Полицейские государства. Концепция "полицейского государства" как трансформированный политический компонент немецкой эстетики XVIII в

1.4. Основные течения управленческой мысли с 4-го тыс. до н. э. по XX в.

Исследователи управленческой мысли единодушны в том, что идеи управления постоянно предвосхищали или сопровождали конкретную управленческую деятельность. Конечно, многие из идей канули в Лету, так и не получив своего отражения в письменных источниках по причине отсутствия письменности либо за ненадобностью их фиксировать. Поэтому судить о том, какие идеи и взгляды на управление существовали в эпоху древних человеческих сообществ – племен скотоводов-земледельцев 20-5-го тыс. до н. э. – без наличия письменных документов достаточно сложно. В то же время исходя из имеющихся памятников, а также представлений о хозяйственной деятельности в те далекие времена и о результатах (продуктах) этой деятельности, можно предположить, что такие идеи существовали, если признать первопричиной существования жизни рационально мыслящего человека на Земле удовлетворение естественных физиологических, биологических и иных природных и приобретенных потребностей. А последние также естественно вызывали потребность в организации коллективного труда (например, в родовых общинах), что существенно уменьшало затраты на производство жизненно важных продуктов и орудий труда.

К примеру, известны памятники земледельческих и скотоводческих общин Нижнего и Верхнего Египта 20-5-го тыс. до н. э., селившихся на плодородных землях долины Нила. Жители этих поселений употребляли в пищу имевшиеся растительные ресурсы, занимались охотой на диких быков и оленей, используя стрелы с кремниевыми наконечниками и деревянные бумеранги, рыболовством с помощью костяных гарпунов и удочек с костяными крючками, одомашнивали диких животных, разводили мелкий и крупный рогатый скот. Они занимались земледелием, причем землю рыхлили мотыгой с кремниевым наконечником, урожай убирали жатвенными ножами из кремния в деревянной рукоятке, а зерно хранили в специальных глиняных сосудах и ямах, обмазанных глиной и устланных циновками. Очевидно, что производство такого рода орудий труда требовало определенной организованной деятельности, хотя бы на уровне отдельного индивидуума, т. е. осуществления самоуправления. Наиболее веским доказательством осуществления целенаправленной деятельности, требующей выполнения ряда управленческих функций по отношению к группам и коллективам людей, являются обнаруженные на территории Египта следы крупных оросительных систем (многочисленные каналы и плотины для задержания и отвода воды) и знаменитые великие пирамиды. И то, и другое требовало достаточно обширных знаний в области строительного и инженерного искусства, техники, математики, очень серьезных проработок строительных идей и планов, участия многотысячных коллективов строительных рабочих и их организаторов, проектирования работ и специализации работников, больших материальных ресурсов и финансовых средств.

Исходя из перечисленных фактов, а также из выводов исследователей гражданской истории, можно высказать предположение, что в эпоху раннеклассового общества еще до появления письменности возникали управленческие идеи относительно осуществления отдельных управленческих функций – планирования, организации, мотивации, учета, контроля. В середине 4-го тыс. до н. э. в древнеегипетском обществе наметились контуры сословных прослоек и классов, что привело к появлению первых государств как регуляторов отношений между новыми социальными группами, а также как организаторов работ по созданию и поддержанию своих систем жизнеобеспечения. Первые государства возникли в пределах небольших областей (номов), которые охватывали несколько поселений, объединенных вокруг центра города-полиса, где находились резиденция вождя и святилище почитаемого здесь главного божества.

С появлением письменности и государств осмысление управленческой деятельности стало приобретать все более системный характер. Поскольку в эпоху государств-полисов продолжали существовать государственное (общественное) хозяйство, храмовое (священное) хозяйство и частное хозяйство, можно предположить, что большую часть времени (если не всегда) управленческая мысль развивалась в виде 2–3 одновременно сосуществующих течений, обслуживающих государственное, храмовое и частное хозяйство. Вполне естественно, что эти течения часто пересекались, обогащая друг друга своими достижениями, заимствуя управленческие идеи и взгляды, часто порождая утопические проекты идеальных государств и управления ими («Государство» Платона, проект совершенного государства Гипподама, модели государств-полисов в «Политике» Аристотеля, проекты Ф. Бэкона, К. Маркса, современные модели рыночных экономических систем – шведская, японская, американская).

Сама управленческая мысль, будучи во многом обслуживающей по своему назначению, всегда создавалась в интересах субъекта управления, например для повышения общей эффективности управления соответствующим объектом. Как отмечалось, критерии эффективности вначале были психологические (удовлетворение потребностей), затем все больше стали проявляться и другие критерии: экономические (эффективность производства и рациональность его организации), политические (потребность во власти), социальные (сбалансированность сословий и классов в обществе), правовые (сохранение правопорядка в обществе). По мнению, например, Платона в соответствии со множеством объективных человеческих потребностей в городе-государстве должны существовать многочисленные отрасли общественного производства. В связи с этим в модели идеального государства Платон теоретически обосновывает (возможно, впервые в ИУМ) разделение общественного труда как средство повышения эффективности управления: «Люди рождаются не слишком похожими друг на друга, их природа бывает различна, так что они имеют различные способности к тому или иному делу… Можно сделать все в большем количестве, лучше и легче, если выполнять одну какую-нибудь работу соответственно своим природным задаткам, и притом вовремя, не отвлекаясь на другие работы». Идея разделения труда и специализации (после Платона или вследствие высказываний Платона) станет очень популярной на всех континентах. Так, в середине III в. до н. э. известный представитель китайской школы законников ученый Хань Фэй-цзы, решая основную свою задачу – как обеспечить наибольшую эффективность безграничной власти государя, наставлял: «Когда советники исполняют свои обязанности и все служилые люди находятся на своем посту, а правитель использует каждого сообразно его способностям, это называется «претворять постоянство». Посему сказано:

Так покоен! Как будто нигде не пребывает.
Так пуст! Невозможно понять, где он.

Просветленный правитель пребывает в недеянии наверху; а его чиновники трепещут от страха внизу. Таков путь просветленного правителя: он побуждает знающих представить ему свои соображения, а сам принимает решения, поэтому его ум никогда не исчерпывается. Он побуждает достойных раскрыть свои способности, поэтому его достоинство никогда не истощается».

Системные представления об управлении государственным хозяйством (в широком смысле слова) с появления крупных государств-полисов и до конца XX в. прошли три основных этапа:

Управление полицейским государством (и/или в полицейском государстве);

Управление правовым государством;

Управление культурным государством.

Во всех 3 концепциях объектом управления рассматривалось все хозяйство соответствующего государства, а субъектом управления чаще всего – государство.

Первый этап – управление полицейским государством – наиболее продолжительный. Начало его связывается с выдвинутой впервые еще в I тыс. до н. э. в Древнем Китае концепцией естественного права и продолжался он до конца XVIII в. Согласно концепции естественного права и развившемуся в Древней Греции в V в. до н. э. учению эвдемонизма счастье (блаженство) является высшей целью человеческой жизни, а цель государства заключалась в общем благе, счастье и совершенствовании общества. Теоретические социально-политические предпосылки породили концепцию и соответствующую модель управления полицейским государством (от древнегреческого понятия πολιτεια), означавшую искусство управления хозяйством полисов и охватывавшую всю совокупность управленческих и хозяйственных мероприятий, осуществляемых в древних городах, а затем в номах и государствах.

Характерной чертой философии естественного права государства, базирующейся на идее легитимации власти правителей, являлась мелочная государственная регламентация и опека как общественной, так и частной жизни граждан государств, царств, полисов. Это был период, когда монархи отождествляли государство с собственной персоной («Я, Единственный», «Государство – это я»), поэтому не было ни одной сферы жизнедеятельности, которой бы ни коснулось (прямо или косвенно) вмешательство государства.

