого ее начала история большевистской партии была отмечена непрекращавшейся внутрипартийной борьбой, чреватой расколом. Перспектива раскола партии, преодолевшей огромные трудности подпольной жизни, а после прихода к власти оказавшейся в окружении подавляющего беспартийного большинства страны, вызывала тревогу всех ее членов, а потому «раскольники» решительно осуждались ее большинством. «Раскольниками» считались меньшевики, отзовисты, ликвидаторы, ультиматисты, левые коммунисты, военная оппозиция, рабочая оппозиция, децисты, всевозможные «национальные уклонисты», авторы различных «писем» и «платформ», то есть все, кто на протяжении нескольких десятилетий выступал против «генеральной линии» партии.

С начала 1920-х годов таким возмутителем спокойствия был Троцкий, и неудивительно, что подавляющее большинство членов партии на разных уровнях выступило против него и его сторонников. Зиновьев и Каменев первыми выступили против Сталина, Бухарина и других членов политбюро и организовали «бунт» ленинградской организации против большинства делегатов съезда. Их объединение с Троцким, этим вечным бунтарем против Ленина, а затем против Сталина, отречение от решений, за которые они голосовали, отказ от своей же яростной критики Троцкого лишь укрепили впечатление о них как о раскольниках партии и беспринципных политиканах, стремящихся узурпировать власть, не считаясь с волей большинства.

Аналогичным образом Бухарин, Рыков и Томский выступили первыми против решений политбюро о чрезвычайных мерах, за которые они недавно голосовали. Создавалось впечатление, что они саботируют слаженную работу, направленную на решение государственных вопросов, втягивая партию в неконструктивную дискуссию. Переговоры же с Каменевым показали беспринципность Бухарина и его сторонников в его борьбе за личную власть. Нарушение оппонентами Сталина согласованных решений, противопоставление ими своих «платформ» «генеральной линии» партии, их союзы с бывшими политическими противниками препятствовали привлечению на их сторону колеблющихся членов политбюро и Центрального комитета, а затем и остальных членов партии.

В противовес своим противникам Сталин для подавляющей части руководства партии и рядовых ее членов олицетворял единство в партии. Такая позиция органично вытекала из всей его партийной деятельности. Он твердо стоял на позиции ленинского большинства с 1903 года. В 1909 году в Баку он забил тревогу в связи с угрозой раскола партии «на отдельные организации». Затем он постоянно поддерживал ленинское большинство, даже в тех случаях, когда явно не был согласен с восторжествовавшим мнением.

Чтобы обеспечить единство партии в ходе дискуссий 1920-х годов, Сталин не раз демонстрировал готовность к преодолению разногласий, поиску компромисса и способность забыть былые острые споры во имя общего дела. Дейчер писал, что «в то время многим людям казалось, что, по сравнению с другими большевистскими лидерами, Сталин не обладал наибольшей нетерпимостью. Он был менее злобен в своих атаках на противников, по сравнению с другими триумвирами. В его речах всегда звучали нотки добродушного и немного бодряческого оптимизма, что отвечало преобладавшим благодушным настроениям. В Политбюро, когда обсуждались важные политические вопросы, он никогда не навязывал коллегам свои взгляды. Он внимательно следил за ходом дискуссии, чтобы увидеть, куда ветер дует, и неизменно голосовал с большинством, если он только не добивался заранее того, чтобы большинство действовало так, как он считал нужным. Поэтому он всегда был приемлем для большинства. Для партийной аудитории он не казался человеком, имевшим личную корысть или затаившим личную обиду. Он казался преданным ленинцем, хранителем доктрины, который критиковал других исключительно во имя дела. Он производил такое впечатление даже в тех случаях, когда он говорил за закрытыми дверями Политбюро».

Проявляя активность в борьбе против Троцкого, Сталин в то же время возражал против жестких мер, которые могли бы спровоцировать ненужные волнения среди членов партии, и, вопреки позиции Зиновьева и Каменева, настаивал на том, чтобы оставить Троцкого в политбюро. С первых же дней возникновения «новой» оппозиции Сталин старался остановить развитие конфликта, предлагая компромисс до начала XIV съезда. В своем отчетном докладе на этом съезде он игнорировал возникшие разногласия и обращал внимание на то общее, что объединяло партию. Хотя Сталин был резок в своих оценках и обвинениях, на протяжении двух лет полемики с «новой», а затем «объединенной» оппозицией он не раз выступал за компромиссные решения, возражая против немедленного исключения Троцкого, Зиновьева, Каменева из партии.

Члены партии видели, что Сталин поступал со своими противниками примерно так же, как всегда поступали с «уклонистами» в прошлой истории партии. После сурового осуждения и признания ими своих ошибок лидеры оппозиции могли рассчитывать на то, что их оставят на прежних постах. На первых порах Сталин воздерживался от «отсечения» видных деятелей, и лишь затяжная борьба с Троцким, Зиновьевым и их сторонниками привела к изменению способов их наказания. Кроме того, было очевидно, что какие бы обвинения ни бросали ему в лицо, Сталин готов был закрыть на это глаза, если дискуссия носила келейный характер и «сор не был вынесен из избы». По этой причине он был готов простить Бухарину и «Чингисхана», и «интригана» и предложить ему компромисс.

Позже эти действия Сталина были расценены как проявление иезуитского коварства, направленного на то, чтобы разбить своих соперников по частям, а затем уничтожить. Однако в противовес этому утверждению можно привести примеры того, что Сталин был готов проигнорировать былое участие в оппозиции, колебания, закулисные интриги и резкие слова в свой адрес и оставить людей на высоких постах, если они прекращали внутрипартийную борьбу. Несмотря на то, что Н.С. Хрущев был троцкистом, а А.А. Андреев играл видную роль в троцкистской оппозиции, Сталин способствовал избранию их в политбюро. И хотя Андреев обещал поддержку «правым», как следовало из беседы Бухарина с Каменевым, он оставался в политбюро до 1952 года, пока не утратил трудоспособности. И Калинин, считавшийся «правым», и «колебавшийся» между Сталиным и «правыми» Куйбышев оставались руководителями страны до самой смерти. Не стремился Сталин избавиться ни от Орджоникидзе, который не раз «ругательски ругал» его и настаивал на смещении Сталина с поста генсека, ни от Ворошилова, имевшего репутацию то «правого», то «колеблющегося» (а Троцкий даже видел в нем потенциального Бонапарта, который свергнет Советскую власть). Только иезуитским коварством нельзя объяснить, почему Рыков, который вместе с Бухариным участвовал в оппозиционных выступлениях 1928 – 1929 годов, остался на посту председателя Совета народных комиссаров до конца 1930 года. Разумеется, этот пост могли уже в начале 1929 года занять многие из последовательных сторонников Сталина.

Вряд ли готовность Сталина пойти на компромисс со вчерашними противниками или забыть былые колебания и резкие слова в свой адрес объяснялась его добротой или мягкостью. Скорее всего это был трезвый политический расчет. Во-первых, для Сталина было очевидно, что в случае провала «генеральной линии» партии те, кто не был причастен к ее проведению, получили бы в руки козыри. Поэтому было важно добиваться не низвержения своих противников с политического Олимпа, а их отречения от политических взглядов, добиваться, чтобы они поддерживали «генеральную линию» партии и даже активно участвовали в работе единой «команды». Во-вторых, Сталин отдавал себе отчет в том, что изгнание из руководства всех, кто когда-либо проявил колебания или высказывался против него, могло превратить нетвердых сторонников в яростных врагов не только его лично, но и правительства, а затем и строя. В-третьих, частые и широкомасштабные низвержения с политического Олимпа прославленных руководителей страны свидетельствовали бы о неустойчивости «генеральной линии» и дискредитировали бы партию. Положение партии в стране никогда не было абсолютно незыблемым, и разлад в руководстве мог бы стать поводом для выступлений против строя. Поэтому даже в тех случаях, когда расставание с бывшими коллегами по политбюро было неизбежным, Сталин старался сделать его постепенным и не превращать в групповое изгнание.

В-четвертых – как бы это ни противоречило наиболее устойчивым представлениям о Сталине, – он не был заинтересован в том, чтобы оказаться окруженным теми, кто во всем с ним соглашался. Вопреки расхожим представлениям, Сталин не только не подавлял инакомыслие в процессе обсуждения различных вопросов, но активно его поощрял. Это признавали даже такие его противники, какими стали после его смерти Микоян и Хрущев. Описывая ход заседаний политбюро при Сталине, А.И. Микоян свидетельствовал: «Каждый из нас имел полную возможность высказать и защитить свое мнение или предложение. Мы откровенно обсуждали самые сложные и спорные вопросы (в отношении себя я могу говорить об этом с полной ответственностью), встречая со стороны Сталина в большинстве случаев понимание, разумное и терпимое отношение даже тогда, когда наши высказывания были ему явно не по душе. Он был внимателен и к предложениям генералитета. Сталин прислушивался к тому, что ему говорили и советовали, с интересом слушал споры, умело извлекая из них ту самую истину, которая помогала ему потом формулировать окончательные, наиболее целесообразные решения, рождаемые, таким образом, в результате коллективного обсуждения. Более того, нередко бывало, когда, убежденный нашими доводами, Сталин менял свою первоначальную точку зрения по тому или иному вопросу».

Даже такой нерасположенный к Сталину мемуарист, как Хрущев, признавал: «И вот что интересно (что тоже было характерно для Сталина): этот человек при гневной вспышке мог причинить большое зло. Но когда доказываешь свою правоту и если при этом дашь ему здоровые факты, он в конце концов поймет, что человек отстаивает полезное дело, и поддержит… Бывали такие случаи, когда настойчиво возражаешь ему, и если он убедится в твоей правоте, то отступит от своей точки зрения и примет точку зрения собеседника. Это, конечно, положительное качество».

Забота Сталина о единстве партии обеспечивала ему широкую поддержку у рядовых коммунистов. Джерри Хаф имел основания признать Сталина «выразителем могучих тенденций в большевизме (особенно националистического направления и стремления к индустриализации)».

Поражение же лидеров оппозиции объяснялось тем, что они не поняли этих тенденций и настроений в партии, противопоставив им теоретические схемы мировой революции и сугубо личные политиканские интересы. Объясняя поражение Троцкого, Сталин, в отличие от своего оппонента, прежде всего говорил о его достоинствах: «Разве у Троцкого нет воли, желания к руководству?… Разве он менее крупный оратор, чем нынешние лидеры нашей партии? Не вернее ли будет сказать, что, как оратор, Троцкий стоит выше многих нынешних лидеров нашей партии? Чем объяснить в таком случае, что Троцкий, несмотря на его ораторское искусство, несмотря на его волю к руководству, несмотря на его способности, оказался отброшенным прочь от руководства великой партией, называемой ВКП(б)?» Сталин полагал, что все достоинства Троцкого перечеркивались его отрывом от рядовых членов партии. Оценивая надменные высказывания Троцкого о партийных массах, Сталин говорил: «Так могут говорить о нашей партии только люди, презирающие ее и считающие ее чернью. Это взгляд захудалого партийного аристократа на партию, как на голосующую баранту».

