Досудебные гарантии права на справедливое судебное разбирательство. Основные нарушения прав граждан на справедливое судебное разбирательство и пути их устранения в россии

Главная / Земля

Современная концепция прав и свобод человека в международном праве имеет устойчивую тенденцию к дифференциации. Это означает, что международное право исходит из необходимости учитывать специфику правового статуса личности в зависимости от таких факторов, как пол, возраст, профессия человека, состояние его здоровья, принадлежность к национальному или языковому меньшинству и т.д. С этой тенденцией связано появление большого числа международных документов, посвященных отдельным категориям населения: женщинам, детям, инвалидам, представителям различных профессий. Можно предположить, что и дальнейшее развитие международного права в данной сфере будет продолжаться в этом направлении.

Вместе с тем не менее важной тенденцией в области международно-правового статуса личности является уточнение, конкретизация и наполнение новым содержанием прав и свобод, общих для всех категорий населения . Очевидно, что право, впервые закрепленное в середине прошлого века, не может существовать в неизменном состоянии почти шесть десятилетий. Сами стандарты осуществления того или иного права (свободы) непрерывно меняются. Особенно это касается фундаментальных прав, без соблюдения которых немыслимо существование современного демократического общества. Одним из них является право на справедливое судебное разбирательство. Его значимость в наши дни определяется возросшим влиянием права на все стороны жизни общества: почти все социальные отношения в той или иной степени регулируются правовыми нормами. В свою очередь, защита предусмотренных этими нормами прав и свобод предполагает возможность каждого индивида прибегнуть к судебным механизмам. В правовом государстве именно суд ставит последнюю точку в любом правовом споре, а судебное решение подлежит обязательному исполнению. Вот почему реализация права на справедливое судебное разбирательство гарантирует каждому лицу эффективную защиту от возможных злоупотреблений третьих лиц и государства, а также дает возможность восстановить справедливость.

Право на справедливое судебное разбирательство в той или иной степени закреплено в различных международно-правовых документах. Можно назвать в этой связи статьи 8, 10 и 11 Всеобщей декларации прав человека 1948 года, статью 14 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 года, статью 6 Конвенции СНГ о правах и основных свободах человека 1995 года и т.д. В то же время для анализа указанного права наиболее предпочтительной представляется статья 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 года, принятой европейскими государствами в Риме. Выбор данного акта связан с богатой судебной практикой защиты предусмотренных им прав в деятельности уникального международного органа - Европейского суда по правам человека (далее - ЕСПЧ). Анализ этой практики дат возможность понять, как следует трактовать право на справедливое судебное разбирательство в наши дни.

Начать необходимо с содержания статьи 6 Конвенции 1950 года. Из всех статей Конвенции, которые предусматривают наличие у индивида какого-либо права, статья 6 - одна из самых объемных. Соперничать с ней может только статья 5 Конвенции, которая гарантирует свободу и личную неприкосновенность. Очевидно, что фактически право на справедливое судебное разбирательство включает в себя целый ряд автономных прав, нарушение любого из которых несовместимо со справедливым судебным разбирательством как таковым. Статья 6 Конвенции как матрешка, включает в себя комплекс прав, который представляет собой минимальный стандарт гарантий для участников судебного процесса. Именно из-за такого широкого правового содержания статьи 6 в практике ЕСПЧ жалобы на нарушение этой статьи встречаются чаще всего.

Статья 6 Конвенции 1950 года гласит:

Каждый имеет право при определении его гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявленного ему, на справедливое публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут не допускаться на все судебное разбирательство или его часть по соображениям морали, общественного порядка или национальной безопасности в демократическом обществе, а также если это требуется в интересах несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или в той мере, в какой это, по мнению суда, совершенно необходимо при особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы правосудия.
Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в соответствии с законом.
Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:

а. быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения;

б. иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты;

в. защищать себя лично или посредством выбранного им самим защитника или, если у него нет достаточных средств для оплаты услуг защитника, защитник должен быть ему предоставлен бесплатно, когда того требуют интересы правосудия;

г. допрашивать показывающих против свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, а также иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, какие существуют для свидетелей, показывающих против него;

д. пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на этом языке.

Анализ этих положений позволяет выделить как минимум, следующие составные части права на справедливое судебное разбирательство:

1) право на судебную защиту и признание процессуальной правосубъектности (право на доступ к правосудию);

2) право на справедливый суд, которое включает в себя:

- право на публичное разбирательство;
- право на рассмотрение дела в разумный срок;
- право на рассмотрение дела независимым судом;
- право на рассмотрение дела беспристрастным судом;
- право на рассмотрение дела судом, созданным на основании закона;
- право на публичное объявление судебного решения;

3) право на презумпцию невиновности;

4) право на защиту, которое включает в себя:

- право знать сущность выдвинутого обвинения;
- право иметь достаточное время для подготовки к защите;
- право иметь достаточную возможность для подготовки к защите;
- право защищать себя лично или посредством выбранного защитника;
- право на предоставление бесплатного защитника в случае отсутствия достаточных средств на оплату его услуг;
- право на то, чтобы свидетели стороны обвинения были допрошены;
- право на вызов и допрос свидетелей стороны защиты;
- право на бесплатную помощь переводчика;

5) право на состязательность и равноправие сторон.

Таким образом, право на справедливое судебное разбирательство, предусмотренное статьей 6 Конвенции 1950 года, фактически состоит из пяти автономных прав, а с учетом деления последних на более узкие права - из семнадцати прав . Как показывает практика ЕСПЧ, нарушение любого из этих прав, в зависимости от его характера и обстоятельств дела, может свидетельствовать о нарушении статьи 6 в целом и об отсутствии справедливого судебного разбирательства в соответствующем процессе.

Что касается первого из перечисленных прав - права на доступ к правосудию то ЕСПЧ исходит из максимально широкой трактовки данного права. Так, еще в 1970 году в решении по делу Делькур против Бельгии (Delcourt v. Belgium) ЕСПЧ указал, что «в демократическом обществе по смыслу Конвенции право на беспристрастное отправление правосудия занимает настолько видное место, что ограничительное толкование пункта 1 статьи 6 не соответствовало бы цели и задачам данного положения».

При этом важнейшим для процесса в целом является доступ к процедуре судебного разбирательства, включая все атрибуты пересмотра дела: «Принцип верховенства закона и понятие справедливого судебного процесса, предусмотренное статьей 6, исключает любое вмешательство законодательного органа в отправление правосудия с целью повлиять на судебное решение спора». Данное толкование было сделано в 1994 году по делу «Греческие нефтеперерабатывающие предприятия и Стратис Андреадис против Греции» (Greek Refineries and Stratis Andreadis v. Greece).

ЕСПЧ посчитал важным, чтобы доступ в ту или иную судебную инстанцию был не только формальным, но и реальным - Дело Эйри против Ирландии (Airey v. Ireland). Этот принцип был в дальнейшем применен в рассмотрении дела Андронику и Константину против Кипра (Andronicou and Constantinou v. Cyprus), в котором суд постановил, что в тех случаях, когда отсутствует система правовой помощи по гражданским делам, государство обязано предоставить альтернативные средства защиты, к которым может прибегнуть человек, чтобы предъявить гражданский иск.

Чрезвычайно сложное административное производство, определяющее рассмотрение судом дел, связанных с гражданскими правами, само по себе является нарушением права на обращение в суд. Дело Де Жуффр де ля Прадель против Франции (De Geouffre de la Pradelle v. France).

В пункте 1 статьи 6 перечисляютсяэлементы, составляющиебеспристрастное отправление правосудия. В частности, понятие «гражданские права и обязанности» трактуется достаточно широко. ЕСПЧ постановил, что подобные термины должны быть автономными и поэтому нет необходимости проводить разграничение между вопросами частного и публичного права или ограничиваться применением данного термина в спорах между частными сторонами. Дело Рингайзен против Австрии (Ringeisen v. Austria). В тех случаях, когда право формулируется во внутреннем законодательстве страны, суд должен определять данное право как гражданское в свете статьи 6 - дело Балмер-Шафрот и другие против Швейцарии (Balmer-Schafroth and Others v. Switzerland). Кроме того, в 1978 году в деле Кёниг против Федеративной Республики Германии (Konig v. The Federal Republic of Germany) ЕСПЧ постановил, что пункт 1 статьи 6 применяется в судебных слушаниях, исход которых напрямую повлиял на определение и/или реальное содержание того или иного частного права или обязанности. В ряде дел ЕСПЧ заявил, что понятие гражданского права охватывает также право на уважение чести и репутации. О таком подходе, в частности, свидетельствуют дела Хелмерс против Швеции (Helmers v. Sweden), и Толстой-Милославский против Соединенного Королевства (Tolstoy-Miloslavsky v. The United Kingdom).

Что касается понятия «уголовное обвинение», то пункт 1 статьи 6 предусматривает скорее материально-правовое, чем формальное толкование: уже упомянутое дело Делъкур против Бельгии и дело Дьюэр против Бельгии (Deweer v. Belgium). В 1982 году ЕСПЧ заявил, что уголовное обвинение может быть определено как «официальное уведомление, вручаемое лицу компетентным органом, об обвинении его в совершении уголовного преступления» - дело Эккле против Федеральной Республики Германии (Eckle v. The Federal Republic of Germany). Однако впоследствии этот принцип был применен в расширительном смысле, когда ЕСПЧ постановил, что данное понятие должно быть распространено на «другие меры, которые являются следствием такого обвинения и которые также существенно влияют на положение подозреваемого» - дело Фоти и другие против Италии (Foti and Others v. Italy).

ЕСПЧ также посчитал, что критерию «существенных последствий» отвечают такие действия, как выдача ордера на обыск помещений и лиц, но не допрос свидетелей или другие действия, не имеющие прямого отношения к подозреваемому. Важно, чтобы государство не представляло уголовное дело как административное с целью избежать соблюдения требований статьи 6: «Если бы договаривающиеся государства могли по своему усмотрению, классифицируя преступление как «регулятивное», а не уголовное, исключить действие основополагающих положений статей 10, 6 и 7, то применение этих положений зависело бы от их суверенной воли. Столь широкая свобода действий могла бы привести к результатам, не совместимым с задачами и целями Конвенции». Данное толкование содержится в решении по делу Оцтюрк против Федеративной Республики Германии (Osturk v. the Federal Republic of Germany).

Данный вопрос был затронут и в процессе судебных слушаний о нарушении воинской дисциплины. Суд вынес решение, что классификация предъявленного обвинения не являлась определяющим фактором. Решающими критериями того, является ли то или иное дело «уголовным», с учетом целей Конвенции, являются область нарушенной правовой нормы, характер преступления и серьезность потенциального наказания. Возможное применение приговора о тюремном заключении считается достаточным, чтобы соответствовать требованиям статьи 6. Соответствующие выводы содержатся в решении по делу Энгель и другие против Нидерландов (Engel and Others v. the Netherlands).