Правосознание граждан государства было сознательно ориентировано на нормы естественного права: небо, действуя через посредство этического рычага, регулирует нормы бытия, отклонение от которых им решительно пресекается. Эта концепция не только декларировалась, но и стала фундаментом представлений о правопорядке, согласно которым умелая администрация и эффективное руководство любым объектом – это прежде всего разумное использование всех средств и методов, чтобы заставить подчиненных повиноваться. В ту пору существовали узаконенные государственные регламенты, государственные стандарты качества, согласно которым, например, ткачи должны были использовать точно определенное число ниток в производимой ткани, золотошвеи – употреблять золотые нитки строго установленной цены за моток, свечники – смешивать сало определенных сортов в точно установленной пропорции и др. Нарушители регламентов подвергались штрафу или даже тюремному заключению, а их продукцию конфисковывали и уничтожали.

В работах государственных вельмож, чиновников-писцов, древних мыслителей содержатся требования, наставления, пожелания правителям, реализация которых, по мнению их авторов, обеспечивает процветание государств, благосостояние и безопасность граждан полицейских государств. Чтобы умело править, фараону, царю или иному правителю государства предписывалось изучать науку и искусство управления. «Философия, учение о трех ведах, учение о хозяйстве, учение о государственном управлении – это науки. Корнем своим три науки имеют науку о государственном управлении, которая есть средство для обладания тем, чем не обладаем, для сохранения приобретенного и для увеличения сохраненного, и она распределяет среди достойных приращенное добро».

Термин «искусство управления» встречается в большинстве трактатов и памятниках древней культуры, хотя его содержание различно. Например, в древнеиндийских трактатах он означает искусство наказания или руководство владения палкой (dandaniti), а в работах древних китайцев «искусство управления – это умение назначать чиновников для выполнения (определенных) обязанностей, в соответствии с именем требовать исполнения, властвовать над жизнью и смертью (людей), определять способности чиновников», «искусство управления скрыто глубоко в сердце (правителя)», и его «вовсе не следует показывать в противовес закону, который записан в книгах, хранящихся в правительственных учреждениях, и тому, что объявляется народу».

Концепция полицейского управления получила развитие в аграрных проектах древних римлян, а в эпоху феодализма – в регламентах-инструкциях для управляющих феодальными поместьями, в трудах, посвященных рациональной организации возникших уже в период раннего Средневековья крупных форм производства (вотчинных предприятий). В эпоху классического Средневековья (XI–XV вв.) еще больше усложняется постановка вопросов рациональной организации и управления феодальным хозяйством. Решение этих вопросов осуществлялось, в частности, путем проведения жесткой государственной политики фиксации повинностей (барщина и оброчные платежи). Благодаря этому организация хозяйства принимала устойчивый характер, что в свою очередь позволяло фиксировать и планировать расходы ресурсов предприятия, активнее осуществлять функции планирования, учета и контроля. В то же время пунктуальная регламентация делала управление феодальным производством недостаточно эластичным и приспособленным к разного рода воздействиям и изменениям внешней среды, сковывала инициативу индивидуумов.

В начале XVII в. появились первые трактаты по управлению в духе полицейской деятельности в Германии, которые носили теолого-библейский характер. В России одними из первых полицеистов были Ю. Крижанич, Гр. Котошихин и И. Посошков. В работах этих авторов указаны причины несовершенной организации управления государственным хозяйством, приводится перечень мероприятий и рекомендаций по улучшению государственного управления отечественной промышленностью, сельским хозяйством, внутренней и внешней торговлей, транспортом, образованием и другими отраслями народного хозяйства.

Таким образом, в эпоху полицейских государств наряду с описанием существующего положения в области государственного управления периодически появлялись реформаторские работы с моделями более совершенного устройства этой формы управления, а также разработки по эффективному управлению частным хозяйством в рамках полицейского государства.

Наряду с широкой трактовкой термина «полиция» как «искусства государственного управления» существовали и более узкие по содержанию определения. Причем из более чем 100 определений этого термина, известных, например, к началу XIX в., встречаются очень краткие (например: «Полицейская деятельность (или благочиние) – это управление различными промыслами, согласно видам и намерениям государства») и довольно пространные (например: «Полиция есть женщина. Хотя еще ни один профессор не изъяснил существо ее, но она есть настоящая и единственная хозяйка государства. Лучшею хозяйкою почитается та, о коей никто не говорит, которую никто не видит и не замечает То же самое бывает и с хозяйкою государства. Впрочем, она не должна смотреть на пересуды людские. Иному может казаться, что слишком много порядка, другому – что слишком мало оного; и какая хозяйка может всем равно угодить – мужу, детям, служителю и соседям» ).

В целом большинство трактатов по управлению хозяйством в полицейских государствах до конца XVIII в. при охвате практически всех элементов системы государственного хозяйства (общественного производства) тем не менее очень часто представляли собой механический набор сведений, наставлений, советов и рекомендаций политического, экономического, естественно-технического, юридического и другого рода. Именно в ту пору (конец XVIII в.) в различных странах Европы стали опять возникать специальные школы по подготовке государственных чиновников – камералистов (от лат. camera – свод, палата). Как отмечалось выше, человечество уже имело опыт подготовки такого рода специалистов (жрецов) в древней Месопотамии и Шумере.

В университетах, лицеях и специальных школах Австрии, Германии, Англии, а позже и России стали готовить специалистов в области управления разными камерами – дворцовой казной, административными учреждениями, государственным имуществом, отраслями государственного хозяйства. Камеральные науки, преподававшиеся слушателям, включали 3 рода дисциплин: экономию, или изучение хозяйственных и практических дисциплин (сельское хозяйство, горное дело, лесоводство, торговлю и др.); учение о государственном управлении; науку о финансах. Основными учебниками в камеральных разрядах (факультетах) учебных заведений были труды полицеистов, а учебный материал по форме представлял собой множество наставлений, рекомендаций и советов полицеистов . Набор изучаемых предметов и вопросов был столь же обширен и разнообразен, как и сами сферы и формы «полицейского вмешательства» в дела общества и индивидуумов. Поэтому в силу многообразия вопросов, рецептурного характера предложений, достаточно слабой их проработки «в конце концов, получилась камералистика – какая-то каша из всякой всячины, политая эклектически-экономическим соусом, то, что требуется знать к государственному экзамену на должность правительственного чиновника» .

В таком виде чисто практической и эмпирической дисциплины наука о полиции, содержащая «управление государственным хозяйством», находилась до конца XVIII в., когда начался второй этап в развитии науки управления хозяйством – управление правовым государством. Он был порожден прежде всего противоречиями жесткой деятельности полицейского государства. «Личность… не находя охраны и даже пощады своим разумным стремлениям, обратилась против существовавшего порядка вещей. На борьбу с полицейским государством выступило преимущественно третье сословие – окрепшая буржуазия» . Мелочная регламентация стала преградой для технического прогресса, она препятствовала свободной конкуренции и превратилась в тормоз роста возникающей капиталистической промышленности в Англии, Франции, Германии и других странах.

Опираясь на реальные факты и научные результаты философии, социологии, права, политэкономии, теоретики управления и экономисты-физиократы стали пропагандировать учение о «естественном праве» и «естественном порядке», формулировать и отстаивать так называемые естественные права человека. Они выдвинули идею объективности и закономерности общественного развития» рассматривая общество как живой организм, экономическую жизнь общества – как естественный процесс, имеющий внутренние закономерности, а общественные формы – как физиологические формы, т. е. вытекающие из естественной необходимости самого производства и не зависящие от воли, политики, формы правления. От государства стали требовать, чтобы оно перестало рассматривать общество как пассивную массу, а признало неприкосновенными личное достоинство гражданина, его права.

Итак, прежнему полицейскому государству было противопоставлено правовое государство. Новые объект управления, задач и управления и достижения в других науках привели к тому, что возникла новая концепция и соответствующая модель управления правовым государством.

В качестве основного средства борьбы против полицейского государства было выбрано внеклассовое «догматическое право», которому должно подчиняться государство и которое гарантировало бы полную свободу личности от произвола администрации. В правовом государстве феодальной правительственной власти противопоставлялся закон, местное самоуправление, невмешательство в частную жизнь индивидуумов. Методологической основой концепции управления правовым государством послужили учение И. Канта о государстве как союзе под юридическими нормами, учение об общественном договоре Ж.-Ж. Руссо, обоснованное Т. Гоббсом, учение идеологов буржуазной политэкономии Ф. Кенэ, А. Смита и Д. Рикардо, представителей манчестерской школы политэкономии и теория разделения властей Д. Локкаи Ш. Монтескье.