Сталину же всегда были чужды «аристократы», оторванные от жизни, но мнящие себя «верховными жрецами». Будучи выходцем из народа, Сталин со времен своей подпольной революционной деятельности старался учитывать чаяния трудящихся людей, откликаться на них. (Троцкий с презрением замечал: «Только в кругу людей первобытных, решительных и не связанных предрассудками он становился ровнее и приветливее».)

Разумеется, оппоненты Сталина, которых он клеймил за «уклон» от пролетарских позиций, а позже – за измену делу рабочего класса, также считали себя выразителями интересов пролетариата. Однако в отличие от Сталина, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин воспринимали пролетариат во многом по-книжному, в отрыве от российской реальности. Этому в немалой степени способствовало и то обстоятельство, что они подолгу жили за рубежом и сформировались как видные деятели партии в заграничной эмиграции, где они были также оторваны от реальной жизни рабочих. В соответствии с их чисто теоретическими представлениями лишь пролетариат высоко развитой капиталистической страны, составлявший большинство ее населения и накопивший многовековой опыт классовой борьбы, мог совершить социалистическую революцию и, опираясь на помощь пролетариев таких же развитых стран, построить социализм. Российский пролетариат не отвечал этим представлениям.

Зная теоретические положения марксизма и обладая книжной информацией о рабочем движении стран Запада, наиболее видные оппоненты Сталина не имели опыта борьбы за права российских трудящихся. Они плохо знали проблемы российских рабочих, более абстрактно представляли себе особенности российского пролетариата, а потому недооценивали его возможности. В значительной степени по этой причине Троцкий и Бухарин в период переговоров в Бресте исходили из того, что судьба российской революции будет решаться международным пролетариатом. Неверие в способность трудящихся Советской страны построить развитое социалистическое общество лежало в основе платформ объединенной оппозиции Троцкого, Каменева, Зиновьева.

Троцкий писал, что российский пролетариат «сформировался в варварских условиях царизма и отсталого капитализма, а потому никоим образом не соответствовал задачам социалистической революции». «Отсталый» пролетариат России, по утверждению Троцкого, исчерпал свой потенциал в Октябрьской революции, после которой наступил «долгий период усталости, упадка и разочарования в результатах революции».

В отличие от Троцкого и других оппозиционеров, Сталин видел в рабочем классе страны огромный созидательный потенциал. Он объявлял «вопрос о культурных силах рабочего класса… одним из решающих вопросов», а «поэтому всякое средство, могущее поднять уровень развития культурных сил рабочего класса, всякое средство, могущее облегчить дело выработки навыков и уменья в рабочем классе управлять страной, промышленностью, – всякое такое средство должно быть использовано нами до дна». Рабочий класс страны, на который старался опираться Сталин, представлял собой меньшинство населения, но быстро растущее меньшинство. Как отмечал Сталин в отчетном докладе на XV съезде, только за два года (с 1924/25 хозяйственного года по 1926/27 хозяйственный год) число наемных тружеников выросло с 8 215 000 до 10 346 000. «Прирост в 25 процентов», – резюмировал Сталин. За этот же период число занятых физическим трудом, включая сельскохозяйственных и сезонных рабочих, выросло с 5 448 000 до 7 060 000 – «прирост в 29,6 процента». За эти же годы количество рабочих крупной промышленности возросло с 1 794 000 до 2 388 000, и Сталин суммировал: «Прирост в 33 процента».

В быстро растущие города и новые предприятия страны приходили миллионы недавних обитателей крестьянских общин. Они приносили с собой в города и на заводы многие отжившие и ошибочные представления о мире, нелепые предрассудки в отношении «чужаков». Вместе с тем они были носителями могучих «культурных сил», о которых говорил Сталин. В новую советскую жизнь они вступали, обладая огромным потенциалом физического и душевного здоровья, обладая мощной силой духа. Сталин способствовал развитию «культурных сил» рабочего класса, поощряя «ленинский призыв», учебу партийцев этого призыва, выдвигая наиболее талантливых выходцев из народа на ответственные посты. Новые начальники, так же как и новые служащие и рабочие, были свободны от многих косных и консервативных привычек, но в то же время, будучи выходцами из народа, они приносили в городскую жизнь любовь к народной культуре, приверженность к традиционным моральным устоям, глубокий патриотизм.

Вряд ли можно считать, что АС. Ратиев, потомок русской ветви старинного грузинского рода Ратишвили, сильно исказил слова Л.Д. Троцкого в речи, с которой он выступил в декабре 1918 года в Курске: «Патриотизм, любовь к родине, к своему народу, к окружающим, далеким и близким, к живущим именно в этот момент, к жаждущим счастья малого, незаметного, самопожертвование, героизм – какую ценность представляют из себя все эти слова-пустышки!…»

Особую неприязнь вызывала у Троцкого гордость русских людей за достижения своей национальной культуры. Он писал, что Россия «приговорена самой природой на долгую отсталость», что дореволюционная культура России «являлась лишь поверхностной имитацией высших западных моделей и ничего не внесла в сокровищницу человечества». Хотя Бухарин выступал как противник Троцкого, он также был склонен принижать значение русского народа и его потенциала, что ярко проявилось и в его атаках на творчество Есенина, и в его тезисе о необходимости поставить русский народ, то есть большинство населения страны, в неравноправное положение на том основании, что до революции великороссы были «угнетающей нацией».

Будучи признанным специалистом партии по национальному вопросу, Сталин понимал роль и значение национального фактора и осуждал нигилистическое отношение к национальной культуре, патриотизму. Сталин отвергал пренебрежительное отношение к русскому историческому и культурному наследию, столь широко распространенное в стране после 1917 года, видя в этом унижение и оскорбление русского пролетариата. В письме к поэту Демьяну Бедному от 12 декабря 1930 года Сталин писал:

«Весь мир признает теперь, что центр революционного движения переместился из Западной Европы в Россию… Революционные рабочие всех стран единодушно рукоплещут советскому рабочему классу, и прежде всего русскому рабочему классу, авангарду советских рабочих, как признанному своему вождю… А Вы? Вместо того, чтобы осмыслить этот величайший в истории революции процесс и подняться на высоту задач певца передового пролетариата, ушли куда-то в лощину и, запутавшись между скучнейшими цитатами из сочинений Карамзина и не менее скучными изречениями из «Домостроя», стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения,…что «лень» и стремление «сидеть на печке» является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит и – русских рабочих, которые, проделав Октябрьскую революцию, конечно, не перестали быть русскими». Ценность этих замечаний усиливалась тем, что их писал грузин, обращаясь к русскому интеллигенту.

Будучи носителем традиций народной культуры, Сталин прекрасно сознавал, что гордость за свой народ, за его культуру, за историю его страны является могучей движущей силой, более действенной, чем мечта о мировой революции. Такими же выходцами из народной среды были партийцы «ленинского призыва», сталинские выдвиженцы. Их мысли и настроения были созвучны настроениям Сталина, а потому они поддерживали курс на построение процветающего общества социальной справедливости в своей стране, не дожидаясь победы мировой революции.

Их крестьянское социальное происхождение и их нынешний социальный статус городских рабочих и служащих отражались в противоречиях и зигзагах политики партии в крестьянском вопросе. Как вчерашние крестьяне они поддерживали Сталина, когда он осуждал курс на эксплуатацию деревни, выступал за «смычку с деревней», за бережное отношение к крестьянскому хозяйству и внимательное отношение к крестьянам. В то же время, покидая деревню, они выходили из притяжения собственности и рыночных отношений. Становясь горожанами, они обретали чувство превосходства над крестьянами, оставшимися в замкнутом круге своих деревенских представлений и тягот крестьянского труда. Они охотно принимали советскую идеологию, убеждавшую их в превосходстве городского рабочего над сельским собственником, и быстро превращались в сторонников глубоких социалистических преобразований в деревне.

Зигзаги генеральной линии партии, которую проводил Сталин, а также противоречивые обоснования для ее проведения в конечном счете отражали переменчивую и противоречивую реальность тех лет. Политика «военного коммунизма», нэп, а затем переход от нэпа к построению социализма в одной стране воспринимались значительной частью населения страны как необходимые способы укрепления положения Советской власти и решения важных проблем общества в конкретной исторической обстановке.

Когда нэп помогал выйти из разрухи после Гражданской войны, он устраивал всех трудящихся страны. Однако в конце 1920-х годов для Сталина и его сторонников стало очевидным, что интересы быстро растущего рабочего класса вступили в противоречие с новой экономической политикой. Перебои с продовольствием во многих городах в 1927 году усилили недовольство нэпом со стороны рабочего класса. Вспоминая свою юность в 1920-е годы, член брежневского политбюро К.Т. Мазуров рассказывал: «Нэп принес процветание торговле и мелкому предпринимательству, получше стали жить крестьяне. А рабочим было по-прежнему очень тяжело. У них на столе часто не бывало хлеба. Росло их недовольство… Рабочие считали: пускай прижмут тех, кто прячет хлеб, и он у нас появится». Как отмечали историки Г.А. Бордюгов и В.А. Козлов: «Рабочий класс не стал той социальной силой, которая за принципы нэпа держалась и боролась… Когда в 1927 году обострились социальные проблемы, возникли продовольственные трудности, когда в 1928 году были введены «заборные книжки» (карточная система снабжения продуктами), рабочих к нэпу уже ничто не привязывало». Впрочем, и значительная часть крестьянства не поддерживала нэп и рыночные отношения. Бордюгов и Козлов писали, что «35% крестьян, освобожденных от уплаты сельхозналога, пролетарские, полупролетарские и бедняцкие элементы деревни – были ли они заинтересованы в сохранении нэпа? Те льготы, классовые гарантии, которыми пользовалась деревенская беднота в 1920-е годы, гарантировалась ей непосредственным государственным вмешательством в экономику».

Переход руководства партии от защиты нэпа в борьбе против троцкистов, а затем и зиновьевцев, к отказу от нэпа был воспринят положительно большинством рабочего класса страны, когда начался кризис нэпа. Предложив радикальный выход: построить социализм в одной стране в кратчайшие сроки, Сталин получил поддержку наиболее динамичных и наименее обеспеченных слоев населения. Успехи Сталина в этой деятельности были успехами этих слоев, его неудачи и провалы – во многом были следствием классовой и социальной психологии тех, кто представлял его главную общественную опору.