Важнейшим элементом справедливого судебного разбирательства является право обвиняемого знать о сущности и характере предъявляемого ему обвинения. ЕСПЧ неоднократно фиксировал факт нарушения статьи 6 в связи с тем, что обвиняемый не был проинформирован обо всех материалах, используемых в судебном разбирательстве. Например, в деле Вернер против Австрии (Werner v. Austria) о требовании компенсации за незаконное задержание, лицо требующее выплаты такой компенсации, не получило возможности прокомментировать отчет, представленный национальному суду обвинителем. ЕСПЧ не согласился с точкой зрения правительства страны (Австрии) о том, что в отчете не содержалось никакой новой для судебного процесса информации, и постановил, что решать это вправе противоположная сторона судебного разбирательства. В деле Нидред-Хубер против Швейцарии (Nidret-Huber v. Switzerland) правительство Швейцарии утверждало, что отсутствие коммуникации не имело решающего значения для результата судебного разбирательства. Окружной суд Швейцарии направил в апелляционный суд жалобу, сопроводив ее комментариями окружного суда, в которых окружной суд просил апелляционный суд отклонить жалобу. Текст комментариев окружного суда не был предоставлен для ознакомления стороне, подававшей жалобу. Суд постановил, что стороны судебного процесса имеют право ознакомления с материалами, направляемыми в суды (в данном случае, в Апелляционный суд), и принятия решения в отношении допустимости комментирования таких материалов какой-либо из сторон.

Отдельная проблема возникает в случаях, когда одна из сторон судебного разбирательства не получает доступа к документам, содержащим обоснование решения, вынесенного в результате судебного разбирательства, поскольку такая ситуация может воспрепятствовать своевременной подаче жалобы пострадавшей стороной. В Нидерландах ранее окружные суды зачастую предоставляли апелляционным судам документы, содержащие обоснования вердикта, только когда апелляция на обжалование решения суда уже была подана. Такая система, с точки зрения организации работы судов, имеет свои преимущества, но она отрицательно сказывается на подающей апелляцию стороне, так как в момент подачи апелляции такая сторона не знакома с аргументами суда в пользу вынесенного судом вердикта.

В деле Hadjiana Stassion v. Greece обвиняемый не получил доступа к обоснованиям вынесенного греческим военным судом вердикта в момент обжалования решения суда. Позднее ему заявили, что в соответствии с законами Греции он не имеет права уточнять причины своей апелляции после подачи последней в Апелляционный суд. Следовательно, обвиняемый не мог опровергнуть обоснования судебного решения, что, по мнению ЕСПЧ, является ограничением права человека на полноценную защиту себя в суде и, таким образом, нарушением статьи 6 (право планировать и готовить свою защиту).

Что касается такого элемента права на защиту, как допрос свидетелей, то здесь практика ЕСПЧ достаточно разнообразна. Согласно общему подходу, подсудимый, наравне со своим правом ознакомления со всеми материалами дела и оспаривания допустимости доказательств, имеет право допрашивать всех свидетелей. Для реализации данного права в принципе является необходимым, чтобы подсудимый лично и/или его адвокат задавали вопросы в процессе перекрестного допроса свидетелей, происходящего во время судебных слушаний. Следовательно, суд имеет право пренебречь показаниями свидетеля, если подсудимый не имел возможности допросить этого свидетеля.

Однако было бы очень сложно следовать данному принципу во всех случаях. Повторить или подтвердить на суде показания, данные свидетелем во время следствия, иногда не представляется возможным по причине исчезновения или смерти свидетеля. Такая ситуация также может сложиться, если существует риск нанесения свидетелю психологической травмыпри перекрестном допросево время судебного слушания по таким делам как, например, преступления на сексуальной почве.

В деле Unter Pertinger v. Austria, слушавшемся в ЕСПЧ, австрийский суд объявил обвиняемого виновным в плохом обращении с бывшей женой и падчерицей. Вердикт был основан на показаниях, данных обеими женщинами во время следствия. Несмотря на отказ женщин предоставить показания в суде в устной или в письменной форме, суд пришел к решению о виновности обвиняемого. Суд постановил, что показания, данные обеими женщинами в ходе следствия, были основным доказательством против обвиняемого. Вследствие отказа женщин от дачи показаний в зале суда обвиняемый был лишен возможности допросить их. Таким образом, он был лишен права участвовать в перекрестном допросе свидетелей, и его право защищать себя в суде по мнению ЕСПЧ было, таким образом ограничено.

Однако в слушаниях по делу Asch v. Austria ЕСПЧ пришел к противоположному заключению. Из материалов дела следовало, что потерпевшая отказалась подписать письменные показания во время судебного разбирательства. Однако суд счел, что в ходе процесса были найдены другие доказательства вины обвиняемого. ЕСПЧ постановил, что нарушения положений статьи 6 совершено не было. Аналогичное решение было принято по делу Jsogro vs Italy. Лицо, предоставившее следствию информацию об обвиняемом, которая могла бы быть использована против обвиняемого в суде, не явился на судебное слушание. Поскольку в материалах дела содержалась и другая информация, доказывающая обоснованность позиции обвинения, ЕСПЧ постановил, что положения статьи 6 и принцип беспристрастного суда нарушены не были.

В слушаниях по известному делу Дельта против Франции (Delta v. France) ЕСПЧ установил факт нарушения положений Статьи 6 при проведении судебного разбирательства в отношении лица, осужденного французским судом за ограбление в парижском метро. Обвиняемый еще на стадии следствия был опознан в качестве лица, совершившего ограбление, двумя свидетелями, которые не явились в суд для дачи показаний. ЕСПЧ постановил, что обвиняемый был лишен возможности защищать себя в суде.

Следует отметить, что точка зрения ЕСПЧ на предоставление обвиняемым возможности участия в перекрестном допросе свидетелей не поддается простому резюмированию. Основной принцип, однако, заключается в том, что свидетельские показания в отношении обвиняемого должны заслушиваться в присутствии обвиняемого, таким образом предоставляя ему и его адвокату возможность участия в перекрестном допросе свидетеля. Согласно европейским нормам, в некоторых случаях, когда проведение перекрестного допроса в ходе судебного слушания является невозможным, приемлемой может являться ситуация, при которой у обвиняемого была возможность участия в перекрестном допросе свидетеля хотя бы в ходе следствия.

В судах стран европейского сообщества решения суда, вынесенные на основании исключительно свидетельских показаний, как правило, идут вразрез с положениями статьи 6, если обвиняемому не была предоставлена возможность участия в перекрестном допросе свидетелей. Если, помимо предоставленной свидетелем информации, в материалах дела имеются другие обладающие юридической силой доказательства, ЕСПЧ в некоторых случаях постановляет, что принцип беспристрастного суда не был нарушен.

Вопрос о приемлемости использования в суде показаний, данных анонимными свидетелями, является неоднозначным. Допрос лица, данные о личности которого не разглашаются, может рассматриваться в качестве нарушения принципа равноправия сторон (поскольку такой свидетель не является неизвестным для обвинения). Именно такой подход был применен КСПЧ в 1989 году в решении по делу Костовски против Нидерландов (Kostovskoy v. The Netherlands). Подсудимый Костовски был признан виновным в ограблении банка. Вердикт был основан на информации, предоставленной полиции в ходе следствия двумя лицами, не известными обвиняемому, причем ни опрос, ни перекрестный допрос данных свидетелей во время судебного слушания не производился. У обвиняемого не было возможности задать вопросы этим свидетелям. Вследствие того, что обвиняемый не знал личностей свидетелей, он был лишен возможности подвергнуть сомнению правильность предоставленной ими информации. В своем решении ЕСПЧ постановил, что в данном случае имелось нарушение положений статьи 6, поскольку гарантированное Конвенцией право обвиняемого не было реализовано.

В ходе нескольких судебных слушаний по различным делам ЕСПЧ постановлял, что положения Конвенции не ограничивают право следственных органов использовать информацию, полученную в ходе следствия от анонимных свидетелей. Однако если впоследствии национальный суд использует такую информацию в ходе судебного разбирательства, это может быть интерпретировано в качестве нарушения положений Конвенции. Положения Конвенции как таковые не предусматривают обязательного обеспечения безопасности свидетеля и/или истца, хотя известны случаи, когда жизнь или здоровье людей подвергались опасности при встрече с обвиняемым в зале суда. По этой причине страны-участницы Конвенции обязуются организовывать судебные слушания по уголовным делам таким образом, чтобы обеспечить безопасность жизни и здоровья свидетеля или истца. Такое право на обеспечение безопасности, однако, должно всегда обеспечиваться не за счет права подсудимого на беспристрастный суд.

В деле Van Mechen and others v. the Netherlands заявители были осуждены за ограбление банка на основании информации, предоставленной полицейскими, чьи личности не были известны обвиняемым. Полицейских допрашивал следователь, причем обвинитель и обвиняемый во время допроса находились в соседнем помещении, но могли слышать вопросы и ответы свидетелей посредством аудиотрансляции. Причиной такой организации допроса свидетелей явилось нежелание сделать невозможным участие полицейских в суде в будущем, а также в интересах безопасности полицейских и их семей. ЕСПЧ напомнил сторонам о том, что полицейские имеют определенные обязанности в сфере борьбы с преступностью, в связи с чем полицейские часто дают свидетельские показания в суде. В таких случаях следует тщательно рассмотреть вопрос о придании предоставленным полицейскими показаниям статус анонимных. В данном случае ЕСПЧ не признал ситуацию требующей таких мер предосторожности, поскольку наличие угрозы для жизни и здоровья полицейских и их семей не было доказано. Кроме того, показания данных свидетелей были единственным свидетельством виновности обвиняемых. В данных обстоятельствах ЕСПЧ счел, что права обвиняемых были нарушены образом, не соответствующим положениям статьи 6 Конвенции.

Характерно, что прецедентная практика ЕСПЧ свидетельствует о том, что справедливое судебное разбирательство предполагает наличие у сторон процесса ряда прав, которые прямо не указаны в тексте статьи 6 Конвенции. Фактически, в подобных случаях мы имеем дело с судебным правотворчеством, посредством которого ЕСПЧ развивает и уточняет правовое содержание норм Конвенции. В качестве примера можно указать такое право, как право обвиняемого хранить молчание и не свидетельствовать против себя.

По результатам рассмотрения ряда дел ЕСПЧ сформулировал право человека не сообщать сведения, которые могут послужить основанием для обвинения его в преступлении правонарушения. Смысл данного принципа заключается в том, что обвиняемый ни в коем случае не обязан содействовать следствию или процессу сбора доказательств путем признания фактов или предъявления содержащих доказательства его виновности документов. Сбор и предоставление исчерпывающих доказательств виновности обвиняемого - это задача обвинения, тогда как обвиняемый имеет право хранить молчание и не обязан облегчать работу обвинения.

Так, в деле 1993 года Funke v. France заявители были подвергнуты штрафу за то, что отказались предъявить банковские документы, требовавшиеся для расследования дела о финансовом преступлении, которое, как предполагалось таможенными органами, могло быть совершено заявителями. Хотя в отношении осужденных и не было возбуждено судебное преследование за это финансовое преступление, ЕСПЧ постановил, что, пытаясь заставить обвиняемых предъявить суду уличающие их документы, государство нарушило их право хранить молчание.

В деле Sounders vs United Kingdom, рассмотренном в 1998 году, заявителя обязали под угрозой уголовного наказания в виде тюремного заключения ответить на вопросы, заданные инспекторами Министерства торговли и промышленности в ходе проводимого расследования в отношении приобретения контрольного пакета акций компании. Предоставленная заявителем информация позднее была названа «несущественной частью доказательств, свидетельствующих против него на возбужденном против него судебном слушании», где заявитель был осужден и приговорен к тюремному заключению за правонарушения, включая мошенничество в торговле. ЕСПЧ постановил, что право заявителя не уличать себя в преступлениях было нарушено. В данном случае также важно, насколько свобода от обязательства в отношении самооговора тесно связана с презумпцией невиновности.