Влияние реальных изменений в управлении государственными частным хозяйством, а также указанных учений и доктрин на науку о полиции сказалось в том, что предмет этой науки существенно сузился, изменились ее категории. Прежнее название полиции вообще и полиции благосостояния в частности утратили свое первоначальное значение. Полиция перестала охватывать все внутренние функции государства, а для обозначения всей совокупности последних стал употребляться термин «административная деятельность» или «внутреннее управление» . Термин «полиция» означает лишь деятельность государства по обеспечению безопасности граждан и имущества. Часто эта деятельность государства в трактатах о государственном управлении называлась отрицательной деятельностью внутреннего управления, а положительная деятельность по своему содержанию стала соответствовать прежнему понятию полиции благосостояния. Такое изменение в трактовке назначения управления закреплялось и в названиях органов внутреннего управления: совет по внутренним делам, коллегия внутренних дел, министерство внутренних дел, комитет внутренних дел и пр.

Среди ученых, которые впервые явно и обоснованно разграничили предмет науки о полиции, следует выделить Г. Берга, Э. Вебера, X. Лотца, Р. Молля. В России концепцию правового государства несколько позже ученых европейских государств стали разрабатывать М.М. Сперанский, И.И. Платонов, Н.Н. Рождественский, В.Н. Лешков.

Но, пожалуй, наиболее системно и комплексно концепцию управления правовым государством представил общественности немецкий ученый Л. фон Штейн, издавший в 60-х годах XIX в.7-томный труд «Учение об управлении». В нем Л. Штейн одним из первых ввел термин «учение об управлении» вместо «науки о полиции», раскрыл содержание отдельных категорий этого учения – искусство управления, функции управления, методы управления и др. К разработке учения об управлении Л. Штейн подходил с позиций более общей науки о государстве, которая, по его мнению, изучает человеческие отношения, возникающие в государстве, в том числе отношения, порождаемые государственным устройством и управлением. Штейн призывал ученых к исследованию проблем управления. Он писал: «Кто тщательно займется управлением, тот скоро поймет, что нет ни одной науки, которая равнялась бы этой по своему богатству и значению».

По Штейну, предметом науки об управлении является «внутреннее управление государства, которое представляет собой совокупность тех сторон государственной деятельности, которые доставляют отдельному человеку условия для его индивидуального развития, недостижимые его собственной энергией и усилиями». Объекты внутреннего управления, по Штейну, – это физическая, духовная, общественная и хозяйственная жизнь личности, а «учение о хозяйственной жизни личности» – это исследование вопросов обеспечения государством условий для создания материальных благ личности. Поскольку одни условия необходимы всем отраслям хозяйственной жизни, а другие – некоторым, Штейн разделяет рассматриваемую область на общую и особенную части. В общую он включает управленческую деятельность государства, вызываемую всякого рода стихийными силами природы (организация борьбы с наводнениями, пожарами, организация страхования и т. п.), управление всеми видами транспорта и связи, управление кредитом, денежным обращением, ссудным капиталом. Особенная часть, порождаемая «фактическим различием отношений капитала и труда», содержит вопросы управления добывающей, обрабатывающей, земледельческой, лесной, мануфактурной и другими отраслями промышленности, торговлей, а также управления «духовным производством» (образованием, литературной деятельностью, цензурой, изобразительным искусством, изобретательством).

В последней четверти XIX в. в Германии и в русской либерально-буржуазной и либерально-народнической среде начала развиваться модификация концепции правового государства – концепция и модель управления культурным государством , которая ознаменовала начало третьего этапа в развитии управленческой мысли. Идеологи нового направления – Л. Гумплович, В.А. Гольцев, В.Ф. Левитский, М.М. Ковалевский – объясняли это явление тем, что даже конституционное, правовое государство обмануло ожидания тех, кто раньше выдвигал идею правового государства; оно не удовлетворяло новые запросы и нужды граждан государства.

Вот как объяснял причины зарождения нового течения один из его творцов, В.А. Гольцев – ученик Л. фон Штейна, доцент Московского государственного университета, впервые в России прочитавший в 1881–1882 учебном году спецкурс «Учение об управлении»: «Вопросы общественного благосостояния привлекали все большее и большее внимание современных ученых и государственных людей. Каждый образованный человек понимает теперь, что государство не может безучастно глядеть на глубокие экономические явления, которые происходят в обществе. Сохраняя лучшие особенности правового государства, уважение к человеческой мысли, неприкосновенность человеческой личности, государство нашего времени берет на себя осуществление таких задач благосостояния, которые непосильны отдельному гражданину или общественным союзам людей. Правовое государство сменяется, таким образом, культурным государством».

Методологическими основаниями новой концепции служили исторические школы политической экономии и права, которые призывали к учету в науке влияния специфики и особенностей национальных культур, нравов, обычаев, форм правления, законодательств, обусловливающих своеобразие исторической судьбы развития определенного народа. В рамках первой исторической школы развивалась прикладная экономия (Practische Economie), которую представители юридических наук считали экономической частью полицейского права. Кроме того, прикладной экономии предписывалась заслуга в «освещении этического значения культурного государства как органа социальных реформ». Приверженцы этой концепции задачу культурного государства видели в «смягчении грубой борьбы за существование путем проведения в строй общественных отношений начал этики и справедливости, наряду с деятельной ролью в этом направлении личной и общественной самодеятельности».

В последней четверти XIX в. развитие управленческой мыслив целом шло по двум направлениям: фундаментальные и прикладные исследования. Среди фундаментальных исследований известны разработки методологических проблем управления в рамках политэкономии, правовой и административной науки (И.Т. Тарасов, А.В. Горбунов, Де-Бернардо), социологических и психологических аспектов управления (Л. Гумплович, Дж. Ваккелли), содержания и классификаций принципов и функций управления (В.В. Ивановский, Г. Бартелеми), экономических, правовых, политических и других методов управления (К.-Т. Инама-Штернег, Фр. Персико).

Так, в Германии ученик Л. фон Штейна К.-Т. Инама-Штернегв своих работах много внимания уделяет характеристике различных методов управления – «материальных», «нравственных», правовых, полицейских и др. Во Франции и Италии разработки осуществлялись в рамках административных и юридических науки имели сугубо методологический характер. Так, из французских авторов наиболее известны Т. Дюкрок, М. Гориу, Г. Бартелеми. Особенно интересны работы Г. Бартелеми. По его мнению, целью управления культурным государством должно быть обеспечение благосостояния всех его граждан. Однако государственное вмешательство в частную жизнь граждан должно иметь определенные границы. Этот тезис послужил основой для разделения множества функциональных областей государственного управления на две группы – обязательные («существенные») и факультативные («специфические»). К первым относят военное, судебное, полицейское управление и управление «государственными имуществами»(финансовое управление), ко вторым – хозяйственное управление, управление народным образованием, транспортом, почтой, горным делом, лесоводством, страхованием, отраслями искусства и т. п.

В эти годы в Италии особенно активно разрабатывались социальные и психологические проблемы управления. К классикам этого направления можно отнести Фр. Персико (1890), его система учения об управлении состояла из 4 частей:

Понятие об административной организации;

Учение о финансовом управлении;

Понятие и учение о военной и полицейской административной юстиции;

Учение о социальной администрации (с разделами о методах государственного управления экономическим, интеллектуальным и моральным развитием в обществе).

Другие представители этого направления – Де-Бернардо и Дж. Ваккелли. Де-Бернардо исследовал систему управления (в том числе управление коллективом) с социологической точки зрения. По его мнению, наука управления изучает «силы, составляющие административный организм, причины их деятельности и условия их развития». Конечная цель этой науки – раскрытие законов, управляющих явлениями административной жизни.