Сталина поддерживали не только партия и пролетариат, но и патриотически настроенные представители крестьянства, научной и творческой интеллигенции, военные специалисты, гражданские служащие, которые видели в Сталине последовательного и решительного защитника национальных интересов страны.

В этом можно усомниться, сославшись на то, что в ту пору в СССР не существовало реальных возможностей для выражения общественных взглядов путем представительных выборов. Однако это сомнение опровергает мнение такого противника Советской власти, как Питирим Сорокин, который считал, что устойчивость любого строя служит лучшим свидетельством того, что он пользуется поддержкой наиболее политически активной части населения. Он писал: «Наивно полагать, что так называемый абсолютный деспот может себе позволить все, что ему заблагорассудится, вне зависимости от желаний и давления его подчиненных. Верить, что существует такое «всемогущество» деспотов и их абсолютная свобода от общественного давления – нонсенс». При этом Питирим Сорокин ссылался на Герберта Спенсера, который утверждал: «Как показывает практика, индивидуальная воля деспотов суть фактор малозначительный, его авторитет пропорционален степени выражения воли остальных». Ссылался П. Сорокин и на Ренана, замечавшего, что каждый день существования любого социального порядка в действительности представляет собой постоянный плебисцит членов общества, и если общество продолжает существовать, то это значит, что более сильная часть общества отвечает на поставленный вопрос молчаливым «да». Комментируя эти слова, П. Сорокин заявлял: «С тех пор это утверждение стало банальностью». Фактически Сталин был избран с молчаливого согласия «более сильной части» советского общества.

Следует учесть, что Сталин был выбран правящей партией и политически активными силами советского общества, когда возникла угроза нового мирового конфликта и в странах капитализма началась гонка вооружений. В этой обстановке на политическую авансцену стали выходить политические лидеры, поднявшиеся на волне Первой мировой войны.

Несмотря на свой частичный паралич, вернулся к активной политической жизни Ф.Д. Рузвельт, который в ноябре 1928 года, получив мощную финансовую поддержку миллиардера Б. Баруха, победил на выборах губернатора штата Нью-Йорк. Вскоре он стал самым вероятным претендентом на пост президента США, и это означало, что ведущие финансовые магнаты мира делают ставку на Рузвельта как на потенциального руководителя самой могучей страны мира. Как многие политики, рожденные Первой мировой войной, Ф.Д. Рузвельт видел свою цель в нанесении поражения коммунизму. В середине 1930 года он писал: «Нет никакого сомнения в том, что коммунистические идеи наберут силу в нашей стране, если мы не сумеем поддержать старые идеалы и первоначальные цели демократии».

автора Аграновский Валерий Абрамович

Вместо заключения …Конон Молодый умер через полгода после наших встреч и бесед. На похоронах Конона Трофимовича было много народа, гроб с телом выставили в фойе клуба Дзержинского.За несколько дней до смерти, словно чувствуя ее приближение, Конон сказал жене в минуту

Из книги Гамсун. Мистерия жизни автора Будур Наталия Валентиновна

Вместо заключения Кнут Гамсун прожил долгую, трудную и достойную жизнь. Он никогда не изменял своим убеждениям, Родине и друзьям, он любил свою семью и заботился о ней, он никого и никогда не предавал и не убивал. Пожалуй, он даже не нарушил ни одной библейской заповеди,

Из книги Неповторимое. Книга 6 автора

Вместо заключения Великая страна, сказочно мощная, с которой считались во всем мире, поклонялись ей (а кому следовало, и побаивались), в итоге 7-го года перестройки стала бессильной, нищей, упала на колени перед всем миром с протянутыми руками, мольбой о помощи, утратив весь

Из книги Вторая мировая война на суше. Причины поражения сухопутных войск Германии автора Вестфаль Зигфрид

Почему в борьбе за принципы командования Гитлер победил военных специалистов Когда читатель прочтет это краткое описание войны, в котором возможно было рассмотреть только наиболее яркие события, он, как кажется, не сможет не ощутить определенной

Из книги Адмирал Эндрю Каннингхем автора Лихарев Дмитрий Витальевич

Вместо заключения На склоне лет адмирал Каннингхэм подвел итог пройденного им жизненного пути: «Хотя я был рад уходу из Адмиралтейства, и перспектива полного отдыха доставляла мне удовольствие, я не пытался обманывать себя, что полностью устранюсь от всякого участия в

Из книги Летят за днями дни... автора Лановой Василий Семенович

Вместо заключения Летят за днями дни, и каждый час уносит Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем Предполагаем жить… А. С. Пушкин Рассказ мой заканчивается. Скоро читатель перелистает последнюю страницу книги. И хотя принято в таких случаях говорить какие-то заключительные,

Из книги Этьенн Бонно де Кондильяк автора Богуславский Вениамин Моисеевич

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ философии Кондильяка много противоречий. В ней своеобразно сочетаются требования держаться только фактов, только опыта и построение умозрительных «мысленных экспериментов»; резкая критика «духа систем» и попытка построить собственную истинную

Из книги Гении и злодейство. Новое мнение о нашей литературе автора Щербаков Алексей Юрьевич

Вместо заключения Эдуард Лимонов. Старые игры в новое время Как известно, в процессе перестройки запас произведений, не дошедших на родине до печатного станка, быстро иссяк. Кое-что из этого можно было читать, в основном же – читать не стоило. Особенно это касается

Из книги Дени Дидро автора Длугач Тамара Борисовна

Вместо заключения ами была предпринята попытка представить читателю Дидро как оригинального французского мыслителя XVIII в. Главную особенность его мышления, обусловленную «сократическим духом», мы назвали парадоксальностью; умение «расщепить» любое утверждение до

Из книги Говорят что здесь бывали… Знаменитости в Челябинске автора Боже Екатерина Владимировна

Вместо заключения «Бог мой, как прошмыгнула жизнь, я даже никогда не слышала, как поют соловьи…» (Из дневника Фаины

Из книги Фрэнсис Бэкон автора Субботин Александр Леонидович

Из книги Большие глаза. Загадочная история Маргарет Кин автора Кузина Светлана Валерьевна

Вместо заключения «Само ее бессознательное, отражаемое в картинах, являлось осиротевшим плачущим ребенком».Для некоторых специалистов творчество художников служит причиной для анализа их психического состояния. Например, доктор Пол Вульф из Калифорнийского

Из книги Я русский солдат! Годы сражения автора Проханов Александр Андреевич

Вместо заключения Певец Красной ИмперииПожалуй, в рядах патриотов нет более яркого человека, более яркой личности, чем Александр Проханов. Знаменитый писатель, автор множества книг, лауреат престижных литературных премий, главный редактор самой популярной

Из книги Крючков. КГБ накануне путча (сборник) автора Варенников Валентин Иванович

Г.И. Янаев. Почему ГКЧП не победил (Из книги Г.И. Янаева «ГКЧП против Горбачева. Последний бой за

Вопросы, поставленные в письме тов. Зеллера, представляют не только исторический, но и актуальный интерес. На них приходится нередко наталкиваться и в политической литературе, и в частных беседах, притом в самой разнообразной, чаще всего личной формулировке:

«Как и почему вы потеряли власть?»

«Каким образом Сталин захватил в свои руки аппарат?»

«В чем сила Сталина?»

Вопрос о внутренних законах революции и контрреволюции ставится сплошь да рядом чисто индивидуалистически, как если б дело шло о шахматной партии или о каком-либо спортивном состязании, а не о глубоких конфликтах и сдвигах социального характера. Многочисленные лжемарксисты ничуть не отличаются в этом отношении от вульгарных демократов, которые применяют к великим народным движениям критерии парламентских кулуаров.

Всякий, сколько-нибудь знакомый с историей, знает, что каждая революция вызывала после себя контрреволюцию, которая, правда, никогда не отбрасывала общество полностью назад, к исходному пункту, в области экономики, но всегда отнимала у народа значительную, иногда львиную долю его политических завоеваний. Жертвой первой же реакционной волны являлся, по общему правилу, тот слой революционеров, который стоял во главе масс в первый, наступательный, «героический» период революции. Уже это общее историческое наблюдение должно навести нас на мысль, что дело идет не просто о ловкости, хитрости, уменье двух или нескольких лиц, а о причинах несравненно более глубокого порядка.

Марксисты, в отличие от поверхностных фаталистов (типа Леона Блюма, Поля Фора и др.), отнюдь не отрицают роль личности, ее инициативы и смелости в социальной борьбе. Но, в отличие от идеалистов, марксисты знают, что сознание в последнем счете подчинено бытию. Роль руководства в революции огромна. Без правильного руководства пролетариат победить не может. Но и самое лучшее руководство не способно вызвать революцию, когда для нее нет объективных условий. К числу важнейших достоинств пролетарского руководства надо отнести способность различать, когда можно наступать и когда необходимо отступать. Эта способность составляла главную силу Ленина.

Успех или неуспех борьбы левой оппозиции против бюрократии, разумеется, зависел в той или другой степени от качеств руководства обоих борющихся лагерей. Но прежде чем говорить об этих качествах, надо ясно понять характер самих борющихся лагерей; ибо самый лучший руководитель одного лагеря может оказаться совершенно негодным в другом из лагерей, и наоборот. Столь обычный (и столь наивный) вопрос:

– Почему Троцкий не использовал своевременно военный аппарат против Сталина? – ярче всего свидетельствует о нежелании или о неумении продумать общие исторические причины победы советской бюрократии над революционным авангардом пролетариата. Об этих причинах я писал не раз в ряде своих работ, начиная с автобиографии. Попробую резюмировать важнейшие выводы в немногих строках.

Не нынешняя бюрократия обеспечила победу Октябрьской революции, а рабочие и крестьянские массы под большевистским руководством. Бюрократия стала расти лишь после окончательной победы, пополняя свои ряды не только революционными рабочими, но и представителями других классов (бывшими царскими чиновниками, офицерами, буржуазными интеллигентами и проч.). Если взять старшее поколение нынешней бюрократии, то подавляющее большинство его стояло во время Октябрьской революции в лагере буржуазии (взять для примера хотя бы советских послов: Потемкин, Майский, Трояновский, Суриц, Хинчук и проч.). Те из нынешних бюрократов, которые в октябрьские дни находились в лагере большевиков, не играли в большинстве своем сколько-нибудь значительной роли ни в подготовке и проведении переворота, ни в первые годы после него. Это относится прежде всего к самому Сталину. Что касается молодых бюрократов, то они подобраны и воспитаны старшими, чаще всего из собственных сынков. «Вождем» этого нового дореволюционного слоя и стал Сталин.