Согласно пункту 3 статьи 6 Конвенции, обвиняемый должен иметь достаточно времени и возможности для подготовки своей защиты. Данное право предоставляет обвиняемому гарантию от чрезмерно поспешного суда. Это положение уравновешивается содержанием пункта 1 статьи 6, согласно которому суд над обвиняемым должен состояться в разумные сроки. Анализ прецедентной практики ЕСПЧ показывает, что содержание данного права может варьироваться в зависимости от обстоятельств дела, среди которых следует учитывать:

- сложность дела (Albert and Le Compte v. Belgium);
- степень загруженности защитников работой (X and Y v. Austria);
- стадию рассмотрения дела (Huber v. Austria);
- решение обвиняемого о самостоятельном ведении своей защиты (X v. Austria).

Не подлежит сомнению, что общественный защитник или адвокат по выбору обвиняемого должен быть назначен заблаговременно, в разумные сроки до начала рассмотрения дела в суде. Как правило, для подготовки апелляции необходимо меньше времени, чем для подготовки защиты к судебному процессу (дела X and Y v. Austria и Perez Mahia v. Spain).

В деле 1982 года Corigliano v. Italy было установлено, что указанное право обвиняемого вступает в силу с момента начала уголовного преследования, то есть с момента ареста или иного события, «существенного в плане возможной уголовной ответственности» данного лица.

Право обвиняемого на достаточные возможности для подготовки защиты было разъяснено в деле Can v. Austria. Это право подразумевает наличие у обвиняемого «возможности адекватной организации своей защиты без ограничения возможности предъявления суду всех важных для защиты аргументов». Это право включает в себя также возможность беспрепятственного общения обвиняемого со своим защитником как в период подготовки дела к слушанию, так и в дальнейшем, в объеме, необходимом для подготовки защиты (Campbell and Fell v. United Kingdom). Далее, при содержании обвиняемого под стражей, ему должна быть предоставлена возможность общения с защитником в обстановке, гарантирующей недоступность информации для слухового восприятия служащими мест предварительного заключения и другими государственными служащими, в целях обеспечения возможности обмена конфиденциальной информацией, связанной с подготовкой защиты). Возможности посещения обвиняемых защитниками могут быть ограничены в случаях, когда подобные ограничения продиктованы интересами общества (в частности, для предотвращения побегов из мест предварительного заключения или создания препятствий судопроизводству): дела Can v. Austria и Campbell and Fell v. United Kingdom.

Основной целью рассматриваемой нормы является обеспечение «равенства сил» между обвинением и защитой путем предоставления обвиняемому «возможности ознакомления, в целях подготовки защиты, с результатами проведенного расследования» (Jespers v. Belgium). При рассмотрении в 1992 году дела Edwards v. United Kingdom было установлено, что бремя доказывания лежит на обвинении, которое обязано предъявить защите все вещественные доказательства, свидетельствующие как в пользу, так и против обвиняемого. Невыполнение данного требования может привести к вынесению судом несправедливого приговора. Такое требование, однако, не означает, что обвинитель должен раскрывать защите все доказательства, которые он намерен предъявить суду (дело X v. United Kingdom).

Что касается права обвиняемого защищаться самому или посредством защитника, то, согласно прецедентной практике ЕСПЧ, целью данного положения является недопущение рассмотрения дела против обвиняемого «при отсутствии должным образом организованной защиты» (дело Pakelli v. Germany). Это положение важно также для обеспечения «равенства сил» сторон. Обвиняемому должны быть созданы условия для «не менее убедительной аргументации своего дела, чем со стороны обвинения» (X v. Germany). При этом защитник обвиняемого должен «стоять на страже соблюдения процессуальных норм» как в интересах своего клиента, так и в интересах общества (дело Ensslin, Baader и Raspe v. Germany). Данный принцип применяется как на стадии подготовки дела к слушанию, так и на стадии самого слушания (дело Quaranta v. Switzerland).

Если обвиняемый решил защищать себя сам или «сознательно отказался от своего права воспользоваться услугами адвоката», он обязан «демонстрировать надлежащее усердие», (дело Melin v. France) . В соответствии с этим возникновение процессуальных затруднений вследствие отсутствия ожидаемого усердия со стороны обвиняемого не может трактоваться в качестве нарушения государством статьи 6. Термин «ожидаемое» означает учет способностей и знаний конкретного обвиняемого, а также его предполагаемой компетенции.

При рассмотрении в 1983 году дела Pakelli v. Germany ЕСПЧ постановил, что государство не вправе требовать от обвиняемого ведения своей защиты самостоятельно в случае его нежелания защищать себя лично. Требованием статьи является обеспечение обвиняемому, не желающему защищать себя лично, защиты с помощью нанятого им адвоката или, при некоторых обстоятельствах, с помощью общественного защитника. В деле 1993 года Poitrimol v. France ЕСПЧ постановил, что за исключением некоторых случаев, «право каждого, обвиняемого в совершении уголовного преступления, на квалифицированную защиту юристом, в случае необходимости назначенным государством, является одним из основополагающих принципов беспристрастного суда».

Важно подчеркнуть, что право обвиняемого на юридическую защиту не ставится в зависимость от личного присутствия обвиняемого (Campbel and Fell v. United Kingdom). При рассмотрении в 1994 году дела Lala v. Netherlands ЕСПЧ конкретизировал данное положение, указав, что «хотя требование присутствия обвиняемого при рассмотрении судом его дела является требованием первостепенной важности, факт неявки обвиняемого, вызванного в суд в установленном порядке, даже в случае отсутствия на то уважительной причины, не является основанием для лишения обвиняемого права» на защиту с помощью адвоката.

Реализация права обвиняемого на государственного защитника обусловлена двумя положениями:

Государственный защитник назначается в случае отсутствия у обвиняемого достаточных средств. Прецедентов, указывающих вид и уровень личных средств, учитываемых при решении вопроса о назначении государственного защитника, не существует. Бремя доказательства факта отсутствия у обвиняемого достаточных средств, по всей вероятности, ложится на самого обвиняемого. При этом нет необходимости доказательства этого факта на уровне «отсутствия разумных оснований для сомнений»: достаточно привести лишь «некоторые аргументы» (дело Pakelh v. Germany).
Государственный защитник назначается лишь в случаях, когда этого требуют интересы правосудия. Выполнение этого условия следует оценивать исходя из фактов, относящихся к рассматриваемому делу в целом. Интересы правосудия учитываются судом при оценке необходимости назначения государственного защитника на основании следующих критериев:

a) чем сложнее дело, тем более вероятно признание необходимости назначения государственного защитника (дело Granger v. United Kingdom);

б) следует учитывать возможный вклад обвиняемого в организацию своей защиты в случае ее ведения обвиняемым. Важно при этом, чтобы обвиняемый обладал достаточными возможностями для представления своей точки зрения по делу (также дело Granger v. United Kingdom);

в) учитывается также серьезность предъявляемого обвинения и возможного наказания по приговору (дело Boner v. United Kingdom).

Государство не обязано предоставлять обвиняемому возможность принимать в какой бы то ни было форме участие в назначении государственного защитника и оказывать влияние на его работу . Далее, обвиняемый не имеет права: выбирать адвоката, выступающего в качестве государственного защитника (F. v. Switzerland); давать советы и рекомендации по выбору государственного защитника; настаивать на применении защитником той или иной линии защиты, которую адвокат считает несостоятельной или неприемлемой (дело Kamasinski
v. Austria).

И наконец, право на юридическую помощь должно быть «действенным». В деле 1980 года Artico v. Italy обвиняемому был назначен бесплатный защитник, который, однако, реально не представлял его в суде, ссылаясь на болезнь и на обязательства по ведению других дел. Обвиняемый неоднократно обращался по этому поводу с ходатайствами в Кассационный суд, однако другой защитник ему назначен не был. В итоге обвиняемый был вынужден самостоятельно вести свою защиту, хотя квалифицированная юридическая помощь в данном случае была бы весьма полезна. ЕСПЧ указал, что статья 6 (3)(с) гарантирует обвиняемому право на юридическую помощь, а не только на назначение защитника, и на этом основании не принял во внимание довод представителя итальянского государства о том, что защитник был действительно назначен. Однако в решении ЕСПЧ по этому же делу сказано, что «государство не может нести ответственность за все недостатки в работе адвоката, назначенного для представления обвиняемого в суде». ЕСПЧ пришел к заключению, что в соответствии со статьей 6 (3)(с) «вмешательство компетентных государственных органов требуется только в случаях, если неспособность назначенного защитника обеспечить действительное представительство стороны в суде является очевидной или если на этот факт обращается достаточное внимание компетентных органов» (см. также дело Tripodi v. Italy).

Прецедентная практика ЕСПЧ в отношении права на услуги переводчика также достаточно последовательна. Право пользоваться услугами перевдчика предполагает ситуацию, когда подсудимый не владеет используемым в судебном слушании языком в достаточной мере. Следовательно, подсудимому недостаточно владеть другим языком или в повседневной жизни говорить на другом языке, как, например, в случаях с представителями этнических меньшинств. Ни в коем случае не разрешается навязывать обвиняемому оплату услуг переводчика, и данное правило является абсолютным (дело Luedicke, Belkacem and Кос v. Germany).

Анализ права на справедливое судебное разбирательство в международно-правовой модели прав личности позволяет сделать следующие выводы . Более половины дел, слушаемых в Страсбурге ЕСПЧ, имеют отношение к положениям статьи 6. Объяснением этому является тот факт, что статья 6 имеет широкое поле действия и затрагивает досудебные и судебные процедуры, процедуры рассмотрения апелляций, некоторые разбирательства дисциплинарного характера, а также процедуры ведения дел в специальных трибуналах. Положения статьи также требуют от государства предоставления гражданам права на апелляцию или судебный пересмотр дела в тех случаях, когда административные решения прямо затрагивают «гражданские права и обязательства» граждан. Положения статьи также играют важнейшую роль в ситуациях, когда нарушаются права граждан на судебное разбирательство «в разумный срок», поскольку в судах европейских стран весьма часто наблюдались случаи существенных задержек в судебных разбирательствах. Наконец, Суд постоянно проявляет уважение к национальным судебным системам и позволяет национальным судам проводить разбирательства с учетом сложившейся в таких странах практики.

Для Республики Казахстан крайне актуальным является вопрос модернизации судебной и правоохранительной системы с целью максимального соответствия действующим международным стандартам.

22. Право на судебную защиту и справедливое судебное разбирательство

В демократическом правовом государстве все конституционные права и свободы подлежат защите в независимом суде, призванном обеспечить всем и каждому как справедливое судебное разбирательство, так и судебное решение, вынесенное без гнева и пристрастия в строгом соответствии с нормами действующего законодательства. Вполне закономерно поэтому, что право на судебную защиту и справедливое судебное разбирательство максимально полно и подробно раскрыто сразу в нескольких статьях Конституции Российской Федерации.

Указанное конституционное право складывается, в частности, из:

1. открытости судебного разбирательства;

2. разумности сроков судебного разбирательства;

3. состязательности и равноправия сторон;

4. исполнения вынесенных судебных решений;

5. права на судебный контроль;

6. права на квалифицированную юридическую помощь.