По мнению Дж. Ваккелли, должна существовать единая наука управления, изучающая одновременно социально-психологические и административно-правовые аспекты деятельности административных органов. Он первым сформулировал понятие административной психологии (в отличие от психологии личности) как сложный симбиоз «индивидуальных личностей», занятых в административном органе. По Дж. Ваккелли, наука управления – это наука, изучающая психологические аспекты администрации наряду и в связи со всеми другими аспектами администрации – экономического, юридического и социального рода.

Среди прикладных разработок особое внимание ученых и практиков в тот период привлекали две проблемы: подготовка кадров управления (для работы в государственном секторе и в частных компаниях) и мотивация управленческих кадров. Наряду с этим разрабатывались вопросы соотношения централизации и децентрализации в управлении, организационных структур, совершенствования управления и др. Эти работы публиковались в трудах различных национальных и международных съездов, приуроченных обычно к промышленным выставкам, в трудах специальных комиссий, а также в специальных журналах.

Во всех работах, характеризующих последние два этапа в развитии управленческой мысли (до конца XIX в.), в качестве субъекта управления чаще всего по-прежнему рассматривалось государство, а в качестве объекта – народное хозяйство в целом (государственное, общественное и частное) или отдельные его элементы (отрасли, регионы, предприятия).

Наряду с исследованиями проблем государственного управления в духе полицейского и правового государств со второй половины XVIII в. и в течение XIX–XX вв. активно разрабатывались так называемые национальные концепции управления частным капиталистическим хозяйством. Первые результаты исследований были опубликованы, естественно, в Англии и во Франции. Труды В. Петти, П. Буагильбера, Ф. Кенэ, А. Смита, которые стали основой классической школы буржуазной политической экономии, были посвящены проблемам управления национальными экономиками, организации труда на национальных предприятиях. И точно так же, как объекты управления все больше стали приобретать национальный оттенок, а в экономических учениях появились работы по французскому феодализму или английскому капитализму, в управлении стали конструироваться национальные модели управления, ставшие затем предметом исследований ИУМ. Национальная специфика предмета ИУМ (а это, как мы знаем, третий, наиболее сложный уровень предметной области) позволяет не только учитывать национальные и/или страновые особенности, но и выявить генетические особенности национальных хозяйственных систем и соответствующих систем управления, объяснить эволюцию систем управления. Скорее всего, «национальное» во все времена было существенной частью реального управления хозяйством любой страны, но специфическим атрибутом предмета историко-управленческих исследований это стало не сразу, а только после того, как методологически окрепли научные основы управления (в том числе экономическая теория, право, гражданская история) и собственно методология исследований по управлению.

Эвдемонизм (Философский энциклопедический словарь. М., 1983) (от греческого ευδαιμονια – счастье, блаженство) – античный принцип жизнепонимания… согласно которому счастье (блаженство) является высшей целью человеческой жизни. Предпосылкой эвдемонизма является сократовская идея внутренней свободы, достигаемой благодаря самосознанию личности и ее независимости от внешнего мира. Хотя эвдемонизм возник одновременно и в тесной связи с гедонизмом, они в известном смысле противостояли друг другу: счастье есть не просто длительное и гармоничное удовольствие (Аристотель), а результат преодоления стремления к чувственным наслаждениям путем самоограничения, упражнения, аскезы, отрешения от привязанностей к внешнему миру и его благам и достигаемая при этом свобода от внешней необходимости и превратностей судьбы; это разумность, тождественная подлинной добродетели. Гедонизм (от греч. ηδονη – наслаждение) – этическая позиция, утверждающая наслаждение как высшее благо и критерий человеческого поведения и сводящая к нему все многообразие моральных требований. Стремление к наслаждению в гедонизме рассматривается как основное движущее начало человека, заложенное в нем от природы и предопределяющее все его действия, что делает гедонизм разновидностью антропологического натурализма. Как нормативный принцип гедонизм противоположен аскетизму. Наиболее полное выражение принцип гедонизма получил в этической теории утилитаризма, понимающего пользу как наслаждение или отсутствие страдания (И. Бентам, Дж.С. Милль).

Эффективность основной деятельности силовых ведомств — борьбы с реально существующей в обществе преступностью, регулирования миграции, перекрытия каналов поступления в страну наркотиков и даже в ряде случаев борьбы с терроризмом — оказывается крайне низкой

Несмотря на вовремя подоспевшие матчи Кубка Конфедераций, ставшие формальным поводом для очередных масштабных запретов на массовые манифестации, День России запомнится как праздник, во время которого суть России как полицейского государства заметна как никогда прежде. Да, силовиков у нас достаточно, но не много ли их? И не слишком ли велики траты на эти структуры, особенно с учетом качества их работы? Эти вопросы слышатся часто — так что давайте посмотрим на цифры.

В России сегодня 914 500 человек числятся в штате Министерства внутренних дел. Это третья по численности полицейская сила в мире (понятное дело, после Китая — 1,6 млн человек) и Индии (1,5 млн). При этом по числу полицейских на 100 000 жителей Китай (120 человек) и Индия (128 человек) отстают от России (623 человека) приблизительно в пять раз. Стоит заметить, что отстают от нас по этому показателю и все развитые страны: в США соответствующая цифра составляет 256 человек, в странах ЕС — от 300 до 360. Впереди, не считая экзотических островов и карликовых государств, только наши ближайшие друзья — Белоруссия и Сербия (и непонятно как в эту компанию попавший Южный Судан). Во времена «авторитарного» СССР в советском МВД состояло на службе 623 000 человек и показатель «полицейскости» был почти втрое ниже.

Не менее важен вопрос о том, во сколько обходится отвлечение от экономически полезной деятельности такого количества граждан, которым можно было бы найти другое применение. В 2016 году на нужды МВД было выделено 1,08 трлн рублей, или 1,26% ВВП. В США на полицейские силы, оплачиваемые практически целиком из местных бюджетов, тратится $134 млрд, или 0,72% ВВП. Приблизительно такой же показатель у Германии (0,7% ВВП), на чуть более высоком уровне (почти 0,9%) он во Франции. При этом если борьбу с демонстрантами в России можно признать достаточно успешной, то борьбу с преступностью — вряд ли. В 2015 году в стране было совершено минимальное количество убийств за многие годы — 11 700, но это дает среднюю цифру 80,3 случая на 1 млн жителей — против 49 в США, 10,5 во Франции и 8,4 в Германии. Иначе говоря, учитывая число насильственных преступлений и расходы на полицейские силы, эффективность охраны общественного порядка в Германии превышает российские показатели в 20 раз! Зато, конечно, ни у немецкого, ни у французского министров внутренних дел нет такого служебного самолета со спальней и апартаментами, какой заказало для «первого лица» российское МВД всего за 1,7 млрд рублей. Пусть зарубежные коллеги обзавидуются.

Однако, разумеется, МВД хотя и самая многочисленная, но не единственная силовая служба в стране. Обособленно от нее существует Национальная гвардия, насчитывающая до 400 000 человек, Министерство по чрезвычайным ситуациям с 289 000 сотрудников, Федеральная служба исполнения наказаний, в которой работает 295 000 человек, Федеральная служба безопасности с засекреченным штатом, оценки численности которого составляют обычно 100 000-120 000 человек, а с погранслужбой — до 200 000, Таможенная служба (около 70 000), Прокуратура и Следственный комитет (более 60 000), Наркоконтроль (почти 34 000), Миграционная служба (до 35 000) и ряд других менее многочисленных по числу работников агентств типа ФСО, ФАПСИ и им подобных). Я опускаю вопрос про армию, а также про вполне гражданские службы, часто (и не без повода) относимые к силовым, такие как Налоговая полиция, судейский корпус и т. д. Однако даже в таком «неполном» виде численность работников силовых структур в России не опускается ниже 2,6 млн человек.