История профессионального движения во всех странах есть не только история стачек и вообще массовых движений, но и история формирования профсоюзной бюрократии. Достаточно известно, в какую огромную консервативную силу успела вырасти эта бюрократия и с каким безошибочным чутьем она подбирает для себя и соответственно воспитывает своих «гениальных» вождей: Гомперс, Грин, Легин, Лейпарт, Жуо, Ситрин и др. Если Жуо пока что с успехом отстаивает свои позиции против атак слева, то не потому, что он великий стратег (хотя он, несомненно, выше своих бюрократических коллег: недаром же он занимает первое место в их среде), а потому, что весь его аппарат каждый день и каждый час упорно борется за свое существование, коллективно подбирает наилучшие методы борьбы, думает за Жуо и внушает ему необходимые решения. Но это вовсе не значит, что Жуо несокрушим. При резком изменении обстановки – в сторону революции или фашизма – весь профсоюзный аппарат сразу потеряет свою самоуверенность, его хитрые маневры окажутся бессильными, и сам Жуо будет производить не внушительное, а жалкое впечатление. Вспомним хотя бы, какими презренными ничтожествами оказались могущественные и спесивые вожди германских профессиональных союзов – и в 1918 году, когда против их воли разразилась революция, и в 1932 году, когда наступал Гитлер.

Из этих примеров видны источники силы и слабости бюрократии. Она вырастает из движения масс в первый героический период борьбы. Но, поднявшись над массами и разрешив затем свой собственный «социальный вопрос» (обеспеченное существование, влияние, почет и пр.), бюрократия все более стремится удерживать массы в неподвижности. К чему рисковать? Ведь у нее есть что терять. Наивысший расцвет влияния и благополучия реформистской бюрократии приходится на эпохи капиталистического преуспеяния и относительной пассивности трудящихся масс. Но когда эта пассивность нарушена справа или слева, великолепию бюрократии приходит конец. Ее ум и хитрость превращаются в глупость и бессилие. Природа «вождей» отвечает природе того класса (или слоя), который они ведут, и объективной обстановке, через которую этот класс (или слой) проходит.

Советская бюрократия неизмеримо могущественнее реформистской бюрократии всех капиталистических стран, вместе взятых, ибо у нее в руках государственная власть и все связанные с этим выгоды и привилегии. Правда, советская бюрократия выросла на почве победоносной пролетарской революции. Но было бы величайшей наивностью идеализировать по этой причине самое бюрократию. В бедной стране, – а СССР и сейчас еще очень бедная страна, где отдельная комната, достаточная пища и одежда все еще доступны лишь небольшому меньшинству населения, – в такой стране миллионы бюрократов, больших и малых, стремятся прежде всего разрешить свой собственный «социальный вопрос», т. е. обеспечить собственное благополучие. Отсюда величайший эгоизм и консерватизм бюрократии, ее страх перед недовольством масс, ее ненависть к критике, ее бешеная настойчивость в удушении всякой свободной мысли, наконец, ее лицемерно-религиозное преклонение перед «вождем», который воплощает и охраняет ее неограниченное владычество и ее привилегии. Все это вместе и составляет содержание борьбы против «троцкизма».

Совершенно неоспорим и полон значения тот факт, что советская бюрократия становилась тем могущественнее, чем более тяжкие удары падали на мировой рабочий класс. Поражения революционных движений в Европе и в Азии постепенно подорвали веру советских рабочих в международного союзника. Внутри страны царила все время острая нужда. Наиболее смелые и самоотверженные представители рабочего класса либо успели погибнуть в гражданской войне, либо поднялись несколькими ступенями выше и, в большинстве своем, ассимилировались в рядах бюрократии, утратив революционный дух. Уставшая от страшного напряжения революционных годов, утратившая перспективу, отравленная горечью ряда разочарований широкая масса впала в пассивность. Такого рода реакция наблюдалась, как уже сказано, после всякой революции. Неизмеримое историческое преимущество Октябрьской революции как пролетарской состоит в том, что усталостью и разочарованием масс воспользовался не классовый враг в лице буржуазии и дворянства, а верхний слой самого рабочего класса и связанные с ним промежуточные группы, влившиеся в советскую бюрократию.

Подлинные пролетарские революционеры в СССР силу свою черпали не столько в аппарате, сколько в активности революционных масс. В частности, Красную Армию создавали не «аппаратчики» (в самые критические годы аппарат был еще очень слаб), а кадры героических рабочих, которые под руководством большевиков сплачивали вокруг себя молодых крестьян и вели их в бой. Упадок революционного движения, усталость, поражения в Европе и Азии, разочарование в рабочих массах должны были неизбежно и непосредственно ослабить позиции революционных интернационалистов и, наоборот, усилить позиции национально-консервативной бюрократии. Открывается новая глава в революции. Вожди предшествующего периода попадают в оппозицию. Наоборот, консервативные политики аппарата, игравшие в революции второстепенную роль, выдвигаются торжествующей бюрократией на передний план.

Что касается военного аппарата, то он был частью всего бюрократического аппарата и по своим качествам не отличался от него. Достаточно сказать, что в годы гражданской войны Красная Армия поглотила десятки тысяч бывших царских офицеров. 13 марта 1919 года Ленин говорил на митинге в Петрограде:

«Когда мне недавно тов. Троцкий сообщил, что у нас в военном ведомстве число офицеров составляет несколько десятков тысяч, тогда я получил конкретное представление, в чем заключается секрет использования нашего врага: как заставить строить коммунизм тех, кто являлся его противниками, строить коммунизм из кирпичей, которые подобраны капиталистами против нас! Других кирпичей нам не надо!» (Ленин В. И. Сочинения. 1935 г. Т. 24. С. 65-66.)

Эти офицерские и чиновничьи кадры выполняли в первые годы свою работу под непосредственным давлением и надзором передовых рабочих. В огне жестокой борьбы не могло быть и речи о привилегированном положении офицерства: самое это слово исчезло из словаря. Но после одержанных побед и перехода на мирное положение как раз военный аппарат стремился стать наиболее влиятельной и привилегированной частью всего бюрократического аппарата. Опереться на офицерство для захвата власти мог бы только тот, кто готов был идти навстречу кастовым вожделениям офицерства, т. е. обеспечить ему высокое положение, ввести чины, ордена; словом, сразу и одним ударом сделать то, что сталинская бюрократия делала постепенно в течение последующих 10-12 лет. Нет никакого сомнения, что произвести военный переворот против фракции Зиновьева, Каменева, Сталина и проч. не составляло бы в те дни никакого труда и даже не стоило бы пролития крови; но результатом такого переворота явился бы ускоренный темп развития той самой бюрократизации и бонапартизма, против которых левая оппозиция выступила на борьбу.

Задача большевиков-ленинцев по самому существу своему состояла не в том, чтобы опереться на военную бюрократию против партийной, а в том, чтобы опереться на пролетарский авангард, и через него – на народные массы, и обуздать бюрократию в целом, очистить ее от чуждых элементов, обеспечить над нею бдительный контроль трудящихся и перевести ее политику на рельсы революционного интернационализма. Но так как за годы гражданской войны, голода и эпидемий живой источник массовой революционной силы иссяк, а бюрократия страшно выросла в числе и в наглости, то пролетарские революционеры оказались слабейшей стороной. Под знаменем большевиков-ленинцев собрались, правда, десятки тысяч лучших революционных борцов, в том числе и военных. Передовые рабочие относились к оппозиции с симпатией. Но симпатия эта оставалась пассивной: веры в то, что при помощи борьбы можно серьезно изменить положение, у масс уже не было. Между тем бюрократия твердила:

«Оппозиция хочет международной революции и собирается втянуть нас в революционную войну. Довольно нам потрясений и бедствий. Мы заслужили право отдохнуть. Да и не надо нам больше никаких „перманентных революций“. Мы сами у себя создадим социалистическое общество. Рабочие и крестьяне, положитесь на нас, ваших вождей!»

Эта национально-консервативная агитация, сопровождавшаяся, к слову сказать, бешеной, подчас совершенно реакционной клеветой против интернационалистов, тесно сплачивала бюрократию, и военную и штатскую, и находила несомненный отклик у отсталых и усталых рабочих и крестьянских масс. Так большевистский авангард оказался изолированным и по частям разбит. В этом весь секрет победы термидорианской бюрократии.

Разговоры о каких-то необыкновенных тактических или организационных качествах Сталина представляют собою миф, сознательно созданный бюрократией СССР и Коминтерна и подхваченный левыми буржуазными интеллигентами, которые, несмотря на свой индивидуализм, охотно склоняются перед успехом. Эти господа не узнали и не признали Ленина, когда тот, травимый международной сволочью, готовил революцию. Зато они «признали» Сталина, когда такое признание не приносит ничего, кроме удовольствия, а подчас и прямой выгоды.

Инициатива борьбы против левой оппозиции принадлежала собственно не Сталину, а Зиновьеву. Сталин сперва колебался и выжидал. Было бы ошибкой думать, что Сталин с самого начала наметил какой-либо стратегический план. Он нащупывал почву. Несомненно, что революционная марксистская опека тяготила его. Он фактически искал более простой, более национальной, более «надежной» политики. Успех, который на него обрушился, был неожиданностью прежде всего для него самого. Это был успех нового правящего слоя, революционной аристократии, которая стремилась освободиться от контроля масс и которой нужен был крепкий и надежный третейский судья в ее внутренних делах. Сталин, второстепенная фигура пролетарской революции, обнаружил себя как бесспорный вождь термидорианской бюрократии, как первый в ее среде – не более того.

Итальянский фашистский или полуфашистский писатель Малапарте выпустил книжку «Техника государственного переворота», в которой он развивает ту мысль, что «революционная тактика Троцкого» в противоположность стратегии Ленина может обеспечить победу в любой стране и при любых условиях. Трудно придумать более нелепую теорию! Между тем те мудрецы, которые задним числом обвиняют нас в том, что мы, вследствие нерешительности, упустили власть, становятся по существу дела на точку зрения Малапарте: они думают, что есть какие-то особые технические «секреты», при помощи которых можно завоевать или удержать революционную власть, независимо от действия величайших объективных факторов – побед или поражений революции на Западе и на Востоке, подъема или упадка массового движения в стране и пр. Власть не есть приз, который достается более ловкому. Власть есть отношения между людьми, в последнем счете – между классами. Правильное руководство, как уже сказано, является важным рычагом успехов. Но это вовсе не значит, что руководство может обеспечить победу при всяких условиях. Решают в конце концов борьба классов и те внутренние сдвиги, которые происходят внутри борющихся масс.