22.1. Открытость судебного разбирательства

Каждый вправе присутствовать на судебном разбирательстве, а также знакомиться с итоговым решением по делу, даже не являясь участником процесса. Исчерпывающие основания для проведения закрытых судебных заседаний строго оговорены в законе.

На практике, как известно, доступ публики в здания судов и в залы судебных заседаний был подчас сопряжен с немалыми искусственными трудностями. В суд, например, посетителя могли не пустить без повестки. Или в связи с тем, что он имел при себе аудиоаппаратуру. Жалобы на такие необоснованные ограничения поступали к Уполномоченному неоднократно.

В мае отчетного года к Уполномоченному обратился с жалобой гражданин Х. Заявитель сообщил о том, что его отказались пропустить в здание Красноярского краевого суда, чем нарушили его право на открытое и гласное правосудие. Из жалобы усматривалось, что проход в здания судов на территории Красноярского края возможен только при наличии судебной повестки. Это необоснованное ограничение было установлено п. 3.1 Правил поведения в зданиях, помещениях и прилегающей территории федеральных судов Красноярского края. Со своей стороны, Уполномоченный счел необходимым обратиться к председателю Красноярского краевого суда с просьбой инициировать изменение названных Правил.

Согласившись с мнением Уполномоченного, председатель суда внес на рассмотрение Совета судей Красноярского края вопрос об искомом изменении Правил. В сентябре отчетного года положения п. 3.1 были пересмотрены, а требование о предъявлении судебных извещений и повесток для прохода в здание суда из него исключены.

Следует подчеркнуть, что рассмотренная выше жалоба поступила к Уполномоченному за месяц до вступления в силу Федерального закона от 22.12.2008 г. № 262-ФЗ «Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в Российской Федерации». Новый закон позволяет рассчитывать на то, что отныне правила и инструкции, регламентирующие допуск посетителей в здания судов, будут корректироваться и без вмешательства Уполномоченного.

Также летом отчетного года были внесены изменения в Федеральный закон от 27.06.2006 г. № 152-ФЗ «О персональных данных», устранившие противоречие между требованием общественного доступа к судебным решениям и закрытостью сведений о личных данных участников суда. С внесением этих изменений гораздо более эффективно будет работать и Государственная автоматизированная система «Правосудие», которая обеспечивает размещение судебных решений в сети Интернет.

До недавнего времени в зоне закрытости суда оставался арбитражный процесс. Попасть на судебное заседание и даже в здание арбитражного суда можно было лишь по предъявлению определения о назначении судебного разбирательства и доверенности от участника процесса. Все прочие лица могли войти в «суд хозяйствующих субъектов» лишь по специальному разрешению его председателя.

По этому вопросу Уполномоченный еще в 2009 году обратился к Председателю Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации с предложением о направлении во все нижестоящие суды требования обеспечить свободный доступ публики на процессы по арбитражным делам.

В соответствии с приказом Председателя Высшего арбитражного Суда Российской Федерации от 09.12.2009 года № 178 с начала отчетного года вступили в действие изменения, внесенные в Методические рекомендации об организации пропускного режима в арбитражных судах Российской Федерации, обеспечивающие беспрепятственный доступ представителей СМИ и общественности в открытые судебные заседания.

Впрочем, обеспечение открытости судебного разбирательства – это не только вопрос пересмотра архаичных инструкций или даже принятия новых законов. Это еще и вопрос о правовых последствиях нарушения открытости судебного разбирательства. Пока что никаких правовых последствий не наступает: нарушение требования открытости не является основанием ни для отмены, ни для пересмотра судебного решения. Иными словами, сам факт несоблюдения конституционной и процессуальной нормы не влияет на итоги разбирательства. Тем самым, по мнению Уполномоченного, в вопросе обеспечения открытости судебного разбирательства у законодателя имеются немалые резервы для совершенствования процессуальных норм.

22.2. Разумность сроков судебного разбирательства

Конституция Российской Федерации не содержит прямого упоминания о разумной продолжительности судебных процедур как неотъемлемой составляющей права на судебную защиту. При этом, однако, нельзя забывать о том, что рассмотрение дел в судах в разумно-достаточные сроки является международным обязательством нашей страны, взятым в момент ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод, ставшей тем самым частью российской правовой системы. Исполнение этого обязательства важно еще и потому, что внушительная доля жалоб российских граждан на нарушение права на справедливое судебное разбирательство удовлетворяется Европейским Судом по правам человека, именно по причине превышения его разумных сроков.

Понятно, что сроки судебного разбирательства нельзя планировать. Критерий их разумной продолжительности предполагает всего лишь то, что любые задержки с вынесением судебного решения связаны с объективной необходимостью проведения конкретных следственных или процессуальных действий. Если таких действий не предпринимается, а решение все равно не выносится, появляются основания говорить о нарушении разумных сроков судебного разбирательства.

В этом контексте Уполномоченный с удовлетворением отмечает, что в мае отчетного года вступил в силу Федеральный закон от 30.04.2010 г. № 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок». Впрочем, хроническую болезнь российского правосудия излечить непросто, тем более что мало кого из судей пугают возможные выплаты из бюджета государства, положенные гражданам за нарушение разумных сроков судопроизводства.

В процессе работы по жалобе группы граждан, дело которых в феврале отчетного года рассматривалось Тверским районным судом г. Москвы, Уполномоченный не мог не обратить внимание на не вполне понятную применительно к обстоятельствам дела продолжительность судопроизводства. Еще летом отчетного года кассационная инстанция отменила решение указанного суда, возвратив ему материалы дела для повторного рассмотрения. С тех пор Уполномоченный неоднократно обращался к председателю Тверского районного суда с просьбой проинформировать о времени искомого судебного разбирательства. Ни на один из запросов ответа не поступило. О времени повторного судебного разбирательства не были извещены и сами заявители. На момент подписания настоящего доклада дело заявителей в открытом заседании Тверским районным судом рассмотрено не было. Какими следственными или процессуальными действиями была обусловлена задержка рассмотрения дела, Уполномоченному не известно. В связи с чем он склонен рассматривать указанную задержку как нарушающую право заявителей на судебное разбирательство в разумные сроки.

Среди крайне сомнительных новых «технологий», применяемых для оправдания судебной волокиты, стоит упомянуть о дежурных ссылках на утрату материалов дела.

В феврале отчетного года к Уполномоченному поступила жалоба жителя г. Москвы К. Заявитель сообщил о том, что в мае 2009 года он в установленные сроки обжаловал определение Пресненского районного суда г. Москвы, в соответствии с законом подав кассационную жалобу через тот же суд. На момент обращения заявителя к Уполномоченному его дело еще даже не было направлено в Московский городской суд. Попытки заявителя выяснить судьбу своей жалобы также остались без ответа.

Искомый ответ удалось получить только Уполномоченному, на запрос которого судья, выносивший решение, пояснил, что материалы гражданского дела были утрачены. В связи с чем было возбуждено производство о восстановлении утраченного гражданского дела.

Справедливости ради следует сказать, что если гражданский процесс предусматривает процедуру восстановления утраченных дел, то, например, административный – такой механизм исключает. В итоге утрата документов административного дела ведет не только к затягиванию сроков судебного разбирательства, но и к тому, что бремя доказывания обстоятельств, которые были предметом исследования утраченных производств, ложится на самих заявителей. Что совершенно недопустимо.

В марте отчетного года к Уполномоченному поступила жалоба жителя г. Санкт-Петербурга Г. Из материалов жалобы следовало, что заявитель был задержан сотрудниками милиции. В отношении него был составлен протокол об административном правонарушении. Этот протокол был возвращен мировым судьей для доработки в отдел милиции, где и был утрачен.

Пытаясь обжаловать свое задержание, заявитель столкнулся с тем, что суды полагали установленными те факты, которые ранее исследовались в утраченном административном материале, а на него фактически легла обязанность их опровергнуть. Между тем как нормальный порядок обжалования действий любых должностных лиц возлагает именно на них обязанность доказывать законность своих действий.

В описанном случае ситуация усугубляется еще и тем, что порядок обжалования принудительных мер, примененных по административному делу, материалы которого утрачены, нормативно до конца не определен.

Одним из действенных способов помощи правосудию, склонному порой к утрате неприятных или обременительных дел, Уполномоченный считает подачу исков о компенсации причиненного этим вреда.

В январе отчетного года житель Воронежской области А. обратился к Уполномоченному с жалобой на нарушение своего права на судебную защиту и доступ к правосудию.

Согласно жалобе, А. подал в ОВД по Эртильскому району заявление на гражданина Р. По итогам обращения был составлен протокол о мелком хулиганстве, направленный затем в составе административного дела на рассмотрение в судебный участок № 2 Эртильского района. При обращении А. в судебный участок, выяснилось, что дело было утрачено по вине секретаря мирового судьи.

Учитывая просьбу заявителя о защите его прав, нарушенных действиями государственного служащего (секретаря мирового судьи), Уполномоченный обратился в Ленинский районный суд г. Воронежа с требованием взыскать за счет казны Воронежской области в лице Управления делами Воронежской области и Департамента финансово-бюджетной политики Воронежской области в пользу А. денежную компенсацию причиненного ему морального вреда.

Рассмотрев материалы дела, Ленинский районный суд г. Воронежа в июне отчетного года признал доводы Уполномоченного обоснованными и взыскал в пользу А. компенсацию морального вреда в размере 10 тыс. рублей. Указанное решение судом кассационной инстанции признано законным, обоснованным и оставлено без изменения.

22.3. Состязательность и равноправие сторон

В своем ежегодном докладе за 2008 год Уполномоченный уже писал о необходимости обеспечить состязательность в административном процессе. Отчетный год показал, что эта тема отнюдь не потеряла своей актуальности. Ситуация с соблюдением конституционного принципа состязательности в административном производстве скорее даже ухудшилась. В определенных обстоятельствах административное судопроизводство – последний оплот следственной формы правосудия – может вообще превратиться в некое подобие репрессивного механизма «конвейерного» типа. В нем по-прежнему ощущается обвинительный уклон судей, вызванный отсутствием в заседании представителя обвинения. Никуда не исчезло и процессуальное неравенство сторон, когда не только показания, но и мнение не участвующей в процессе стороны обвинения учитывается в качестве доказательств по делу. В итоге одного субъективного «желания» правоохранительных органов зачастую оказывается достаточно для привлечения человека к административной ответственности.

В первой половине отчетного года в Совете Федерации состоялось заседание «круглого стола» на тему «Законодательное обеспечение состязательности в административном производстве», организованное Уполномоченным совместно с Комитетом Совета Федерации по конституционному законодательству и Ассоциацией юристов России (АЮР). По итогам обсуждения было принято решение создать при Совете Федерации рабочую группу для подготовки предложений по изменению действующего законодательства с целью уравнять в правах участников административного судопроизводства.

22.4. Исполнение судебных решений

Как Европейский Суд по правам человека, так и Конституционный Суд Российской Федерации неоднократно отмечали, что право на судебную защиту немыслимо без строгого исполнения судебных решений. Между тем до недавнего времени неисполнение судебных решений было настоящим бичом российского правосудия. Положение начало меняться к лучшему лишь после того, как жалобы на неисполнение Россией собственных судебных решений стали рассматриваться в Европейском Суде по правам человека на основании «пилотного» решения «Бурдов против России (2)», уже упоминавшегося в докладе Уполномоченного за 2009 год, то есть фактически по упрощенной процедуре.