С точки зрения общего количества занятых эта цифра выглядит исключительно большой. В тех же США, где все полицейские силы, Национальная гвардия, персонал Министерства национальной безопасности и Федерального бюро расследований не превышают 1,2 млн человек, силовики составляют всего 0,78% от общего числа занятых, которое в марте 2017 года превысило 153 млн человек. В основных европейских странах показатели колеблются от 0,68% в Германии до 1,05% в Италии, но в целом остаются ниже или в пределах 1% от общей занятости. В России, где общая занятость не превышает 75 млн человек, доля силовиков приближается к 3,5%, что в четыре раза превышает показатели для большинства развитых стран. Если сравнить эту цифру с другими отраслями народного хозяйства, то окажется, что она соответствует общему числу занятых во всех лечебных организациях страны, немного недотягивает до работников всех видов транспорта и почти в два с половиной раза превышает занятость в добыче всех видов полезных ископаемых. Для сравнения: в США показатели занятости в здравоохранении превышают численность персонала силовых структур в 14 раз.

Еще интереснее статистика преступности, которую указанные силовики призваны сдерживать. В России, по официальным данным, в 2016 году было зарегистрировано 2,13 млн преступлений, тогда как в США — 9,18 млн. Это означает, что в среднем на российского полицейского приходилось 2,33 зарегистрированного преступления, а на американского — 11,5. Учитывая, что число убийств в России было всего на 30% ниже американского показателя, расхождение в общем числе зарегистрированных преступлений более чем в четыре раза представляется, скорее всего, следствием разного подхода к их регистрации и возбуждению дел. Я могу ошибаться, но похоже, что даже та гигантская полицейская машина, которая сегодня создана в России, регистрирует (и, следовательно, признает такими, какие она может или хочет раскрыть) от трети до (в лучшем случае) половины всех совершаемых в стране правонарушений.

Следует также заметить, что в России, в отличие от той же Америки или Европы, огромное место в деятельности силовиков занимают экономические преступления, которые в американской статистике, например, отсутствуют как класс, поскольку налоговые службы и суды занимаются расследованием соответствующих дел без участия полиции — и в большинстве случаев без арестов и задержаний предпринимателей. Масштаб, который принимает расследование такого рода дел в России, беспрецедентен в современном мире и говорит о несоразмерном вмешательстве в экономическую жизнь. Мало того что российские правоохранители обходятся налогоплательщикам существенно дороже, чем в любой западной стране, но они также наносят им колоссальный вред, подчас парализуя работу даже крупных компаний. Это относится ко всему российскому госрегулированию. Например, Федеральная антимонопольная служба в 2015 году возбудила 67 000 дел о нарушении законодательства о конкуренции, тогда как аналогичные ведомства в США — 1400 за 10 лет (2006-2015). Делается это для того, чтобы в большинстве случаев выписать штраф, не превышающий 100 000 рублей.

Я осознанно не касаюсь ничего из того, что почти всегда оказывается в центре отечественных публикаций о нашей правоохранительной системе: коррупции, нарушениях закона и прав граждан, заинтересованности полицейских и иных силовиков в том или ином решении вопроса и т. д. Как только мы переходим на такой уровень, мы начинаем пытаться понять, прогнила ли система или нет, но на каждый негативный пример можно найти позитивный и наоборот, и ни к какому выводу мы, мне кажется, не придем.

Гораздо важнее другое. Сегодня российские силовые ведомства достигли, на мой взгляд, критического момента в своем развитии. За последние 15 лет они увеличились количественно более чем вдвое при сокращающемся в стране числе трудоспособных граждан. Их финансирование выросло более чем в 5,5 раза. Это привело к ряду положительных сдвигов, например к существенному снижению числа убийств и некоторых особо тяжких преступлений, однако на большинстве иных направлений успехов практически не заметно. Эволюция российских силовых структур привела, с одной стороны, к тому, что они стали par excellence гарантами сохранения нынешнего политического режима, а с другой — активными экономическими субъектами, выстраивающими свои собственные отношения с предпринимательскими структурами. Эффективность же основной их деятельности — борьбы с реально существующей в обществе преступностью, регулирования миграции, перекрытия каналов поступления в страну наркотиков и даже в ряде случаев борьбы с терроризмом — оказывается крайне низкой. Заявленное с этого года сокращение финансирования большинства силовых ведомств ставит крайне сложные вопросы, на которые у властей, на мой взгляд, нет ответа.

Опыт работы правоохранителей в большинстве стран указывает на то, что сила в их деятельности редко оказывается главной. Куда важнее профессионализм и эффективная организация работы самих полицейских, с одной стороны, и доверие к ним со стороны общества — с другой.

В России сегодня нет ни того ни другого. В значительной мере это стало следствием превращения силовых органов в огромную и растущую, богатую и богатеющую корпорацию. И поэтому кто бы ни повел Россию в будущее в 2018-м, 2024-м или каком-то еще далеком году, задача превращения силовиков в правоохранителей еще долго будет оставаться, пожалуй, наиболее значимой из всех.

Россия была признана самым полицейским государством в мире по соотношению количества представителей правоохранительных органов на 100 тысяч населения. Рейтинг был составлен на основе статистических данных управления ООН по наркотикам и преступности.

Интересна статья?

Признаки полицейского государства

Тема 27. Теория полицейского государства

Полицейское государство как особый политико-юридический институт занимало продолжительный исторический период в раз­витии многих европейских народов и в силу ряда факторов и ус­ловий уступило место более прогрессивной модели - правовому государству. Вместе с тем идеи, питающие философию полицей­ского государства, продолжают оставаться таким же атрибутом общественного сознания, как и либеральные теории.

В литературе справедливо подчеркивается, что отличительной чертой полицейского государства является исключительная многопредметность административной деятельности, регламен­тация мельчайших подробностей жизни общества, назойливая опека над подданными.

Идеологической основой полицейского государства явилась эвдемоническая философия. Наиболее выдающийся ее представи­тель X. Вольф усматривал цель государства в осуществлении на­родного благоденствия, народного счастья. Последнее понималось в безграничном и крайне неопределœенном смысле. На первый план выдвигается, впрочем, его материальная сторона: имущественное благополучие и достаток абсолютно во всœем. Признавая счастье целью личной и государственной жизни, Вольф и его школа сред­ством достижения этой цели считали самосовершенствование лич­ности и государства. Для Вольфа мораль являлась наукой о до­стижении индивидом своего счастья, политика являлась теорети­ческим обоснованием достижения счастья государством. Идеологи и практики полицейского государства полагали, что счастье можно достичь благодаря регламентации всœего и вся, поскольку надеяться на то, что индивид может сам понимать, что для него, а следовательно, и для государства является хорошим, а что плохим, занятие тщетное. Такая посылка содержится в красноречи­вой сентенции Фридриха Великого: ʼʼНароду, как больному ре­бенку, следует указывать, что ему есть и питьʼʼ.

Из благих побуждений, стремясь осчастливить своих поддан­ных, европейские монархи не останавливались ни перед какими жертвами, в данном случае цель оправдывала любые средства. Реа­лии полицейского государства не оставляли никакой надежды на проявление инициативы личности, свободы в самых различных аспектах: политическом, экономическом, духовном и т.п. Все, что важно для государства, входит в орбиту административной, управ­ленческой деятельности и не должна быть предоставлено свободно­му усмотрению и самостоятельности индивида. Творцы и практи­ки полицейского государства в своих заблуждениях приходили к тому, что якобы сам Господь Бог поручил им охранять граждан даже от их собственных действий. Власть, зачастую в виде гротес­ка, в паутину своих инструкций вовлекала всœе и вся: брак, воспи­тание, религию, одежду, образование, ремесла, строительство, науку, качество продуктов, потребление пищи, чистоту воздуха и воды, здравоохранение, а кое-где и выражение лиц. Жизнь обыва­телœей полицейского государства должна была следовать в фарва­тере, определяемом властью, и не покушаться на устои без санкции администрации. Для иллюстрации позволительно сослаться на со­ответствующие положения из Устава о предупреждении и пресе­чении преступлений Российской империи: ʼʼПолиция имеет над­зор, дабы никто в противность должного послушания законным властям ничего не предпринимал, она преследует в самом начале всякую новизну, законам противнуюʼʼ. Формально-казуистичес­кие правила и регламенты, по сути, стирали всякую границу между сферой индивидуальной свободы и компетенцией власти.