Но на вопрос о том, как сложился бы ход борьбы, если б Ленин остался жив, нельзя, конечно, ответить с математической точностью. Что Ленин был непримиримым противником жадной консервативной бюрократии и политики Сталина, все более связывавшего с нею свою судьбу, видно с неоспоримостью из целого ряда писем, статей и предложений Ленина за последний период его жизни, в частности, из его «Завещания», в котором он рекомендовал снять Сталина с поста генерального секретаря; наконец, из его последнего письма, в котором он порывал со Сталиным «все личные и товарищеские отношения». В период между двумя приступами болезни Ленин предложил мне создать с ним вместе фракцию для борьбы против бюрократии и ее главного штаба – Оргбюро ЦК, где руководил Сталин. К XII съезду партии Ленин, по его собственному выражению, готовил «бомбу» против Сталина. Обо всем этом рассказано – на основании точных и бесспорных документов – в моей автобиографии и в отдельной работе «Завещание Ленина». Подготовительные меры Ленина показывают, что он считал предстоящую борьбу очень трудной; не потому, конечно, что он боялся Сталина лично как противника (об этом смешно и говорить), а потому, что за спиною Сталина ясно различал сплетение кровных интересов могущественного слоя правящей бюрократии. Уже при жизни Ленина Сталин вел против него подкоп, осторожно распространяя через своих агентов слух, что Ленин – умственный инвалид, не разбирается в положении и проч.; словом, пускал в оборот ту самую легенду, которая стала ныне неофициальной версией Коминтерна для объяснения резкой враждебности между Лениным и Сталиным за последние год-полтора жизни Ленина. На самом деле все те статьи и письма, которые Ленин продиктовал уже в качестве больного, представляют, пожалуй, самые зрелые продукты его мысли. Проницательности этого «инвалида» хватило бы с избытком на дюжину Сталиных.

Можно с уверенностью сказать, что, если бы Ленин прожил дольше, напор бюрократического всемогущества совершался бы, – по крайней мере в первые годы, – более медленно. Но уже в 1926 году Крупская говорила в кругу левых оппозиционеров:

«Если бы Ильич был жив, он, наверное, уже сидел бы в тюрьме».

Опасения и тревожные предвидения Ленина были тогда еще свежи в ее памяти, и она вовсе не делала себе иллюзий насчет личного всемогущества Ленина, понимая, с его собственных слов, зависимость самого лучшего рулевого от попутных или встречных ветров и течений.

* * *

Значит, победа Сталина была неотвратима? Значит, борьба левой оппозиции (большевиков-ленинцев) была безнадежна? Такая постановка вопроса абстрактна, схематична, фаталистична. Ход борьбы показал, несомненно, что одержать полную победу в СССР, т. е. завоевать власть и выжечь язву бюрократизма, большевики-ленинцы не смогли бы и не смогут без поддержки мировой революции. Но это вовсе не значит, что их борьба прошла бесследно. Без смелой критики оппозиции и без страха бюрократии перед оппозицией курс Сталина – Бухарина на кулака неизбежно привел бы к возрождению капитализма. Под кнутом оппо-зиции бюрократия оказывалась вынужденной делать важные заимствования из нашей платформы. Спасти советский режим от процессов перерождения и от безобразий личного режима ленинцы не смогли. Но они спасли его от полного крушения, преградив дорогу капиталистической реставрации. Прогрессивные реформы бюрократии явились побочным продуктом революционной борьбы оппозиции. Это для нас слишком недостаточно. Но это – кое-что.

На арене мирового рабочего движения, от которого советская бюрократия зависит лишь косвенно, дело обстояло еще более неизмеримо неблагоприятно, чем в СССР. Через посредство Коминтерна сталинизм стал худшим тормозом мировой революции. Без Сталина не было бы Гитлера. Сейчас во Франции сталинизм через политику прострации, которая называется политикой «народного фронта», подготовляет новое поражение пролетариата. Но и здесь борьба левой оппозиции отнюдь не осталась бесплодной. Во всем мире растут и множатся кадры подлинных пролетарских революционеров, настоящих большевиков, которые примкнули не к советской бюрократии, чтоб пользоваться ее авторитетом и ее кассой, а к программе Ленина и к знамени Октябрьской революции. Под поистине чудовищными, небывалыми еще в истории преследованиями соединенных сил империализма, реформизма и сталинизма большевики-ленинцы растут, крепнут и все более завоевывают доверие передовых рабочих. Безошибочным симптомом происшедшего перелома является, например, великолепная эволюция парижской социалистической молодежи. Мировая революция пойдет под знаменем IV Интернационала. Первые же ее успехи не оставят камня на камне от всемогущества сталинской клики, ее легенд, ее клевет и ее дутых репутаций. Советская Республика, как и мировой пролетарский авангард, окончательно освободятся от бюрократического спрута. Историческое крушение сталинизма предопределено, и оно явится заслуженной карой за его бесчисленные преступления перед мировым рабочим классом. Другой мести мы не хотим и не ждем!

У сталинцев дело обстоит как раз наоборот: во время экономического оживления и относительного политического равновесия они провозглашали «завоеванные улицы», «баррикады», «советы повсюду» («третий период»), теперь же, когда Франция проходит через глубочайший социальный и политический кризис, они бросаются на шею радикалам, т. е. насквозь гнилой буржуазной партии. Давно сказано, что эти господа имеют привычку на свадьбе петь похоронные псалмы, а на похоронах – гимны Гименею.

Говорить о Сталине как о марксистском «теоретике» могут лишь прямые лакеи. Его книга «Вопросы ленинизма» представляет собой эклектическую компиляцию, полную ученических ошибок. Но национальная бюрократия побеждала марксистскую оппозицию своим социальным весом, а вовсе не «теорией».

Иосиф Виссарионович Сталин - человек, чья деятельность и личные качества вызывают самые полярные оценки, продиктованные зачастую идеологическими мотивами. На смену безудержному восхвалению времен культа личности приходили периоды огульного очернения в эпохи оттепели и перестройки.

Были и десятилетия, когда о Сталине предпочитали вообще поменьше упоминать, избегая оценок. Это относится и к его действиям на посту Верховного Главнокомандующего в годы Великой Отечественной войны. Даже в мемуарах выдающихся военачальников одни и те же события и роль в них Сталина описываются и оцениваются порой противоречиво. Поэтому при попытке восстановления объективной картины событий планирования и осуществления той или иной войсковой операции желательно ознакомиться с несколькими различными источниками.

Одна из главных претензий, выдвигаемых к Сталину многими историками, - неготовность Советского Союза к войне в 1941 году. В 1937-38 годах была репрессирована значительная часть командного состава Красной Армии. Армия оказалась обезглавлена. Некоторые из будущих выдающихся полководцев Великой Отечественной (в частности, маршал Рокоссовский, генерал армии Горбатов) только чудом сумели выбраться из мясорубки репрессий. Пришедшие на смену кадры были недостаточно опытны, и с началом войны (особенно в первое время) не всегда должным образом справлялись с обязанностями. Правда, некоторые историки полагают, что заговор военных всё же был и события 1937-38 гг. помогли избавиться от потенциально неблагонадежных элементов в армии и добиться ее единства.

Неизбежность большой войны сознавалась всеми государственными деятелями, в том числе и Сталиным. Советско-финская война 1939-40 гг. выявила большие проблемы в подготовке войск и качестве техники. Накануне войны резко увеличилась численность Красной Армии, а с 1939 г. шло ее масштабное перевооружение. На эти цели в 1941 году выделялось более 40% бюджетных средств. С лета 1940 г. лично Сталиным был введен запрет на производство старых образцов военной техники. Завершить перевооружение планировалось к середине 1942 г. Однако оттянуть войну до этого времени не удалось. Тем не менее пакт Молотова-Риббентропа 1939 года позволил существенно отсрочить её начало, а договор о ненападении с Японией значительно уменьшил угрозу войны на два фронта.

Критики Сталина считают, что в 1941 году он слепо доверился Гитлеру и до последнего момента считал, что тот не нарушит договор о ненападении, не прислушивался к предупреждениям из-за рубежа. Из-за этого Красная Армия была застигнута врасплох и понесла огромные потери в первые месяцы войны. Их оппоненты полагают, что Сталин опасался, что в результате военного ответа на какую-либо провокацию Советский Союз могут объявить агрессором и в этом случае придется вести войну с Германией в одиночку.

Как бы то ни было, 22 июня 1941 года страна и армия оказались не готовы к удару гитлеровцев. Маршал Ерёменко охарактеризовал ситуацию так: «С политической точки зрения война не была внезапной для нашего государства, но с военно-стратегической такая внезапность была налицо, а с оперативно-тактической она была абсолютна». Свидетельства о том, что делал Сталин в первые дни войны, крайне противоречивы: от полной прострации и фактического отхода от дел до сверхсобранности и напряженной работы. То, что с обращением к советскому народу о начале войны выступил не Сталин, а нарком иностранных дел Молотов, может объясняться как растерянностью Сталина, так и его желанием не торопить события и более детально выяснить обстановку.

Кризисным для Сталина и всего руководства страны днём можно считать 29 июня, когда стало известно о падении Минска. У Сталина был тяжёлый разговор с Жуковым (который тогда занимал должность начальника Генштаба), после которого он некоторое время никого не принимал. Некоторые историки полагают, что в тот момент Сталин был готов к тому, что его отстранят от власти. Однако уже 30 июня консолидация высшего военного и политического руководства страны была восстановлена, и Сталин возглавил вновь созданный орган чрезвычайного управления Государственный Совет обороны. Чуть позже, 8 августа, он официально был объявлен Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами СССР.

Действия Сталина в период войны можно восстановить едва ли не поминутно. Все встречи, совещания и переговоры скрупулёзно фиксировались в особом журнале посещений. Согласно этим записям его рабочий день длился 12-15 часов.

Помимо военных задач перед Сталиным стояли проблемы управления народным хозяйством в чрезвычайных условиях. При этом он по своему обыкновению вникал во все мелочи. Американский посол Гарриман вспоминал: «Он обладал невероятной способностью отмечать мельчайшие подробности и действовать с их учётом. Он в совершенстве знал, какое вооружение наиболее важно для него. Он знал, какого калибра ружья ему нужны, какой вес танков могут выдержать его дороги и мосты, он знал в точности, из какого металла ему нужны самолёты».

Не подлежит сомнению, что фигура Сталина и его публичные действия во время войны оказывали огромное положительное моральное воздействие на советский народ, вселяя уверенность в конечной победе. Особенно важными событиями стали его обращение к народу 3 июля 1941 года, отказ от эвакуации из Москвы осенью 1941 года, когда гитлеровцы были уже на подступах к столице, а в городу нарастала паника («Москвичи, я с вами, я в Москве, я никуда не уеду», – прозвучало по радиотрансляции), а также инициированный им парад на Красной площади 7 ноября. Очень важным и трудным решением стал отказ от переговоров с немцами по вызволению попавшего в плен сына Якова.