В отчетном году сотрудники рабочего аппарата Уполномоченного, равно как и представители других российских государственных органов в рамках сотрудничества нашей страны с Советом Европы участвовали в проекте по повышению эффективности исполнения судебных решений. Работа в том же направлении велась и службой судебных приставов. Одним словом, сдвиги к лучшему, безусловно, есть. Все еще, однако, хватает и жалоб на неисполнение судебных решений.

В марте отчетного года жительница Ростовской области Р. обратилась к Уполномоченному с жалобой на бездействие судебных приставов-исполнителей районного отдела УФССП России по Ростовской области, выразившееся в неисполнении судебных постановлений районного суда. Будучи инвалидом I группы, заявитель в течение полугода не получала денежных средств, взысканных по решению суда в пользу ее недееспособного сына с лиц, совершивших преступление, предусмотренное статьями 116 и 163 УК РФ. Обращение Р. к руководству районного отдела службы судебных приставов оказалось безрезультатным.

По запросу Уполномоченного Федеральная служба судебных приставов провела проверку жалобы, установив, что постановление районного суда не исполнялось по причине утраты приставами исполнительного документа. В отношении начальника районного отдела УФССП в связи с отсутствием контроля за работой возглавляемого им подразделения была назначена служебная проверка. В октябре отчетного года УФССП по Ростовской области сообщило Уполномоченному о том, что исполнительный документ найден, исполнительное производство по делу возбуждено, а необходимая сумма взыскана с должников в пользу заявителя.

Отдельного упоминания заслуживает качество исполнения судебных решений. Начало отчетного года ознаменовалось конфликтом вокруг сноса поселка «Речник». Уполномоченный не берется оценивать ни законность возведения жилых домов на территории поселка, ни обоснованность самого судебного решения об их сносе. Вместе с тем Уполномоченный не может не выразить несогласия с варварскими методами, которыми указанное судебное решение было исполнено.

Кроме того, в процессе рассмотрения жалоб членов садоводческого некоммерческого партнерства «Речник» в действиях судебных приставов-исполнителей был выявлен ряд нарушений. Так, в частности, в нарушение требований п. 17 ст. 30 Федерального закона от 02.10.2007 г. № 229-ФЗ «Об исполнительном производстве» копии постановлений о возбуждении исполнительных производств были направлены должникам лишь спустя четыре месяца. Во всех исполнительных производствах об освобождении земельных участков членами СНП «Речник» отсутствуют документы, подтверждающие направление или вручение должникам требований об исполнении решений суда, постановлений о взыскании исполнительского сбора. Опись имущества, находившегося в снесенных домах, судебными приставами-исполнителями не производилась. В связи с выявленными нарушениями Генеральная прокуратура Российской Федерации 19 февраля отчетного года внесла Министру юстиции Российской Федерации представление об устранении нарушений законодательства об исполнительном производстве. (См. приложение 2.22.4.1.)

Вообще говоря, неисполнение судебными приставами одних судебных решений и допускаемые ими нарушения закона при нарочито жестоком исполнении других – это, как представляется, две стороны одной медали, имя которой – пренебрежение правами граждан.

Среди других проблем этой сферы следует упомянуть об исполнении судебных решений по искам к казне Российской Федерации. Не так давно граждане, добившиеся в суде признания своего права на компенсацию со стороны государства, обнаруживали, что порядок исполнения этих судебных актов отличался от общего. К Уполномоченному поступали жалобы на возврат Минфином России исполнительных документов гражданам со ссылкой на отсутствие документа, предусмотренного подзаконным актом, либо с предложением обратиться в суд за разъяснением порядка исполнения решения. В отчетном году подобных обращений не было. Что, видимо, позволяет говорить о хорошей работе «над ошибками», проделанной Минфином России и Федеральным казначейством. Не последнюю роль сыграл приказ Минфина России от 22.09.2008 г. № 99н «Об утверждении Административного регламента исполнения Федеральным казначейством государственной функции организации исполнения судебных актов, предусматривающих обращение взыскания на средства федерального бюджета по денежным обязательствам федеральных бюджетных учреждений». Подробное регулирование процедур, ориентирование на самостоятельное выяснение неясностей решений, введенная обязанность информирования граждан и другие новшества регламента качественно изменили ситуацию с исполнением судебных актов о взыскании денежных средств в порядке компенсации вреда со стороны государства.

Впрочем, отчетный год ознаменовался не только достижениями в сфере исполнения исков к государству. Обнаружились и новые проблемы. Одна из них связана с порядком взыскания ежемесячной денежной компенсации в возмещение вреда, причиненного здоровью граждан в связи с радиационным воздействием вследствие чернобыльской катастрофы либо с выполнением работ по ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС. Изменение размера этой компенсации происходит либо централизованно согласно соответствующему постановлению Правительства либо на основании судебного решения, вступившего в законную силу. Те лица, суммы которым уже проиндексированы судебными актами, не вправе рассчитывать на повторную централизованную индексацию. Кроме того, Постановлением Правительства Российской Федерации от 30.12.2006 г. № 872 и главой 24.1 Бюджетного кодекса Российской Федерации предусматривается разный порядок исполнения судебных решений об изменении размера денежной компенсации лицам той же категории. Все это существенно затрудняет деятельность органов Федерального казначейства, Федеральной службы по труду и занятости (Роструда) и социального обеспечения субъектов Российской Федерации, ответственных за начисление и выплату названных денежных средств. Если при этом учесть временной промежуток исполнения судебного решения об индексации, затрудняющий контроль сумм реально взысканных по судебным решениям, становится понятным желание исполнительной власти привести все к единой процедуре, избежав индивидуальных особенностей и схем. Однако методы для этого применяются порой более чем сомнительные.

В октябре отчетного года к Уполномоченному поступило обращение председателя Лыткаринской городской общественной организации «Союз «Чернобыль» с жалобой на письма управлений социальной защиты Министерства социальной защиты Московской области. В них «чернобыльцам» предлагалось ознакомиться с письмом Роструда от 05.02.2010 г. № 508-ТЗ и принять решение об отзыве из Управления Федерального казначейства по г. Москве исполнительных листов на взыскание сумм с Роструда за счет средств федерального бюджета. К письму Роструда прилагался образец заявления о возврате исполнительного листа «в связи с исполнением данного судебного решения в соответствии с Постановлением Правительства РФ № 872».

Проверяя поступившую информацию, Уполномоченный направил соответствующие запросы в Федеральное казначейство и Роструд. Согласно поступившим ответам, названные письма носили рекомендательный характер с целью упорядочения и систематизации работы по данному вопросу.

Полагая, что право граждан на судебную защиту не может быть ограничено посредством существования параллельного порядка реализации права, Уполномоченный обратился за содействием в правовой оценке направленных писем к Генеральному прокурору Российской Федерации. На момент подписания настоящего доклада ответ на обращение Уполномоченного еще не поступил.

Одной из проблем, давно находящихся в поле приоритетного внимания Уполномоченного, остается исполнение определений Конституционного Суда Российской Федерации и постановлений Европейского Суда по правам человека. Жалобы на эту тему поступают к Уполномоченному довольно регулярно.

В отчетном году в поле зрения Уполномоченного оставалось обращение жителя Тульской области Д. Заявитель проиграл в Басманном районном суде г. Москвы иск к Минфину России и к Минобороны России о возмещении материального ущерба, причиненного ему федеральными войсками в результате проведения спецоперации в г. Грозном в январе 1995 года. В день вынесения «отказного» судебного решения заявитель подал так называемую «предварительную» кассационную жалобу и в течение месяца пытался получить копии записи слушания и документ, приобщенный ответчиком к делу во время слушания. В дальнейшем Д. было отказано в подаче полной кассационной жалобы, предоставлении информации о регистрации жалобы и доступе к его делу в реестре Московского городского суда. Таким образом, без объяснения причин право заявителя на доступ к суду в ходе судебного разбирательства было ограничено.

Д. подал жалобу в Европейский Суд по правам человека, который установил нарушение п.1 ст.6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Попытавшись обжаловать состоявшиеся судебные решения, опираясь на постановление Европейского Суда, заявитель узнал, что такого основания для пересмотра дел в гражданском процессе не имеется.

Имея в виду выступить в защиту прав Д., Уполномоченный запросил у него копии соответствующих судебных решений и все другие необходимые документы. На момент подписания настоящего доклада запрошенные документы еще не поступили.

Между тем в отчетном году появилась перспектива разрешения описанной проблемы в целом. Эта перспектива связана с принятием Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 26.02.2010 г. № 4-П, в котором определения Конституционного Суда и постановления Европейского Суда по правам человека недвусмысленно названы основаниями для пересмотра гражданских дел. В ходе подготовки указанного Постановления Уполномоченный по запросу судьи Конституционного Суда изложил свою позицию, согласно которой не может являться конституционной сложившаяся судебная практика, позволяющая органам судебной власти уклоняться от возобновления разбирательства по делам, при рассмотрении которых были допущены нарушения основополагающих принципов гражданского судопроизводства.

В целях осуществления государственной защиты прав, свобод и законных интересов участников судебного разбирательства по гражданским делам Уполномоченный направил в Государственную Думу предложения о внесении соответствующих поправок в проект федерального закона «О внесении изменений в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации».

По мнению Уполномоченного, необходимо правовое регулирование порядка пересмотра вступивших в законную силу решений судов общей юрисдикции в случаях:

– выявления при рассмотрении ими гражданских дел нарушений Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней Европейским Судом по правам человека или Международного пакта о гражданских и политических правах Комитетом по правам человека (ООН);

– вынесения Конституционным Судом определения о выявлении конституционно-правового смысла положений закона, примененного в конкретном деле, и необходимости возобновления гражданского судопроизводства с учетом нового толкования норм материального или процессуального права;

– обращения Уполномоченного с ходатайством в целях устранения допущенных нарушений прав, свобод и законных интересов участников гражданского судопроизводства.

Федеральным законом от 09.12.2010 г. № 353-ФЗ «О внесении изменений в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации» первое предложение было принято. Два последних предложения Уполномоченного не нашли поддержки у законодателя.

22.5. Судебный контроль

Чрезвычайно важной составляющей конституционного права на судебную защиту является право на судебный контроль, позволяющее каждому обжаловать в суде действия и решения государственного органа, органа местного самоуправления, должностного лица или государственного служащего. К сожалению, в последние годы судебные органы как бы по собственной инициативе порой уклоняются от рассмотрения подобных жалоб, особенно если они подаются на действия или решения должностных лиц влиятельных государственных ведомств.

Житель Московской области С. обратился к Уполномоченному с жалобой на отказ судьи Тверского районного суда г. Москвы принять его заявление, оспаривавшее действия должностных лиц Управления Президента Российской Федерации по работе с обращениями граждан Администрации Президента Российской Федерации.

Разъясняя мотивы отказа, судья сослался на п. 1 Положения об Администрации Президента Российской Федерации, утвержденного Указом Президента Российской Федерации от 06.04.2004 г. № 490, согласно которому Администрация Президента Российской Федерации, являясь государственным органом, сформированным в соответствии с п. «и» ст. 83 Конституции Российской Федерации, обеспечивает деятельность Президента Российской Федерации и осуществляет контроль за исполнением его решений.

Далее судья Тверского районного суда обнаружил, что, согласно п. 7 того же Положения, общее руководство Администрацией Президента Российской Федерации осуществляет Президент Российской Федерации, обладающий как глава государства неприкосновенностью.