Особенность полицейского государства, обычно не принимае­мая во внимание, заключалась как раз в том, что оно стремилось к благоденствию граждан, устранению нищеты, невежества, дру­гих социальных проблем, правда, весьма своеобразными метода­ми. В теории государство этого типа пыталось сделать жизнь каж­дого человека достойной как в материальном, так и в духовном смысле. В этой связи не следует сводить сущность полицейского государства только к голому насилию, как это почти всœегда имеет место. Один из теоретиков полицейского государства И.-Г.-Г. Юсти писал, что бедность ʼʼсоблазняет людей ко многим порокамʼʼ * . Благополучие, в первую очередь материальное, объявлялось естест­венным (!) правом человека. В либеральной же теории (особенно у Канта) эта мысль становится объектом беспощадного остракиз­ма. Действительно, там, где нет свободы, где динамичный элемент истории (личность) приносится в жертву государству и обществу во имя так называемого общего блага, общество обречено на за­стой и стагнацию. Полицейское государство стремилось достичь некоего земного рая, исключив при этом человека, и, естественно, было обречено на провал, как и всякая утопическая идея.

* Юсти И.-Г.-Г. Основание силы и благосостояние царств, или Подробное начертание всœех знаний, касающихся до государственного благополучия. М., 1772. Ч. 1. С. 515.

В полицейском государстве правительственная деятельность практически всœегда определяется не столько правовыми нормами, сколько соображениями ʼʼпользы и целœесообразностиʼʼ. Причем мнения и взгляды, а тем более возможные возражения со стороны граждан, власть просто не интересуют. Целœесообразным призна­ется всœе то, что соответствует ʼʼвидам правительстваʼʼ. Последние не поддаются никакой конкретизации. Обыватель не уверен, что конкретно хочет от него власть и какова будет ее реакция на те или иные поступки. Страх, растерянность и так называемый син­дром тревожного ожидания становятся характерными как для об­щества в целом, так и для каждого отдельного человека. В поли­цейском государстве власть с точки зрения содержания выступает как мелочная, назойливая опека над обывателями, а с точки зре­ния формы имеет надзаконный и внезаконный характер.
Размещено на реф.рф
В поли­цейском государстве частные лица находятся в полной зависи­мости от благоусмотрения администрации. При осуществлении своих многочисленных задач полицейское государство вынужде­но было создать и действительно создало огромный чиновничий аппарат - бюрократию, который был призван проводить в жизнь волю ʼʼотца нацииʼʼ, вождя. Конечно, ни одно государство не мо­жет существовать без особого класса управленцев и современный опыт государственного строительства только подтверждает данный тезис. При этом история полицейского государства показывает, как легко бюрократия превращается в самодовлеющую, обособ­ленную касту, живущую вне общественных интересов. По этой причине перед лицом всœемогущей вне- и надзаконной администрации ин­дивид бесправен. Он является объектом власти, но не субъектом прав. Особенности бюрократии полицейского государства состо­ят в том, что она практически не испытывает чувство уважения к закону.

Одним из признаков государства, в т.ч. и полицейского, является власть. При этом природа власти полицейского государ­ства имеет свои отличительные свойства.Провозглашая целью правительства народное благо, порядок, полицейское государство в своей деятельности полностью игнорирует народ как ис­точник власти. Вместе с тем в полицейском государстве можно наблюдать элементы либерального декорума. Но это не меняет сути, народ по-прежнему рассматривается только как объект ад­министративных манипуляций. Власть в полицейском государ­стве неизбежно приобретает сакральный характер, становится прерогативой узкого круга чиновников. Социально-политическое отчуждение отдельного человека от власти становится таким же атрибутом полицейского государства, как и отсутствие всякой свободы вообще. Исследователи политических идей нередко под­черкивали господский характер политической власти, особенно на ранних этапах полицейской государственности. В России, к примеру, в верноподданнических присягах от Екатерины I до Павла I обыватель обязывался присягой государю ʼʼверным, доб­рым и послушным рабом бытьʼʼ. В последующем квалификация ʼʼрабаʼʼ принимает характер самообязывания индивида постоянно демонстрировать свою лояльность режиму, точнее, харизматическому вождю, которому при жизни никогда не бывает альтер­нативы, а после смерти он всœегда превращается в тирана. В по­лицейском государстве, скорее в теории, чем на практике, взаи­моотношения личности и государства бывают признаны публичноправовыми. Либеральные правовые новеллы, время от вре­мени имеющие место в полицейском государстве, не меняют глав­ного - личность воспринимается как принадлежность государ­ства, точнее, его аппарата. Массы являются строительным мате­риалом для осуществления несбыточных идей. Это почти всœегда приводит к великим жертвам и потрясениям. Таким образом,от­ношения между гражданином, с одной стороны, и государством, с другой, правильнее будет квалифицировать как властеотношения, а не как правоотношения.

Разделœение властей в полицейском государстве, скорее лозунг, чем реалия. Вся государственная власть ʼʼзамыкаетсяʼʼ, как пра­вило, на одном или немногих. Именно они, в конечном счете, осу­ществляют высшую законодательную, исполнительную и прави­тельственную власть. Государство подобного типа при осущест­влении своих многочисленных функций не особенно обременяется вопросом: законно то или иное действие или нет? Главное, чтобы это было ʼʼполезным и необходимымʼʼ. Свобода от всяких правовых ограничений выражается в дискреционности полномочий адми­нистративных (управленческих) органов.

Справедливости и объективности ради хотелось бы подверг­нуть сомнению один поразительно живучий стереотип: говоря о законности, понимаемой как соответствие действий граждан и государственных органов существующему законодательству, сле­дует отметить, что в полицейском государстве не меньше, чем в правовом, хотя бы в теории, заботились о соблюдении законнос­ти. Мировая история, в т.ч. и современная, как раз свиде­тельствует о том, что несвободные, тоталитарные государства от­личаются усиленной охраной своих юридических установлении. Другое дело, что эти установления не имеют никаких связей ни с теорией естественного права, ни с категорией свободы и инди­видуальности человеческой личности, ни с другими постулатами, имеющими непреходящее, гуманистическое значение. Именно в связи с этим в полицейском государстве стала возможной диффузия тоталитарных идей в положительное право, да и в доктрину тоже.

Хотя это может выглядеть несколько курьезно, однако почти всœе теоретики-полицеисты без исключения, несмотря на некото­рые различия в подходах по тому или иному вопросу, сходились в том, что только то государство может рассчитывать на успех, в котором нравственность, добродетель и честный производитель­ный труд, а не спекулятивные операции готовыми продуктами являются высшими ценностями. Это одна из немногих теорети­ческих посылок полицейского государства, против которой труд­но что-либо возражать. Правда, эти мировоззренческие ориенти­ры являлись не только советами властей. И здесь действовал един­ственно возможный способ управления - принуждение. Пред­ставители так называемого ликвидного бизнеса (торговли) в те­чение длительного периода времени считались лишь ʼʼнеобходи­мым зломʼʼ, не более того. Полицейское государство боится не­зависимого частного собственника, предпринимателя, оно ему не доверяет, поскольку собственность приносит независимость и самостоятельность. Эти факторы объективно вызывают десакрализацию власти и утрату политической монополии. Именно поэ­тому полицейское государство сверху донизу заражено эгалитаристскими умонастроениями. Теория и практика полицейского государства свидетельствуют, что собственности либо вовсœе отка­зывают в праве на существование, либо ее призывают служить интересам нации и государства. Силовое перераспределœение соб­ственности, жесткий контроль за ней, запрограммированные теоретиками полицейского государства, по идее сориентирова­ны на достижение благородной цели - формирование общества с неким усредненным стандартом жизни, не знающим нищеты и сверхбогатства. Вместе с тем подобные идеи почти всœегда при­водят только к одному - обществу коллективной бедности. На данный счёт имеется множество примеров. Полицейское государство, даже если в нем имеются элементы рыночной экономики, в базе своей отрицает главное условие экономического прогресса. А оно состоит по сути в том, чтобы всякий мог свободно преследовать свой экономический интерес (А. Смит). Здесь можно было бы добавить одно - в рамках закона.