Таланты Сталина-полководца также оцениваются мемуаристами и историками достаточно противоречиво. Многие полагают, что в 1941-42 гг. обстановка на фронтах далеко не всегда оценивалась им адекватно, он преувеличивал возможности наших войск. Верховный Главнокомандующий, в частности, порой слишком долго не давал разрешение на отступление некоторым частям, что приводило к тому, что они попадали в окружение. Ставят в вину Сталину и поспешное, неподготовленное взятие Харькова в 1942 году, которое привело к контрудару немцев, сопровождавшемуся большими потерями людей и территории. Однако, как отмечают даже противники Сталина, на своих ошибках он учился довольно быстро.

Маршал Василевский, большую часть войны возглавлявший Генштаб и ежедневно общавшийся с Верховным Главнокомандующим, вспоминал: «В первые месяцы сказывалась недостаточность оперативно-стратегической подготовки Сталина. Он мало советовался тогда с работниками Генштаба, командующими фронтами... В то время решения, как правило, принимались им единолично и нередко не совсем удачные». Однако «поворотной вехой глубокой перестройки Сталина как Верховного Главнокомандующего явился сентябрь 1942 года», а «после Сталинградской и особенно Курской битв, он поднялся до вершин стратегического руководства». В том же ключе высказывал и маршал Жуков: «Могу твёрдо сказать, что Сталин владел основными принципами организации фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими со знанием дела, хорошо разбирался в больших стратегических вопросах… Несомненно, он был достойным Верховным Главнокомандующим». Запущенный же Хрущёвым миф, будто «Сталин операции планировал по глобусу» вызвал дружное возмущение военачальников («Ничего более нелепого мне никогда не приходилось читать», – писал маршал Мерецков).

Во второй период войны Сталин научился по-настоящему прислушиваться к мнению военных. На совещаниях он, как правило, давал сначала возможность высказаться младшим по званию, затем - старшим, а уже потом выражал собственное мнение. Интересную характеристику его стиля работы оставил маршал Баграмян: «Зная огромные полномочия и поистине железную властность Сталина, я был изумлён его манерой руководить. Он мог кратко скомандовать: «Отдать корпус! – и точка». Но Сталин с большим тактом и терпением добивался, чтобы исполнитель сам пришел к выводу о необходимости этого шага. Если исполнитель твёрдо стоял на своём и выдвигал для обоснования своей позиции веские аргументы, Сталин почти всегда уступал». Подобным образом, например, маршалу Рокоссовскому удалось отстоять свой план операции «Багратион» по освобождению Белоруссии, вызывавший сомнения у большинства членов Ставки Верховного Главнокомандования. «Настойчивость командующего фронтом доказывает, что организация наступления тщательно продумана. А это надёжная гарантия успеха», – резюмировал Сталин.

Все мемуаристы отмечают железную волю и выдержку, проявленную Сталиным даже в самые тяжёлые моменты войны. Это, в частности, проявилось в накапливании значительных стратегических резервов (даже в тот момент, когда немцы были на подступах в Москве), чтобы затем сконцентрировать и бросить их в бой в решающий момент. Так было и при подготовке Московского контрнаступления, и под Сталинградом.

Ещё одним важным полем деятельности Сталина во время войны был дипломатический фронт: переговоры с союзниками по поводу открытия Второго фронта и поставках оружия в СССР, а также условий послевоенного мироустройства. Здесь ему удавалось умело играть на противоречиях между США и Великобританией и добиться хорошего взаимопонимания с американским президентом Рузвельтом.

При всех недостатках и допущенных ошибках Сталин стал той фигурой, которая смогла сплотить военное и политическое руководство и весь советский народ во время Великой Отечественной войны, принять на себя ответственность за все ключевые решения и стать одним из символов Победы. Можно вспомнить слова Черчилля, сказанные им в разгар войны в 1942 г.: «Для России большое счастье, что в час её страданий во главе стоит этот великий, твёрдый полководец. Сталин является крупной и сильной личностью, соответствующей тем бурным временам, в которых ему приходится жить».

Если кто-то скажет, что победил не Сталин, а народ, то его тут же спросят, а почему ноги не побеждают, когда головы нет.

Почему, к примеру, бицепс не побеждает, когда сердце гнилое? Почему народ не победил в 1991, когда руководство СССР вопреки его воле уничтожило страну и все общенародные завоевания? В той войне действительно полную и безраздельную победу одержал Советский народ, прежде всего русский народ, его Вооруженные Силы. Именно народ вышел из смертельной схватки с сильнейшим и беспощадным врагом, поставившим на колени всю Западную Европу именно потому, что Советским народом руководил Сталин! Почти все европейцы сдались фашисту.

Не покорился только Советский народ – и это было неотъемлемым атрибутом сталинского руководства. Выдающаяся роль Сталина в победоносном завершении войны состоит в безупречном выборе им единственно верного метода ведения войны, в его безошибочном стратегическом мастерстве, в трудовом подвиге по организации военной экономики, патриотического воспитания всего общества, в мудрости и мужестве полководца.

Победы на полях сражений добывают не просто какие-то массы людей, не железо и не оружие, а прежде всего воля руководителя нации, талант и искусство военачальников, опыт, организаторские и творческие способности командующих и генеральных штабов. Победа непосредственно зависит от стиля всего государственного управления, от того насколько умело организованы людские и материальные ресурсы всей страны и коалиции государств.

Тех, кто вдруг скажет, что победил не Сталин, а солдат, сразу же спросят, а почему солдат не победил кучку чеченских террористов в 1994-1996 , когда ельцинское руководство предало этого солдата. Оно втянуло его в бой, но запретило ему воевать, побоялось даже объявить местность на военном положении, заискивало перед рецидивистами и отморозками, подписав с ними от имени государства позорнейший Хасавьюртовский сговор, по сути – капитуляцию. Почему тогда не дали победить солдату? Чтобы потом десятилетиями зарекаться и каяться после очередного теракта?

Искусство побеждать начинается со стратега – мастера управления войной, тактика, искусного оператора фронтов; стратега во всех измерениях – пространственных и временных, духовных и экономических, политических и информационных.

Определяющее влияние на ход и исход войны оказывает личная честь полководца. Его ум и воля – вот кто решает всё. Не бывает успехов на фронте без мужества и героизма стратега, без личности командующего.

Солдат не одержал бы ни одной победы, если б не верил каждому слову своего Верховного и если бы каждое слово главнокомандующего, не подкреплялось его делом, скромностью и честностью народного полководца.
Для успеха в войне требуются не дни, не месяцы, а долгие годы испытаний, нечеловеческого перенапряжения усилий всей нации.

Создание эффективной системы стратегического руководства в полной мере заслуга Верховного Главнокомандующего Сталина. Ещё до начала войны Сталин сумел сосредоточить в своих руках все нити руководства военной организацией общества, экономикой, социальной сферой, культурой и наукой.

Он решал колоссальный объем задач: анализировал обстановку, намечал перспективы и цели борьбы, разрабатывал замыслы военных кампаний и важнейших операций, создавал необходимые группировки войск, ставил задачи фронтам и флотам, объединениям Военно-воздушных сил и других войск.

Он организовывал взаимодействие, координировал и направлял действия миллионов вооруженных и обученных людей.

Он осуществлял материально-техническое обеспеченье и боепитание операций. Он находил и расставлял на командные посты лучших специалистов.

Он оснащал их лучшей техникой и оружием, создавал и использовал резервы, согласовывал военные усилия с действиями дипломатов.

Он учредил антигитлеровскую коалицию Объединенных Наций. В поле зрения Сталина находились все военно-политические, военно-экономические и военно-технические вопросы. Опираясь на мозг армии Советский Генеральный штаб, он создал стратегию вооруженной борьбы и обеспечил её конечный результат – Победу!

Если кто-то потом скажет, что Сталин плохо воевал, то его тут же спросят, а кто мог повоевать лучше Сталина? Кто вправе его судить, тем более нынешними мерками?

Сталин оказался тогда на недосягаемой высоте в выполнении своей задачи. Он шел к этому не мгновенно, а планомерно и последовательно. Прежде чем стать действительно эффективным лидером стратегического руководства, Сталин прошел сложный, извилистый и трудный путь.

Признавая свои ошибки, через тяжелейшие поражения и неудачи Сталин пришел к постепенному формированию четкой, стройной и гибкой системы, рациональной структуры военной политики. Он овладел всеми методами и формами стратегического и политического управления, отвечавшими реалиям глобальной войны. Не исключено, что в его работе и в работе командующих, штабов фронтов имелись недостатки, но не нам проигравшим судить победителей! Их рассудила Победа!

Сталин и его маршалы с учетом полученного опыта советско-финляндской, польской и других операций, через поражения первой фазы войны, устранили все недостатки военно-политического руководства страной и достигли высших показателей в Науке побеждать.

И если кто-то станет говорить, что перед войной из 85 военачальников Сталин оставил только 8 человек : К.Е.Ворошилова, С.М.Буденного, С.К.Тимошенко, О.И.Городовикова, И.Р.Апанасенко, А.В.Хрулева, Б.М.Шапошникова, К.А. Мерецкова, то ему тут же ответят – значит, каждый из этих восьми оказался как минимум в десять раз лучше остальных (тухачевских, блюхеров и якиров). Это привело к тому, что укрепилось всё руководство Наркомата обороны, Генерального штаба, главных и центральных управлений, командование военных округов и флотов. Их сменили верные народу, честные, энергичные и боеспособные офицеры.

Сталин с самого начала войны стал Верховным Главнокомандующим и лично возглавил Ставку. Благодаря его несгибаемой воле и политической силе Ставка приобрела уникальные в истории военного искусства функции: всесторонней оценки военно-политической и стратегической обстановки, анализа глобальных перспектив ее развития; определения целей, задач, форм и способов стратегических действий; принятия молниеносных решений на континентальные операции, начиная от постановки их задачи – до непосредственного руководства боем фронтов.

Всё это происходило по ходу войны, состав и функции Ставки ВГК постоянно совершенствовались вплоть до Победы - последний раз состав Ставки была изменен 17 февраля 1945 – в неё входили И.В.Сталин, Г.К.Жуков, А.М.Василевский, Н.А.Булганин, А.И.Антонов и Н.Г.Кузнецов. Оттачивалась система военного руководства и на всех уровнях.

С целью повышения надежности и оперативности руководства войсками действующей армии 10 июля 1941 решением Сталина были образованы главные командования Северо-Западного, Западного и Юго-Западного стратегических направлений. В апреле 1942 было создано главное командование Северо-Кавказского направления. Главкомами направлений назначались члены Ставки и заместители НКО. Они руководили войсками фронтов и флотов, координировали и контролировали их действия, головой отвечали за каждый пункт мобилизационного проекта отпора врагу.