На основании столь очевидных «открытий» судья сделал вывод о том, что обжалование действий должностных лиц Администрации Президента Российской Федерации означало бы вмешательство суда в конституционно-правовую и иную деятельность Президента Российской Федерации. Проще говоря, судья Тверского районного суда г. Москвы решил, что все подчиненные Президенту должностные лица пользуются такой же неприкосновенностью, как и он сам. В соответствии с этой абсурдной логикой неприкосновенность следовало бы распространить на всех должностных лиц всех органов исполнительной власти страны, ибо все они, как известно, тоже подчиняются Президенту Российской Федерации.

В течение отчетного года Уполномоченный обращался в надзорные инстанции вплоть до Верховного Суда Российской Федерации с ходатайством о пересмотре вступившего в законную силу решения суда первой инстанции. Однако органы судебной власти проявили завидное единодушие в своем отказе в осуществлении судебного контроля за деятельностью должностных лиц. Последний «отказной» ответ поступил к Уполномоченному в ноябре отчетного года. В связи с тем, что сроки надзорного обжалования истекли, обратиться в последнюю инстанцию – к Председателю Верховного Суда Российской Федерации не удалось. Права заявителя в итоге остались нарушены. А решение Тверского районного суда не изменилось.

Хотелось бы надеяться, что оно войдет в историю российского правосудия как юридический казус и не станет прецедентом.

Весьма спорной и не имеющей общего подхода остается процедура обжалования действий (бездействия) сотрудников аппаратов самих судов. Особенно большие трудности возникают у граждан при подаче надзорных жалоб. Обращаясь с такими жалобами в областной, краевой или Верховный суд, участники процесса зачастую получают ответы консультантов, советников или иных сотрудников суда о возврате жалобы, например, в связи с неверно определенной подсудностью, неуплатой пошлины или истечением сроков надзорного обжалования. Попытка же оспорить правомерность возврата процессуального документа лицом, не являющимся судьей, наталкивается на отказ судов общей юрисдикции принимать такие обращения к рассмотрению. Основной довод – иной порядок обжалования. Суды, в которые подаются жалобы на сотрудников аппаратов суда, исходят из того понимания, что последние действуют в рамках надзорной процедуры, исполняя функции суда. В этой связи участникам процесса обычно предлагают воспользоваться возможностью дальнейшего надзорного обжалования. Проблема, однако, в том, что процессуальное законодательство в качестве предмета надзорного обжалования рассматривает лишь вступившие в законную силу судебные акты, к которым решения сотрудников суда никак не относятся.

В октябре отчетного года к Уполномоченному обратился гражданин У., отбывающий наказание в виде лишения свободы в Красноярском крае. Он сообщил о том, что безрезультатно пытался оспорить в Верховном Суде Российской Федерации действия должностных лиц аппарата Верховного Суда (консультанта и начальника отдела), возвращавших его заявления без вынесения процессуального решения.

Суды первой и последующих инстанций, последовательно отказывающие У. в принятии заявления, указали, что фактически он ставит вопрос о проверке законности действий должностных лиц Верховного Суда, связанных с осуществлением правосудия. По мнению судов, в подобных ситуациях действует иной порядок обжалования, предусмотренный для кассационного и надзорного производства.

Со своей стороны, Уполномоченный убежден, что правом вынесения процессуальных решений наделены только судьи. Отсутствие документа об уплате пошлины, немотивированность жалобы, истечение срока обжалования, нехватка необходимых документов и так далее дают процессуальные основания для принятия соответствующего решения, которое не может принимать сотрудник суда. Жалобы же на действия (решения) сотрудников аппаратов судов надзорных инстанций должны приниматься к рассмотрению районными судами без всяких исключений, в том числе на предмет проверки компетенции указанных сотрудников.

22.6. Право на квалифицированную юридическую помощь

Признавая право на юридическую помощь неотъемлемой частью права на судебную защиту, государство предоставляет адвокатам ряд гарантий, обеспечивающих эффективность их деятельности. Законом охраняется тайна беседы адвоката с клиентом, установлен особый порядок привлечения адвоката к ответственности. Не допускается и допрос адвоката в качестве свидетеля по обстоятельствам, ставшим ему известными в связи с оказанием юридической помощи. Это правило действует вне зависимости от времени получения адвокатом информации и не ограничивается сведениями, полученными лишь после того, как адвокат был допущен к участию в деле в качестве защитника обвиняемого.

К сожалению, в отчетном году вновь имели место посягательства на перечисленные выше права адвокатов со стороны отдельных сотрудников правоохранительных органов. Тревожат, в частности, не прекращающиеся попытки допросить адвоката в качестве свидетеля по уголовному делу. Как известно, действующее законодательство не позволяет одному и тому же лицу совмещать процессуальные статусы свидетеля и защитника. В силу этого допрос адвоката в качестве свидетеля ведет к его отстранению от процесса в качестве защитника. Важно заметить, что этот сомнительный юридический трюк работает безотказно, даже когда адвокат отказывается от свидетельских показаний, ссылаясь на адвокатскую тайну и интересы своего подзащитного. В этом случае протокол допроса свидетеля заполняется с указанием об отказе адвоката давать показания и подписывать этот документ. После чего незамедлительно выносится постановление об отводе защитника от участия в деле, поскольку он «проходит по нему свидетелем».

В отчетном году адвокат Б. обратился к Уполномоченному с жалобой на систематическое и грубое нарушение конституционного права подзащитных на квалифицированную юридическую помощь должностными лицами Главного следственного управления (ГСУ) при ГУВД г. Москвы, выразившееся в отстранении защитников от участия в деле после их якобы состоявшегося допроса в качестве свидетелей по тому же делу.

Согласно материалам жалобы, адвокат В., представлявший интересы свидетеля по уголовному делу, 13 января 2010 года был вызван следователем для допроса в качестве свидетеля по тому же делу. Несмотря на заявление адвоката о недопустимости его допроса, следователь вынес постановление о производстве привода и оформил протокол его допроса в качестве свидетеля. Которого на самом деле не было, поскольку В. от дачи показаний отказался. В тот же день адвокат В. постановлением следователя был отведен от участия в деле. При этом копия указанного постановления вручена В. не была.

Адвокат С., осуществлявший защиту обвиняемого по тому же уголовному делу, 20 января 2010 года был также вызван для допроса в качестве свидетеля. Через 10 минут после вручения адвокату повестки о вызове на допрос якобы начался сам допрос. Через 15 минут «допрос» был закончен, после чего было немедленно вынесено постановление об отводе С. от участия в деле в качестве защитника на том основании, что он «ранее участвовал в том же деле в качестве свидетеля».

Уточняя распространенность практики допросов адвокатов в рамках того уголовного дела, по которому они оказывают юридическую помощь, Уполномоченный в начале отчетного года направил запрос в Адвокатскую палату г. Москвы. Согласно ответам, полученным от президента Адвокатской палаты г. Москвы и председателя Комиссии по защите профессиональных и социальных прав адвокатов, подобная практика является в г. Москве весьма распространенной. В подтверждение такого вывода был приведен ряд конкретных примеров. Обобщив полученную информацию и дав ей оценку со ссылкой на толкования Конституционного Суда Российской Федерации и Европейского Суда по правам человека, Уполномоченный 19 июля отчетного года направил Заключение руководителю ГСУ при ГУВД г. Москвы.

Через месяц от него поступил ответ, содержавший категорическое отрицание каких-либо нарушений в действиях следствия, а также ссылку на факты состоявшихся допросов. Что действительности не соответствовало, ибо все вызванные на допрос в качестве свидетелей адвокаты от дачи показаний отказались. Со своей стороны, Уполномоченный расценивает ответ руководителя ГСУ при ГУВД г. Москвы как составленный на основе крайне поверхностной проверки информации, изложенной в Заключении.

В целом Уполномоченный считает описанную практику привлечения адвокатов в качестве свидетелей по делам, в которых они участвуют как защитники, чрезвычайно опасной для российского правосудия, тем более принимая во внимание неуклонный рост количества подобных случаев в последние годы. В этой связи Уполномоченный в августе отчетного года обратился к Генеральному прокурору Российской Федерации с просьбой обобщить практику прокурорского надзора за соблюдением прав адвокатов и обсудить результаты такого обобщения на очередном координационном совещании руководителей правоохранительных органов. Согласно ответу Генеральной прокуратуры, «достаточных оснований для проведения соответствующего обобщения не имеется».

В контексте вопроса о соблюдении права на квалифицированную юридическую помощь следует также остановиться на Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10.06.2010 г. № 12 «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участии в нем (ней)». Беспокойство Уполномоченного вызвал пункт 15 этого документа, в котором судам рекомендуется рассматривать оказание в том числе юридической помощи членам преступного сообщества как соучастие в совершении преступления в форме пособничества. Представляется, что подобная формулировка, по сути дела, позволяет привлечь к ответственности адвоката за оказание профессиональных услуг гражданину, подозреваемому в принадлежности к преступному сообществу.

Со своей стороны, Уполномоченный убежден в том, что реализация гражданином своего конституционного права на квалифицированную юридическую помощь не может ставиться в зависимость от тяжести предъявленного ему обвинения или даже от степени доказанности его вины в совершении преступления. Ведь права гарантированы как виновным, так и невиновным в совершении преступления.

23. Право на компенсацию вреда, причиненного государством

Конституция нашей страны гарантирует каждому равное право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями органов государственной власти или их должностных лиц.

На деле, однако, как уже неоднократно отмечал Уполномоченный, это чрезвычайно важное конституционное право не всегда соблюдается. Причем не столько в силу злого умысла или недобросовестности конкретных людей, сколько по причине наличия пробелов или нестыковок в действующем законодательстве.

Типичный пример – положения ст. 242.1 Бюджетного кодекса Российской Федерации, согласно которым компенсация причиненного государством вреда может быть выплачена только лицам, оправданным судом. Но никак не лицам, в отношении которых постановление о прекращении уголовного дела и о возмещении вреда вынесено следователем или прокурором на стадии досудебного производства, что предусмотрено уголовно-процессуальным законодательством. Столь очевидное несовершенство указанной статьи Бюджетного кодекса Российской Федерации прямо ограничивало права многих граждан и не раз становилось поводом для их обращений к Уполномоченному. Который, в свою очередь, счел необходимым обратиться в Конституционный Суд Российской Федерации с жалобой в защиту одного из своих заявителей, гражданки Д.

В начале отчетного года Конституционный Суд своим Постановлением от 02.03.2010 г. № 5-П признал несогласованность между взаимосвязанными положениями частей 2 и 4 ст. 135 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации относительно вынесения следователем, дознавателем не требующего подтверждения в судебном порядке постановления о производстве выплат в целях компенсации имущественного вреда лицам, реабилитированным на стадии досудебного производства по уголовному делу, с одной стороны, и положениями статей 242.1 и 239 Бюджетного кодекса, допускающими взыскание из средств бюджетов Российской Федерации только по судебному акту, – с другой.

Конституционный Суд предписал федеральному законодателю установить непротиворечивый, адекватный правовой механизм возмещения имущественного вреда, причиненного незаконным уголовным преследованием, который обеспечивал бы всем реабилитированным лицам эффективное восстановление в правах посредством правосудия, отвечающего общеправовым требованиям справедливости и равенства. (См. приложение 2.23.1.)