Полицейское государство характеризуется принудительным единомыслием. Одно из важнейших прав человека - свобода слов и убеждений - приносится в жертву ʼʼполитической стабильнос­тиʼʼ. Полицейское государство не терпит либерализма не только экономического, но и политического, идеологического, культур­ного и т.п. Государство должно быть организовано в монолитный союз, проникнутый психологией единства, где каждый его член сознает свои обязанности по отношению к государству и свои ин­тересы готов подчинить общему делу. Человек в полицейском го­сударстве вынужден маскировать свои убеждения, чтобы не стать жертвой репрессий. Донос приобретает форму гражданской добро­детели. Страх и подозрительность становятся повсœедневной реаль­ностью. Громадный репрессивный и цензурный аппарат унифи­цирует систему ценностей и интересов. Вместе с тем полицейское государство живет как бы в двух измерениях, в двух плоскостях. Верхушка стремится навязать низам вполне приемлемые жизнен­ные ориентиры, такие, как честный труд, порядочность, мир, со­гласие и т.п. Сама же политическая элита предпочитает жить по другим правилам и канонам. До известного момента народные массы пребывают в счастливом неведении, пока лицемерие и фарс не становятся чересчур явными. При небольшом ослаблении по­литической власти от былого единства не остается и малейшего следа. Массы готовы пойти под знамена всякого, кто громче дру­гих обличает господствующий режим, и мощный государствен­ный спрут воистину в мгновение ока становится колоссом на гли­няных ногах.

Полицейские государства всœегда проявляли ярко выраженную тенденцию к самоизоляции, к враждебности по отношению к дру­гим государствам и культурам. Отстаивание самобытности, непре­менно ʼʼособого путиʼʼ всœегда имеет и плохо скрытый политический подтекст. Власти полицейского государства более всœего озабочены тем, что будут заимствованы некие политические, правовые, эко­номические модели, которые обнаружат несостоятельность их соб­ственных, поскольку они выдаются за истину в последней инстан­ции. Мощная пропагандистская машина призвана создавать ил­люзии счастья и благоденствия, чего нет и не должна быть при ином политическом и экономическом строе. И эта ложь рано или поздно становится чересчур очевидной, о чем так красноречиво свидетельствует история XX в.

Эволюция общества и государства привела к появлению новых сфер человеческой деятельности, неизвестных государствам пред­шествующих эпох. В орбиту властных и правовых форм вовлека­ются самые разнообразные вопросы, с которыми не сталкивалось полицейское государство раннего, ʼʼклассического типаʼʼ. Фор­мальный признак полицейского государства, ᴛ.ᴇ. многопредметность административной деятельности, как бы уходит на второй план. С современных позиций о полицейском государстве судят не по тому, что оно делает и какую программу оно выполняет, а по тому, какими способами и средствами оно добивается постав­ленных целœей. Иными словами, ключевым моментом для харак­теристики того или иного политического союза является уже не содержание, а форма осуществления его функций, или еще шире - политико-правовой режим. Правовое государство связа­но правовым законом и свои властные функции осуществляет в правовых формах. Для полицейского государства по сути внеправовая форма является едва ли не главной, и при тех или иных обстоятельствах отбрасываются за ненужнобностью и без того шат­кие юридические процедуры.

Признаки полицейского государства - понятие и виды. Классификация и особенности категории "Признаки полицейского государства" 2017, 2018.

Признаки полицейских государств являются спорными; сами государства не называют себя так. Обычно термин «полицейское государство» используется внутренними и внешними противниками существующего режима.

История происхождения термина [ | ]

Термин применялся с 1851 года в Австрии для обозначения всевластия полиции, сложившегося в эпоху реакции после подавления революции 1848-49 годов [ ] .

В русском языке термин появился во второй половине XIX века, опять-таки как противопоставление правовому государству (в то время иногда называвшемуся также «правомерным») .

Черты полицейского государства [ | ]

Отличительными чертами полицейского государства являются следующие

• отсутствует разделение властей
• отсутствует структурированность закона сверху вниз (главным законом является не Конституция, а, чаще всего, устные, распоряжения и указания представителя власти на месте);
• при возникновении конфликта между гражданином и представителем полиции на практике превалирующей оказывается точка зрения полиции;
• полиция имеет гораздо больше прав по отношению к гражданину, чем обязанностей;
• полицейские на всех уровнях назначаются сверху и отвечают только перед тем, кто их назначил, и тем, кто предоставляет максимум материальных благ;
• любые действия и требования полицейского считаются законными, за исключением тех, преступность которых, во-первых, очевидна, во-вторых, привлекла внимание общественности, в-третьих, возмущение общественности которыми может привести к политическим последствиям.

Отличительными чертами не полицейского государства, являются:

• четкое разделение властей
• законы четко структурированы,
• права полицейских не составляют основного объема закона о полиции, у полицейских есть четкие (закрытый список) функции и задачи, прописанные в законе, и за их пределы полиция не имеет права выходить; соответственно, полицейский не имеет возможности безнаказанно ударить гражданина,
• полицейский является слугой общества и граждан
• только те действия и требования полицейского считаются законными, которые попадают под закрытый список законных действий полиции.

Примеры полицейских государств [ | ]

К примерам полицейского государства можно отнести ЮАР в эпоху апартеида или Германию времён Третьего рейха , а также любое государство , в котором действует военная хунта , например, Чили во времена режима Аугусто Пиночета .

Критика полицейских государств [ | ]

«„Является ли Америка полицейским государством?“ Мой ответ: „Может быть, ещё нет, но она быстро к этому идёт“.»

Новую волну критики в адрес США и Великобритании подняло раскрытие бывшим сотрудником ЦРУ и АНБ Эдвардом Сноуденом сведений о тотальной слежке правительством США за более чем миллиардом человек в более чем 60 странах мира, в том числе и на территории США.

Образ полицейского государства в культуре [ | ]

Примечания [ | ]

1. Johann Matthias Schröckh, Heinrich Gottlieb Tzschirner. Christliche Kirchengeschichte seit der Reformation. T. 10 . E. B. Schwickert, 1812. С. 76.
2. Carl Bernhard Hundeshagen. Der deutsche Protestantismus, seine Vergangenheit und seine heutigen Lebensfragen im Zusammenhang der gesammten Nationalentwicklung . Brönner, 1847. С. 157.
3. Deutsche Viertel-Jahrsschrift . Stuttgart und Tübingen, 1849. С. 246.
4. Н. Нелидов. Юридические и политические основания государственной службы . Ярославль, 1874. С. 103.
5. Kim Dotcom - Mr President - YouTube
6. Britain "sliding into police state" , The Guardian (28 января 2005). Проверено 12 мая 2008.

Диктатура извращенцев

Полицейское государство, как известно, построено на устрашении и принуждении. Но слежка и репрессивные меры — не самоцель, а средство, позволяющее, с одной стороны, превентивно нейтрализовать бунтарей, а с другой — заставить большинство подчиняться и жить по установленным властью правилам. Полицейское государство лишает человека богоданной свободы. Оно может принуждать к тяжелому и при этом низкооплачиваемому труду, может жестко навязывать какую-то одну идеологию и карать за инакомыслие. Может суровыми полицейскими мерами искоренять преступность, тунеядство, аморальный образ жизни. Все это не ново под луной. Почему же мы назвали статью «Полицейское государство нового типа »? Что тут может быть нового? Способы принуждения? Ну да, они, конечно, помягче, чем в старину, без каленого железа и рабских колодок. Но ведь и человек стал более изнеженным и зависящим от комфорта, поэтому его травмируют даже незначительные лишения. Так что смягчение карательных мер — несущественный фактор.

Полицейское государство нового типа пока только складывается и пока только на Западе

Существенно другое. Это новая власть , железной рукой насаждающая новые жизненные нормы. И вот на принципиальной новизне этой власти мы бы хотели остановиться. Сразу оговоримся, что полицейское государство нового типа пока только складывается и пока только на Западе. Но если «пилотный проект» себя оправдает, можно с уверенностью прогнозировать распространение этого «передового опыта» на весь остальной мир в рамках его (мира) глобального переустройства.