Весной 1942 Сталин создал корпус представителей Ставки. Это была качественно новая ступень в развитии системы стратегического руководства. Роль представителей Ставки возложена на ее членов, заместителей Наркома обороны и комсостав Генерального штаба. Они обладали высшими полномочиями и обычно направлялись туда, где, по плану Сталина, решались главные задачи. Представители Ставки координировали действия колоссальных группировок, фронтов и флотов, решали стратегические задачи, лично добиваясь выполнения приказов Сталина.

С июля 1944, когда Сталин поручил Г.К.Жукову координировать действия 1-го и 2-го Белорусских фронтов, а А.М.Василевскому – 1-го и 2-го Прибалтийских и 3-го Белорусского фронтов, каждый их шаг он просчитывал и контролировал лично, постоянно сверяясь с общим мнением всех членов Ставки. По оценке Г.К.Жукова, в этом стиле было «разумное сочетание коллегиальности с единоначалием». Институт представителей Ставки просуществовал до последних месяцев войны.

На закате НЭПа и после войны в стране царила разруха. Чем с удовольствием пользовались нечистые на руку дельцы. Но победить их удалось довольно быстро…

Коррупция - явление не сегодняшнее. Процветала она и при социализме. Но в СССР с 30-х по начало 50-х годов были периоды, когда делалось все необходимое, чтобы ее нейтрализовать. Свести коррупцию на нет, как и проституцию, нельзя, но добиться того, чтобы она не играла решающую роль, можно! Именно это и удивительно быстро сделал Сталин.

И основательно ошибается тот, кто думает, что Сталин победил коррупцию потому, что «просто перестрелял» взяточников. Хотя бы по той причине, что в самый разгар борьбы с послевоенной коррупцией (26 мая 1947 года) отменил смертную казнь.

Коррупция была побеждена системой мер, которые касались всех, невзирая на связи и положение в обществе. К ответственности как соучастников привлекали даже родственников коррупционера, которые знали, но ничего не сделали для выявления преступника. Больше того, под суд попадали все, кто хоть краем уха слышал, но промолчал, как кто-то берет взятки или занимается другим незаконным делом.

Именно поэтому в те годы была раскрыта целая серия преступлений в сфере действия министерств, главков и предприятий.

Дело «нахлебников»

После войны одним из самых первых и громких стало именно «Хлебное дело». И это неудивительно, ведь люди в те годы за хлеб готовы были отдать последнее!

Началось оно с того, что следователи стали изучать документы, согласно которым в течение 1945 года Совнарком выделял хлебопекарной промышленности муку, сахар, сгущенку и другие продукты. И сыщики вышли на след банды коррупционеров во главе с начальником отдела снабжения распределительной системы «Росглавхлеб» Михаилом Исаевым. Они наживались, выделяя некоторым трестам все дефициты без задержки, а то и сверх положенного. За что их начальнички откатывали московскому начальству по следующей схеме.

Выписывали, например, кондитерской фабрике тонну сахара. Но на самом деле отпускали лишь 950 кг, оставляя 50 кило Исаеву в виде отката. Чтобы покрыть эту недостачу (да еще и нажиться), при изготовлении, допустим, печенья вместо 1000 кг сахара в производство шло 900. Разницу ведь на вкус не поймешь.

Воровали продукты и напрямую, а потом недостачу списывали на неких неизвестных бандитов, которые якобы стащили добро прямо из вагонов. По документам МВД, «преступной группой Исаева с 14 апреля 1945 г. по 1946 г. включительно было похищено: сахара 1670 кг, муки 8500 кг, сахарина 670 кг, сливочного масла 414 кг, джема и повидла 2605 кг и т. д. - всего на сумму 1 139 230 руб. 18 коп.».

Исаеву и его главбуху Розенбауму дали по 25 лет, надолго в тюрьму отправились и их соучастники. С полной конфискацией имущества - не только у коррупционеров, но и у их родных.

Дело «ткачей»

В те годы спать было не на чем, рубашку сшить не из чего. И государство из скудных запасов начало выделять бельевые ткани на спецодежду . Которыми распоряжался начальник отдела Московской межобластной конторы товарищ Тавшунский. Он организовал дело так, что стало хватать и на постельное белье, и на рубашки, и даже на платья отдельным послевоенным красавицам. Для этого он связался с артелью портных. И колеса швейных машин завертелись, выпуская все в укороченном виде, да к тому же преимущественно небольших размеров. Дескать, халаты на отощавших за войну пролетариях и так сойдутся... Однако сколько ниточка ни вилась, а конец ее нашли достаточно быстро. Вот как об этом говорилось в спецотчете МВД: «Тавшунский вошел в преступные связи с рядом руководителей промартелей Москвы, получая с них взятки за то, что они с его ведома изготовляли спецодежду малых размеров, создавая за счет этого излишки бельевой ткани, которые затем сбывали своим соучастникам...».

Всего Тавшунский с «коллегами» расхитили ткани на 180 тысяч рублей. В те времена - бешеные деньги! Итог: все жулики получили по заслугам так, что их родственники по сей день проклинают Сталина.

Дело «музыкантов»

Что бы ни говорили, но тогда стране хотелось песен. И в начале 50-х началась буквально охота на пластинки. Этим тут же воспользовались «музыкальные деятели» с Апрелевского завода грампластинок в лице заведующего производством Дорошенко, начальника отдела сбыта Миронова и завскладом Оськина. Благодаря их «вмешательству» часть пластинок стала прессоваться в полукустарном порядке из краденого порошка. Согласно документам МВД «преступная группа Дорошенко - Миронова - Оськина превратила это государственное производство в основном в свою личную собственность и начала использовать его для изготовления неучтенной продукции с последующей ее реализацией».

Коррупционные «музыкальные связи» из Москвы быстро опутали РСФСР, Украину, Белоруссию и Прибалтику. Деньги за левый товар валом валили в карманы «музыкантов». Чтобы доказать их преступления, были организованы специальные проверки. Так, по пути следования поездов заново взвешивались контейнеры и вагоны с сырьем для изготовления пластинок; устанавливались и актировались излишки сырья; отдельные вагоны и контейнеры вскрывались, и в них определялось качество материала. Все коррупционеры-«музыканты» были поставлены перед фактами и признались в содеянном.

P. S. С кого взятки гладки?

"Ленинградское дело".

«Ленинградское дело» - серия судебных процессов в конце 1940-х в начале 1950-х годов против партийных и государственных руководителей РСФСР в СССР. Жертвами репрессий стали все руководители Ленинградских областных, городских и районных организаций ВКП(б), а также почти все советские и государственные деятели, которые после Великой Отечественной войны были выдвинуты из Ленинграда на руководящую работу в Москву и в другие областные партийные организации.

НОВАЯ ВОЛНА РЕПРЕССИЙ

После смерти А. Жданова, последовавшей в августе 1948 г., положение близких к нему людей стало особенно уязвимым. Г. Маленков, используя патологическую подозрительность Сталина к любым проявлениям самостоятельности и инициативы, выступил одним из главных организаторов "Ленинградского дела". Он стремился доказать, что в Ленинграде существует организованная группа руководителей, вставшая на путь закулисных комбинаций, направленных против центрального руководства. Уже 15 февраля 1949 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о снятии со своих постов А. А. Кузнецова, М. И. Родионова (председателя Совмина РСФСР) и П. С. Попкова (первого секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б)). В 1949-1951 гг. в Ленинграде и области было подвергнуто репрессиям свыше 2000 ответственных работников.

Попкову и другим ленинградским руководителям вменялось в вину стремление создать по образцу других союзных республик компартию России со штаб-квартирой в Ленинграде, а также перевести в город на Неве правительство РСФСР. Одной из особенностей "Ленинградского дела" стало то, что гонениям подверглись не только партийные функционеры, а также советские, комсомольские, профсоюзные лидеры и члены их семей.

Проходили чистки в вузах города, в ходе которых лишились работы многие известные ученые. Сотни названий книг и брошюр были запрещены и изъяты из библиотек.

С 29 сентября по 1 октября 1950 г. в здании Ленинградского окружного Дома офицеров состоялся судебный процесс над первой группой обвиняемых по этому "делу". 1 октября приговор был оглашен, и в тот же день оказались расстреляны А. А. Кузнецов, М. И. Родионов, Н. А. Вознесенский, П. С. Попков, Я. Ф. Капустин и П. Г. Лазутин.

Список жертв "Ленинградского дела" продолжал увеличиваться. В конце октября 1950 г. были расстреляны А. А. Вознесенский – министр просвещения РСФСР, бывший ректор ЛГУ военных лет; М. А. Вознесенская – первый секретарь Куйбышевского райкома ВКП(б) Ленинграда; Н. В. Соловьев – первый секретарь Крымского обкома ВКП(б), ранее председатель исполкома Ленинградского областного Совета; Г. Ф. Бадаев – второй секретарь Ленинградского обкома ВКП(б); А. А. Бубнов – секретарь Ленгорисполкома и другие руководители. Аресты и судебные процессы продолжались и в 1951-1952 гг. Общее количество погибших по "Ленинградскому делу" составило около 30 человек. Реабилитация осужденных началась уже после смерти Сталина.

"Ленинградское дело" стало своего рода репетицией перед планировавшейся серией новых процессов. В начале июля 1951 г. ЦК ВКП(б) получил заявление старшего следователя по особо важным делам МГБ СССР подполковника М. Д. Рюмина, в котором он "сигнализировал" о неблагополучном положении дел в Министерстве и обвинял в этом своего непосредственного начальника министра госбезопасности В. С. Абакумова. Данное обстоятельство устраивало Берию и Маленкова, которые летом 1951 г. возглавили специальную комиссию ЦК по расследованию деятельности Абакумова и сделали все возможное, чтобы устранить его с занимаемого поста. Бывший глава МГБ был исключен из партии и взят под стражу. Развернулась новая кампания по выявлению "врагов".

В конце 1951 - начале 1952 г. Сталиным было инспирировано "разоблачение" в Грузии так называемой мингрельской националистической организации. Даже Берия в этих условиях не мог не почувствовать угрозы своему положению, имея основания полагать, что следующей жертвой диктатора может стать он сам.

И.С. Ратьковский, М.В. Ходяков. История Советской России

СПИСОК АРЕСТОВАНЫХ

Совершенно секретно

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ ВКП(б) товарищу СТАЛИНУ И. В.

При этом представляю список на остальных арестованных по ленинградскому делу.