Письмом от 24.03.2010 г. Заместитель Председателя Правительства Российской Федерации сообщил Уполномоченному о начале разработки проекта федерального закона, направленного на реализацию указанного Постановления Конституционного Суда Российской Федерации. В итоге 1 июля отчетного года был принят Федеральный закон № 144-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации», в соответствии с которым реабилитированное лицо вправе обратиться с требованием о возмещении имущественного вреда в суд, постановивший приговор, вынесший постановление, определение о прекращении уголовного дела и (или) уголовного преследования, либо в суд по месту своего жительства, либо в суд по месту нахождения органа, вынесшего постановление о прекращении уголовного дела и (или) уголовного преследования либо об отмене или изменении незаконных или необоснованных решений.

Также в отчетном году завершились успехом многолетние усилия Уполномоченного в защиту права на компенсацию вреда лицам, некогда принудительно выселенным из Крыма. Об этой проблеме Уполномоченный упоминал еще в своем докладе за 2007 год. В течение почти двадцати лет российские органы внутренних дел отказывали в реабилитации лицам указанной категории на том основании, что на момент принятия Закона Российской Федерации от 18.10.1991 г. № 1761-1 «О реабилитации жертв политических репрессий» Крым являлся территорией Украины и ответственность за репрессии, по их мнению, должна была нести Украина, а не Россия.

Считая такую позицию неверной, поскольку на момент применения репрессий Крым входил в состав РСФСР, Уполномоченный не раз обращался в органы внутренних дел в защиту прав граждан указанной категории. Надо сказать, что точка зрения Уполномоченного, как правило, находила подтверждение и в судах общей юрисдикции, рассматривавших жалобы граждан на отказ в реабилитации. Одним словом, вопросы реабилитации принудительно выселенных из Крыма лиц решались, хотя и наиболее трудоемким для них способом, то есть в каждом конкретном случае отдельно, ценой немалых усилий. Больше того, ни одно из вынесенных решений не становилось прецедентом при рассмотрении аналогичных дел. С учетом этого Уполномоченный в 2008 году обратился в Конституционный Суд Российской Федерации с жалобой на нарушение конституционного права репрессированных на возмещение государством вреда, причиненного им незаконными действиями органов государственной власти, в связи с правовой неопределенностью законоположения о понятии «территория Российской Федерации».

В 2009 году Конституционный Суд своими Определениями от 19.02.2009 г. № 135-О-П и от 28.05.2009 г. № 765-О-О признал, что Закон Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий» – без каких-либо исключений – распространяется на граждан Российской Федерации и иных названных в нем лиц, которые начиная с 25 октября (7 ноября) 1917 года подверглись политическим репрессиям на территории Российской Федерации в ее исторических границах (следовательно, в том числе на граждан Российской Федерации, которые в указанный период были принудительно выселены с территории Крымской области, входившей в состав РСФСР до ноября 1954 года).

Упомянутые Определения Конституционного Суда Российской Федерации, которые, как известно, обязательны для всех органов государственной власти, положили конец отнюдь не безупречной практике рассмотрения в органах внутренних дел обращений о реабилитации лиц, принудительно выселенных из Крыма. В докладе за 2009 год уже говорилось о письме Первого заместителя Министра внутренних дел России, согласно которому министерство, руководствуясь позицией Конституционного Суда, направило в информационные центры МВД, ГУВД, УВД субъектов Российской Федерации разъяснения порядка реабилитации лиц, принудительно выселенных из Крыма. Кроме того, в министерстве начата работа по подготовке проекта приказа о внесении соответствующих изменений в Инструкцию о порядке исполнения органами внутренних дел Российской Федерации Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий». Впрочем, как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Поскольку на конец отчетного года указанная Инструкция продолжала существовать в первоначальной редакции, а принудительно выселенные из Крыма граждане России по-прежнему испытывали трудности с получением в органах внутренних дел документов о реабилитации, Уполномоченный в декабре отчетного года обратился к Министру внутренних дел Российской Федерации с просьбой принять меры для незамедлительного приведения Инструкции в соответствие с позицией Конституционного Суда Российской Федерации. Однако в поступившем в январе 2011 года ответе МВД России со ссылкой на разработку проекта Административного регламента по исполнению государственной функции по выдаче справок о реабилитации жертв политических репрессий предложение о внесении изменений в указанную инструкцию было отклонено.

Наряду с приведенными примерами несовершенства действующего законодательства и правоприменительной практики многие нарушения права на компенсацию причиненного государством вреда порождаются порой и простым нежеланием отдельных государственных органов и их должностных лиц соблюдать закон в отношении тех граждан, уголовное преследование которых прекращено по реабилитирующим основаниям.

Постановлением следователя одной из межрайонных прокуратур г. Москвы в 2006 году было прекращено уголовное дело в отношении Б. и С. ввиду непричастности к совершению инкриминированного им преступления, то есть по реабилитирующим основаниям. Следователь в соответствии с требованиями уголовно-процессуального закона (п. 3 ч. 2 ст. 133, ст. 134 УПК РФ) признал в своем постановлении о прекращении уголовного дела право Б. и С. на реабилитацию. Это постановление было отменено Кузьминским межрайонным прокурором по мотивам преждевременности вынесения. Следователь вынес его вновь по тому же реабилитирующему основанию, признав за Б. и С. право на реабилитацию. Однако заместитель Кузьминского межрайонного прокурора 30 мая 2006 года отменил это постановление следователя и взамен вынес свое решение, которым уголовное преследование в отношении Б. и С. прекратил по тому же реабилитирующему основанию, но на их право на реабилитацию не указал. Свое решение прокурор мотивировал наличием самооговора Б. и С., который, как считал прокурор, и стал причиной их уголовного преследования.

Вмешательство Уполномоченного мало изменило эту абсурдную ситуацию: постановления о прекращении в отношении Б. и С. уголовного преследования вновь и вновь выносились следователями и отменялись прокурорами, а с сентября 2007 года – руководителем следственного органа.

Только летом отчетного 2010 года после очередного обращения Уполномоченного к Генеральному прокурору Российской Федерации и к Председателю Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации все незаконные процессуальные решения, вынесенные органами предварительного расследования и прокуратуры, отменены и восстановлено действие постановления следователя от 16 февраля 2006 года, признающее право Б. и С. на реабилитацию. В сентябре отчетного года Кузьминский межрайонный прокурор в полном соответствии с требованиями уголовно-процессуального закона принес Б. и С. от имени государства официальные извинения. Злоключения Б. и С. продолжались свыше четырех лет, которые и они сами, и вовлеченные в волокиту должностные лица могли бы, наверное, провести с большей пользой для себя и для общества. (См. приложение 2.23.2.)

В общем контексте соблюдения в нашей стране конституционного права на компенсацию причиненного государством вреда важным событием стало вступление в силу упомянутого выше Федерального закона «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок».

Нарушение сроков судебного разбирательства, а также длительное неисполнение судебных решений – застарелая болезнь российского правосудия, лечить которую пытаются уже и в Европейском Суде по правам человека. Есть основания надеяться на то, что со вступлением указанного Закона в силу болезнь, наконец, отступит.

24. Право на местное самоуправление

В соответствии с положениями ст. 12, 130 и 131 Конституции Российской Федерации местное самоуправление признается в качестве одной из основ конституционного строя государства, обладает самостоятельностью в пределах своих полномочий и обеспечивает участие граждан в решении вопросов местного значения путем референдумов, выборов и других форм прямого волеизъявления. Как выборные, так и все другие органы местного самоуправления не входят в систему органов государственной власти, то есть в современной терминологии, не являются частью вертикали власти. Этим конституционным положениям корреспондирует ст. 4 Европейской хартии местного самоуправления (15.10.1985 г.), относящая к отличительным признакам местного самоуправления его максимальную приближенность к жителям территориального образования.

Согласно Федеральному закону от 06.10.2003 г. № 131-ФЗ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации», к компетенции органов местного самоуправления отнесены все вопросы повседневной жизни населения территориального образования – жилищные, транспортные, коммунального обслуживания и т.п. Местное самоуправление осуществляется в городских, сельских поселениях, муниципальных районах, городских округах и на внутригородских территориях городов федерального значения.

Нормативная основа права на местное самоуправление, установленная федеральным законодательством, остается, по сути дела, неизменной. Вместе с тем практика применения этого законодательства субъектами Российской Федерации вызывает порой вопросы у граждан, обращающихся за защитой своих прав к Уполномоченному. Речь, прежде всего, о практике изменения границ муниципальных образований без должного учета мнения их жителей, а иногда и вопреки этому мнению.

Конкретизируя конституционные гарантии местного самоуправления и устанавливая общие принципы его организации, Федеральный закон «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» предусматривает, что:

Изменение границ поселений, влекущее отнесение территорий отдельных входящих в их состав населенных пунктов к территориям других поселений, осуществляется с согласия их жителей, выраженного путем голосования, либо на сходах граждан с учетом мнения представительных органов соответствующих поселений (ч. 3 ст. 12);

Преобразование муниципальных образований путем объединения двух и более поселений осуществляется с согласия жителей каждого из поселений, выраженного представительным органом каждого из объединяемых поселений (ч. 3 ст. 13);

Изменение статуса городского поселения в связи с наделением его статусом городского округа либо лишением его статуса городского округа осуществляется законом субъекта Российской Федерации с согласия населения соответствующего городского поселения, мнение которого выявляется путем голосования (ч. 7 ст. 13).

В том же Федеральном законе существует, однако, и ч. 3 ст. 84, согласно которой при несоответствии муниципальных образований ряду критериев законодатель субъекта Российской Федерации обязан обеспечить соответствующие изменения в территориальном устройстве.

Таким образом, один и тот же федеральный закон, с одной стороны, предусматривает право населения согласиться или нет на изменение границ муниципальных образований, с другой – обязывает органы государственной власти эти изменения произвести.

Черту под этой правовой коллизией как будто подвел Конституционный Суд Российской Федерации, который в Определении от 03.04.2007 г. № 171-О-П указал, что положениями абзаца пятого ч. 3 ст. 84 Федерального закона «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» непосредственно не предусматривается необходимость учета мнения населения соответствующих муниципальных образований при принятии органами государственной власти субъектов Российской Федерации ряда решений. Однако эти положения во взаимосвязи со ст. 12 и 13, абзацем первым ч. 3 ст. 83 и абзацем первым ч. 3 ст. 84 также предполагают, что изменение границ территорий и преобразование муниципальных образований осуществляется в общем порядке, предусмотренном ст. 12 и 13, то есть с учетом мнения населения соответствующих территорий. Таким образом, Конституционный Суд подтвердил приоритет права жителей муниципальных образований дать согласие на изменение их границ над интересами государственных органов. Гладко, однако, было только на бумаге.

Летом 2007 года жители микрорайона «Заречный» Щелковского района Московской области обратились к Уполномоченному с жалобой на то, что законы Московской области от 29.12.2004 г. № 200/2004-ОЗ «О статусе и границе городского округа Лосино-Петровский» и от 28.02.2005 г. № 83/2005-ОЗ «О статусе и границах Щелковского муниципального района, вновь образованных в его составе городских и сельских поселений и существующих на территории Щелковского района Московской области муниципальных образований» в части, относящейся к микрорайону «Заречный» (бывший Дом отдыха «Монино»), не предусматривают необходимость получения согласия населения при установлении и изменении границ территорий, в которых осуществляется местное самоуправление.