Однако вернемся к принципиальной новизне. Суть ее в том, что власть в полицейском государстве нового типа захватывают извращенцы. Можно даже сказать, что это некий постмодернистский гибрид: репрессии по старинке, а вот кто наказывает и за что — это новое. Развратники и извращенцы, конечно, были во все времена. И порой им удавалось взойти на вершину власти. Но они либо не имели механизма принуждения всех своих подданных к разврату (например, Нерон), либо, уже имея такой механизм в виде огосударствления семьи, не отваживались на столь радикальные реформы в области морали (например, Гитлер).

Секс-театр для детей

Но ближе к началу III тысячелетия, которое неслучайно объявлялось «постхристианским», в западных странах сложилась система повышенного государственного контроля за жизнью семьи и чрезмерного вмешательства в ее дела. Службы защиты прав детей на законных основаниях могут вторгнуться там в любую семью и изъять ребенка при малейшем подозрении о семейном неблагополучии. Законы о борьбе с насилием позволяют представителям государства вмешиваться в любые семейные конфликты, споры и разногласия, дают возможность приравнять к насилию даже повышение голоса, отказ подростку в карманных деньгах за плохое поведение и т.п. и под угрозой штрафа или уголовного преследования вынудить членов семьи выполнять любые, зачастую абсурдные, вредные рекомендации «специалистов». Сбор данных о личной жизни семьи, опять-таки, существенно повышает возможность государства управлять людьми. Короче говоря, все те ювенальные нововведения, которые так милы сердцу прозападных российских чиновников и ненавистны народу, на Западе уже стали привычными и непререкаемыми. То есть внеэкономические механизмы принуждения созданы и вполне эффективно работают.

Извращенцы на Западе до власти, опять-таки, дорвались. Их немало и в государственных, и в надгосударственных структурах. Пропаганда разврата . Осталось посмотреть, как там насчет принуждения: есть ли оно, или это плод наших очернительских измышлений?

Начнем с развращения детей через секс-просвет. На Западе он входит даже в программы детского сада, не говоря уж о школьном образовании. И не думайте, что это факультатив с согласия родителей. Ничего подобного!

Немецкий плотник Евгений Мартенс был посажен в тюрьму за то, что разрешил дочери не ходить на уроки секс-просвета

Плотник из маленького немецкого городка, отец девятерых детей Евгений Мартенс был посажен в тюрьму за то, что разрешил своей десятилетней дочери не ходить на уроки секс-просвета, поскольку она от этой похабени со всеми гинекологическими подробностями стала падать в обморок. А летом 2015 года тюрьма за то же самое «преступление» грозила его жене, беременной десятым ребенком. Кстати, директор школы, узнав об отказе девочки посетить занятие, сначала довела ее до слез, а потом силой попыталась затащить в класс. Показательно, что директор за такое явное психологическое и физическое насилие над ребенком нисколько не пострадала — в то время как родителей ювенальные службы западных стран привлекают к ответственности в гораздо более невинных случаях.

В Германии же несколькими годами раньше родители девочки-подростка Мелиссы Бусекрос вынуждены были перевести дочь на семейное обучение, потому что она наотрез отказывалась посещать непристойные уроки. Дома ее, естественно, от этих уроков избавили. И хотя остальные предметы преподавались исправно, пекущиеся о благе ребенка ювенальные службы насильно изъяли девочку из семьи и поместили в психиатрическую больницу.

Чем явственней проступает сущность полицейского государства нового типа, тем больше становится людей, которые решают такое государство покинуть именно для того, чтобы уберечь детей от растления и принудительного изъятия из семьи. Пока это еще не массовый исход, но первые ласточки уже полетели. Например, трехпоколенная семья Грисбах , в полном составе приехавшая в Россию из-за угроз отнять детей и несогласия с развращением детей через школьные программы.

Вот что говорит о принудительном растлении Екатерина Демешева, вышедшая замуж за австрийца: «Школьников самой густонаселенной земли Германии — Северной Рейн-Вестфалии — ожидает в школе сюрприз в рамках оригинального проекта “Школа разнообразия”, организованного Министерством образования региона и рядом организаций по продвижению прав ЛГБТ. <…> Новый проект… пошел дальше обычной школьной программы полового воспитания и предлагает школьникам с семи лет знакомство с такими понятиями, как садомазохизм, и даже с понятием “темных комнат” — особых мест в ночных клубах, гей-клубах, гей-банях, где возможны совокупления между людьми в группах» (см. статью «Новые методы секс-обучения в школах Германии. Секс-театр для немецких детей»). Далее идут такие подробности, которые нет сил цитировать. Чтобы повысить интерес школьников ко всем этим безобразиям, при обучении будет использоваться театрализация. Отсюда и слово «театр» в названии статьи.

Норма наказуема

В Швеции людям, «которые воспринимают себя как женщины», разрешили ходить по городу полуголыми

Принуждение к разврату в полицейском государстве нового типа относится не только к родителям и детям, но к людям вообще. В Швеции женщинам (в законе употребляется гендерно-политкорректная формулировка «человек, который воспринимается как женщина») разрешили ходить по городу полуголыми . Многие воспринимают это как первый шаг к легализации городского нудизма. Вы спросите: в чем тут принуждение? Кто хочет, тот и ходит с голой грудью, других не заставляют. Ходить пока не заставляют, а смотреть — да. Даже по либеральным социологическим источникам, людей, которые против такого нововведения, около 40%. Значит, их нравственное чувство нагло попирается, потому что они вынуждены передвигаться по тем же самым улицам, не умея летать по воздуху. Впрочем, сверху обзор был бы даже более панорамным…

Если же добропорядочные граждане попытаются выразить свое возмущение и посмеют сделать полуголой тетке замечание, их вполне могут оштрафовать за нарушение общественного порядка и попрание ее прав. Так что государство их жестко принуждает к пусть пассивному, но соучастию в сексопатологии в качестве зрителей.

Германия по этой части вовсе не одинока. По сообщению известнейшей американской газеты «Wall Street Journal» , «уже со второго класса в калифорнийских школах дети начнут получать информацию о семьях с двумя мамами или двумя папами. Двумя годами позднее, когда они приступят к изучению того, как именно иммигранты образовали так называемый “Золотой штат” — Калифорнию, им расскажут о том, как в 1977 году впервые в истории в муниципальный наблюдательный совет был избран открытый гомосексуалист Харви Милк, именем которого в городе Сан-Франциско названы средняя школа и библиотека»(!).

Английские же эксперименты по принуждению к прилюдной наготе зашли еще дальше. Британские клерки провели целый день на работе голышом. Дело в том, что из-за финансового кризиса сократили нескольких сотрудников и в офисе возникла атмосфера взаимного недоверия. Поэтому психолог порекомендовал начальству снять недоверие путем снятия трусов. Сначала, по свидетельству участников, было слегка неловко, а потом очень хорошо. Два человека, правда, не полностью подчинились требованиям корпоративной этики. Мужчина остался в плавках, а женщина и вовсе — стыдно сказать! — в комбинации. Остались ли они после этого на работе? That is the question.

Борьба с «радикальными христианами»

Полицейское государство нового типа все откровенней демонстрирует, на чьей стороне положено быть законопослушным гражданам, и все жестче пресекает попытки инакомыслия. Католическая школа в Тренто (Северная Италия) оштрафована на 25 тыс. евро за увольнение учительницы-лесбиянки . То есть содомиты должны беспрепятственно орудовать уже и в религиозных детских учреждениях.

А когда английская учительница предложила матери ученика помолиться за ее больного ребенка, увольнение последовало незамедлительно, и ни о каких штрафах для увольнителей речи не шло.

Которая имела дерзость носить на работе нательный крест. При этом сатанисты носят свою символику абсолютно беспрепятственно. А кого бояться, если Совет Европы еще в 2009 году признал богохульство проявлением свободной воли человека, не относящимся к числу противозаконных действий?

В Норвегии печально известная ювенальная служба