МГБ СССР считает необходимым осудить Военной Коллегией Верховного Суда СССР в обычном порядке, без участия сторон, в Лефортовской тюрьме, с рассмотрением дел на каждого обвиняемого в отдельности:

Первое . - Обвиняемых, перечисленных в прилагаемом списке с 1 по 19 номер включительно: СОЛОВЬЕВА, ВЕРБИЦКОГО, ЛЕВИНА, БАДАЕВА, ВОЗНЕСЕНСКОГО, КУБАТКИНА, ВОЗНЕСЕНСКУЮ, БОНДАРЕНКО, ХАРИТОНОВА, БУРИЛИНА, БАСОВА, НИКИТИНА, ТАЛЮШ, САФОНОВА, ГАЛКИНА, ИВАНОВА, БУБНОВА, ПЕТРОВСКОГО, ЧУРСИНА, - к смертной казни - расстрелу, без права обжалования, помилования и с приведением приговора суда в исполнение немедленно.

Второе . - С 20 по 32 номер списка включительно: ГРИГОРЬЕВА, КОЛОБАШКИНА, СИНЦОВА, БУМАГИНА, БОЯР, КЛЕМЕНЧУК, КУЗЬМЕНКО, ТАИРОВА, ШУМИЛОВА, НИКАНОРОВА, ХОВАНОВА, РАКОВА и БЕЛОПОЛЬСКОГО, - к 25 годам заключения в тюрьму каждого.

Третье. - С 33 по 38 номер списка: ТИХОНОВА, ПАВЛОВА, ЛИЗУНОВА, ПОДГОРСКОГО, ВЕДЕРНИКОВА и СКРИПЧЕНКО, - на 15 лет заключения в особый лагерь каждого.

Прошу Вашего разрешения.

В. Абакумов АБАКУМОВ.

7220/А

БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ В ОКРУЖЕНИИ СТАЛИНА

А.А. Кузнецов с сыном в осажденном Ленинграде

После смерти Жданова на некоторое время сохранялось влияние группы во главе с Н.А.Вознесенским. Одновременно усиливается борьба между ними и группой Маленкова-Берии. Как отмечается в официальных материалах Комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30-40 и начала 50-х гг. "Сталин в частных беседах высказывал предположения о том, что в качестве своего преемника по партийной линии он видел секретаря ЦК, члена Оргбюро А.А.Кузнецова. а по государственной линии - члена Политбюро, заместителя Председателя Совета Министров СССР Н.А.Вознесенского".

Конфликт между Кузнецовым и Маленковым вспыхнул еще в 1946 г. Кузнецов был одним из исполнителей "дела авиаторов" и, как вспоминали позже сотрудники аппарата ЦК ВКП (б) "т.Кузнецов вскрыл целый ряд недостатков, допущенных Маленковым в руководстве управлением кадров и Министерством авиационной промышленности, и подвергал их заслуженной критике на собраниях аппарата ЦК ВКП(б)".

В июле 1948 г. Маленков вновь избирается секретарем ЦК. Борьба между старым и новым начальниками Управления кадров ЦК вступает в новую фазу. Внешним и явно надуманным поводом для преследования так называемой "ленинградской антипартийной группы" стало обвинение А.А.Кузнецова, председателя Совмина РСФСР М.И.Родионова и первого секретаря Ленинградского обкома и горкома П.С.Попкова в проведении в Ленинграде Всероссийской оптовой ярмарки. Обвинение было необоснованным, так как Бюро Совмина СССР под председательством Г.М.Маленкова дважды принимало решение о проведении оптовых ярмарок для распродажи товарных излишков дважды - 14 октября и 11 ноября 1948 г. Более серьезной причиной, по нашему мнению, стало обвинение во фракционности, запрещенной в партии еще на 10 сьезде и свирепо преследовавшейся Сталиным.

В феврале 1949 г. в Ленинград был послан Маленков. Под борьбу группировок за власть подводилась идейная основа, устанавливалась преемственность с политическими процессами десятилетней давности. Остальное оставалось делом палаческой техники. В результате арестов удалось выбить показания, что второй секретарь Ленинградского горкома Я.Ф.Капустин, активный участник обороны города в годы войны является "английским шпионом". Ему припомнили, что в 1935 г. он проходил длительную стажировку в Англии, в Манчестере, на заводах Метрополитен-Виккер, что он пользовался на заводе уважением и доверием, что у него был роман с его учительницей английского языка, предлагавшей ему остаться в Англии, и все эти факты "заслуживают особого внимания, как сигнал возможной (курсив наш. Авт.) обработки Капустина английской разведкой".

Другого обвиняемого - бывшего председателя Ленинградского облисполкома, назначенного первым секретарем Крымского обкома ВКП(б) Н.В.Соловьева объявили "махровым великодержавным шовинистом" за предложение создать Бюро ЦК по РСФСР, образовать Компартию РСФСР. Его обвиняли также в том, что, "находясь на работе в Крыму, делал резкие вражеские выпады против главы Советского государства".

13 августа 1949 г. при выходе из кабинета Г.М.Маленкова без санкции прокурора были арестованы А.А.Кузнецов, П.С.Попков, М.И.Родионов, председатель Ленинградского исполкома горсовета П.Г.Лазутин и бывший председатель Ленинградского облисполкома Н.В.Соловьев.

Параллельно с этим шел поиск компромата против Н.А.Вознесенского.

Непосредственную работу по дискредитации Н.А.Вознесенского осуществлял председатель Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) М.Ф.Шкирятов99. Н.А.Вознесенскому предьявили обвинения в умышленном занижении государственных планов, в искажении и фальсификации статистической отчетности, наконец - в утрате секретных документов в аппарате Госплана. Учитывая, что практически вся документация считалась секретной, то это обвинение было, по сути, беспроигрышным. 9 сентября 1949 г. Шкирятов передал Г.М.Маленкову решение КПК с предложением исключить Вознесенского из партии и привлечь к суду ЗА УТРАТУ ДОКУМЕНТОВ Госпланом СССР100. Это предложение было утверждено опросом членов Пленума ЦК и 27 октября 1949 г. Вознесенский был арестован. Следствие проводилось Министерством госбезопасности и специальными следователями из числа сотрудников ЦК.

Арестованных Кузнецова, Капустина, братьев Вознесенских, Родионова, заместителя председателя Ленсовета Галкина жестоко пытали. Непосредственное участие в процедуре допросов наряду со следователями МГБ принимали Маленков, Берия и Булганин.

Расследование (если этот термин здесь вообще можно употреблять) шло с исключительной, какой-то средневековой жестокостью. Избивали беременных, истребляли семьями (так, кроме самого Н.А.Вознесенского были арестованы его брат - министр просвещения РСФСР А.А.Вознесенский, его сестра, М.А.Вознесенская, секретарь одного из ленинградских райкомов и 14 (!) жен и родственников других обвиняемых.

Главным пунктом обвинения против Н.А.Вознесенского было то, что он утратил.секретные документы. По этой статье, согласно Закону "Об ответственности за разглашение государственной тайны и за утрату документов, содержавших государственную тайну", принятому в 1947 г., предполагалось в качестве максимального наказания заключение в исправительно-трудовой лагерь на срок от десяти до пятнадцати лет. Смертная казнь в СССР после войны была официально отменена. В постановлении Верховного Совета СССР было объявлено, что "применение смертной казни больше не вызывается необходимостью в условиях мирного времени", ... "идя навстречу пожеланиям профессиональных союзов рабочих и служащих и других авторитетных организаций, выражающих мнение широких общественных кругов" - Президиум Верховного Совета СССР отменил смертную казнь.

Однако для расправы над обвиненными была изменена сама норма закона.. 12 января 1950 г. был принят указ Президиума Верховного Совета СССР "О применении смертной казни к изменникам Родины, шпионам и подрывникам-диверсантам", опять-таки "ввиду поступивших зявлений от национальных республик, от профсоюзов, крестьянских организаций, а также от деятелей культуры".

Последовал суд, его будущие решения, в соответствии с обычной практикой, были заранее утверждены Сталиным и Политбюро. 1 октября 1950 г. в час ночи был оглашен приговор, по которому Вознесенский, Кузнецов, Родионов, Попков, Капустин и Лазутин были приговорены к расстрелу. Через час приговор был приведен в исполнение. Аресты и судебные процессы продолжались в течение следующих 1950-1952 гг. В архиве КГБ сохранился проект постановления Политбюро ЦК ВКП(б), датированный августом 1949 г., которым предполагалось обязать Министерство госбезопасности "выселить проживающих в гор. Ленинграде и Ленинградской области 1500 человек с семьями, из числа лиц, скомпроментировавших себя в какой-то мере связью с троцкистами, зиновьевцами, правыми, меньшевиками, эсерами, немцами и финнами на вечное поселение в Алтайский край, под надзор органов Министерства внутренних дел". Летом 1957 г. Ф.Р.Козлов, тогдашний секретарь Ленинградского обкома, заявил на Пленуме ЦК: "Десятки тысяч ни в чем неповинных людей тогда выслали из Ленинграда в ссылки, в тюрьмы, и на расстрел пошли многие из них, многие из них погибли. Десятки тысяч ни в чем неповинных людей отправляли эшелонами".

С устранением из политики и из жизни Вознесенского, Кузнецова и их сторонников борьба за власть в Кремле и на Старой площади не ослабла и не стала более ясной. Внешне это была полная победа Берии и Маленкова. Однако сохранялись противоречия между участниками этой группы (достаточно напомнить, что в 1946 г. Маленков едва не стал подследственным Берии), да и сам Сталин с подозрением присматривал за ними, вводя в политическую игру "своих людей".

Р. Пихоя. Социально-политическое развитие и борьба за власть в послевоенном Советском Союзе (1945-1953 гг.)

РЕАБИЛИТАЦИЯ

Расследованием, проведённым в настоящее время Прокуратурой СССР по поручению ЦК КПСС, установлено, что дело по обвинению Кузнецова, Попкова, Вознесенского и других в измене Родине, контрреволюционном вредительстве и участии в антисоветской группе было сфабриковано во вражеских контрреволюционных целях бывшим министром Госбезопасности, ныне арестованным Абакумовым и его сообщниками. Используя факты нарушения государственной дисциплины и отдельных проступков со стороны Кузнецова, Попкова, Вознесенского и других, за которые они были сняты с занимаемых постов с наложением партийных взысканий, Абакумов и его сообщники искусственно представляли эти действия, как действия организованной антисоветской изменнической группы и избиениями и угрозами добились вымышленных показаний арестованных о создании якобы ими заговора…

Из постановления Президиума ЦК КПСС «О деле Кузнецова, Попкова, Вознесенского и других» от 3 мая 1954 г. (В.А. Кутузов. «Ленинградское дело»: реабилитация // Университетские Петербургские чтения: 300 лет Северной столице. Сб. статей. СПб., 2003).