При изучении материалов жалобы было установлено следующее. Московский областной суд в удовлетворении заявления о признании вышеуказанных законов не действующими отказал на том основании, что имело место не изменение границ муниципального района, а всего лишь их первичное установление. Также суд указал, что в соответствии с абзацем вторым ч. 3 ст. 84 Федерального закона «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» наделение законом субъекта Российской Федерации городских и сельских населенных пунктов, расположенных в границах района, являющегося муниципальным образованием на день вступления в силу переходных положений указанного Федерального закона, статусом городских и сельских поселений, не является изменением границ и преобразованием муниципального района.

Суды вышестоящих инстанций согласились с этим выводом, оставив решение Московского областного суда без изменения.

Со своей стороны, Уполномоченный пришел к выводу о том, что положения оспариваемых законов Московской области фактически исключают возможность осуществления гражданами конституционного права на участие в решении вопросов местного значения, связанных с изменением границ и преобразованием муниципального образования, что нарушает гарантии самостоятельности местного самоуправления, в том числе право граждан на осуществление местного самоуправления, регламентированное ч. 2 ст. 131 Конституции Российской Федерации и ст. 5 Европейской хартии местного самоуправления. В этой связи Уполномоченный обратился к Председателю Верховного Суда Российской Федерации с ходатайством о пересмотре в порядке надзора судебных актов по настоящему делу.

В 2008 году заместитель Председателя Верховного Суда Российской Федерации сообщил Уполномоченному о том, что оспариваемые законы Московской области никаких прав заявителей на осуществление местного самоуправления не нарушают и вопросы организации местного самоуправления на территории муниципальных образований не регулируют.

Таким образом, по мнению заместителя Председателя Верховного Суда Российской Федерации, установление и изменение границ указанных муниципальных образований не является установлением и изменением их границ, требующим согласия их жителей.

Впрочем, приведенный пример того, как власти субъекта Российской Федерации, прибегая к правовой эквилибристике, ограничивают право граждан на местное самоуправление, не дает полной картины. Порой и сами граждане склонны упрощенно толковать свое право соглашаться на изменение границ муниципальных образований, игнорируя установленные законом формы выявления мнения населения.

Так, в еще в 2007 году к Уполномоченному поступило обращение гражданки Ш., жительницы одного из поселков Липецкой области. Заявитель сообщила о том, что власти Липецкой области игнорируют мнение жителей поселка о включении его в границы Липецкого городского округа. В ходе проверки выяснилось, что согласие жителей поселка на включение его в состав Липецкого городского округа в установленной законом форме получено не было. Последняя, как известно, предполагает, что в муниципальных образованиях, где проживает свыше 100 граждан, обладающих избирательным правом, мнение населения определяется путем голосования в порядке, установленном для проведения местного референдума. Что в данном случае сделано не было. Подробные разъяснения на этот счет были направлены заявительнице.

25. Взаимодействие с уполномоченными по правам человека в субъектах Российской Федерации

В отчетном году уполномоченные по правам человека появились еще в семи субъектах Российской Федерации – в Забайкальском крае, в Кировской, Ленинградской, Псковской, Томской и Челябинской областях, а также в Ханты-Мансийском автономном округе. В самом начале 2011 года были назначены уполномоченные по правам человека в Воронежской и Ивановской областях. Таким образом, на момент подписания настоящего доклада региональные уполномоченные по правам человека имелись в 60 субъектах Российской Федерации. Еще в 8 субъектах Российской Федерации – в республиках Марий Эл, Тыва и Хакасия, в Костромской, Оренбургской и Тюменской областях, в Чукотском автономном округе и в Еврейской автономной области приняты законы об уполномоченном по правам человека, однако сами уполномоченные пока не назначены.

Федеральный конституционный закон «Об Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации», как известно, оставляет вопрос об учреждении аналогичной должности уполномоченного по правам человека в субъекте Российской Федерации на усмотрение его законодателя. Иными словами, каждый субъект Российской Федерации может, но не обязан, создавать собственный институт уполномоченного по правам человека. С учетом этого обстоятельства приведенная статистика вселяет осторожный оптимизм, позволяя говорить о том, что уже в 68 субъектах Российской Федерации учреждение должности уполномоченного по правам человека стало осознанной необходимостью. Особенно отрадно то, что в целом ряде случаев отмеченный процесс является отражением не только зрелости государственных органов конкретных субъектов Российской Федерации, но и активной позиции представителей гражданского общества.

Характерен в этом смысле пример Челябинской области, где в последнее время широко обсуждался вопрос о создании института регионального уполномоченного по правам человека. В отчетном году по инициативе межрегионального фонда «ГОЛОС-Урал» этот вопрос был вынесен на обсуждение представительного «круглого стола». За создание института уполномоченного по правам человека высказались общественные организации, а также областная Общественная палата.

В итоге, в августе отчетного года был принят Закон «Об Уполномоченном по правам человека в Челябинской области», в соответствии с которым уже в сентябре того же года назначен и сам Уполномоченный.

Все сказанное отнюдь не побуждает федерального Уполномоченного изменить свою неоднократно высказывавшуюся точку зрения о том, что Федеральный конституционный закон «Об Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации» должен предусматривать императивное учреждение должности регионального уполномоченного по правам человека во всех субъектах Российской Федерации. И дело не только в том, что в противном случае гражданам не обеспечивается равенство возможностей защиты своих прав и свобод на всей территории нашей страны. Нельзя забывать и о том, что в отдельных субъектах Российской Федерации органы государственной власти принципиально не приемлют саму мысль об учреждении института уполномоченного по правам человека, видимо, по причине его прописанной в законе независимости.

Процесс становления института региональных уполномоченных идет не всегда и не везде просто. Отчасти это, конечно, связано с психологией человеческих и деловых отношений, опирающихся на присущие некоторым регионам традиции единоначалия, гораздо более сильные и заметные, чем в столицах. В таких условиях региональным уполномоченным приходится выстраивать эти отношения, памятуя о том, что отстоять права человека, ни в чем не полемизируя с местным начальством или, наоборот, находясь с ним в перманентном конфликте, – одинаково невозможно. Во втором случае уполномоченный рискует вообще потерять работу, как это произошло в отчетном году с Уполномоченным по правам человека в Ненецком автономном округе, который был освобожден от своих обязанностей решением Собрания депутатов округа. (Последним, судя по всему, не пошел впрок опыт их коллег из Законодательного Собрания г. Санкт-Петербурга, годом раньше отрешивших от должности своего Уполномоченного по правам человека, в действиях которого Верховный Суд Российской Федерации впоследствии не нашел каких-либо нарушений.)

Трудности в работе региональных уполномоченных связаны также и с недостаточной урегулированностью их правового статуса на федеральном уровне. Некоторая парадоксальность ситуации состоит в том, что, с одной стороны, сфера ответственности регионального уполномоченного включает всю территорию субъекта Российской Федерации, а с другой стороны, его компетенция распространяется только на государственные и муниципальные органы самого субъекта. Действующие на территории субъекта Российской Федерации региональные подразделения федеральных органов власти находятся в исключительном ведении Российской Федерации. Поступающие к региональному уполномоченному жалобы на их действия могут быть разрешены фактически только на основе личной договоренности с их руководителями, а не на незыблемой основе закона. Выход из положения можно найти, например, передав жалобу по принадлежности, то есть на рассмотрение федеральному Уполномоченному. Во многих случаях так и приходится поступать, что, однако, усложняет и порой непредсказуемо удлиняет процедуру ее рассмотрения.

Нельзя вместе с тем не отметить, что, принимая законы, регулирующие деятельность «своих» уполномоченных по правам человека, законодатели субъектов Российской Федерации зачастую неправомерно руководствуются положениями Федерального конституционного закона «Об Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации», наделяя их полномочиями, предоставленными только федеральному Уполномоченному (в том числе процессуальными правами в уголовном и гражданском судопроизводстве и правом на обращение к федеральным органам государственной власти), что закономерно подвергается опротестованию органами прокуратуры Российской Федерации.

Вообще говоря, отмеченная выше недостаточная урегулированность их правового статуса на федеральном уровне нередко серьезно дезориентирует региональных уполномоченных. В итоге кто-то из них, опасаясь выйти за пределы своего законного мандата, проявляет нерешительность. Кто-то, наоборот, толкует свою компетенцию широко и вольно, например, претендуя на роль защитника прав представителей титульного народа своей республики на всей территории Российской Федерации и даже за границей. Между тем и чересчур узкая и неправомерно широкая интерпретация своего мандата отдельными региональными уполномоченными, по-видимому, проистекает именно из недостаточной урегулированности их правового статуса.

В конце отчетного года к депутатам Государственной Думы и к федеральному Уполномоченному поступило обращение Волгоградской областной Думы, содержавшее предложение о разработке и принятии федерального закона об основах деятельности уполномоченных по правам человека в субъекте Российской Федерации, который определил бы формы их взаимодействия с правоохранительными и судебными органами, территориальными подразделениями федеральных органов исполнительной власти, федеральными структурами и Уполномоченным по правам человека в Российской Федерации, гарантии их независимости и самостоятельности, а также недопустимости вмешательства в их правозащитную деятельность. (См. приложение 2.25.1.)

В настоящее время учреждение должности уполномоченного по правам человека в субъекте Российской Федерации и регулирование его деятельности осуществляется в соответствии со ст. 5 ФКЗ «Об Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации». Вместе с тем согласно требованиям п. «б» ч. 1 ст. 72 и ч. 2 ст. 76 Конституции Российской Федерации защита прав и свобод человека и гражданина находится в совместном ведении Российской Федерации и субъектов Российской Федерации. В силу этого регулирование деятельности уполномоченных по правам человека в субъекте Российской Федерации не может осуществляться только законодательством субъектов Российской Федерации и предполагает принятие соответствующего закона на федеральном уровне.

Федеральный Уполномоченный, поддержав указанную инициативу Волгоградской областной Думы, обратился к Председателю Государственной Думы с предложением о создании рабочей группы для подготовки искомого законопроекта. Федеральный Уполномоченный предложил также дополнить Федеральный конституционный закон «Об Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации» главой, регулирующей его компетенцию по обеспечению единства государственной защиты прав и свобод человека и гражданина на территории Российской Федерации в рамках взаимодействия с уполномоченными по правам человека в субъектах Российской Федерации. При этом порядок назначения на должность и освобождения от должности уполномоченных по правам человека в субъектах Российской Федерации, а также их полномочия должны устанавливаться законом субъекта Российской Федерации, принимаемым в соответствии с предложенным федеральным законом.

Кроме того, представляется, что в этом федеральном законе должна быть закреплена процедура рассмотрения адресованных им жалоб. С одной стороны, это вполне согласовывалось бы с положениями международных документов, в которых акцентируется особая процедура проверки независимым и беспристрастным омбудсманом (уполномоченным) сведений, содержащихся в жалобах заявителей в связи с предполагаемым нарушением их прав государственными и муниципальными органами и их должностными лицами. С другой стороны, это устранило бы некоторые противоречия, возникающие в связи с действием Федерального закона от 02.05.2006 г. № 59-ФЗ «О порядке рассмотрения обращений граждан Российской Федерации». В связи с тем, что этот Закон не распространяется на обращения граждан, подлежащих рассмотрению в порядке, установленном только федеральными конституционными законами и федеральными законами, в сферу его применения попадает и деятельность региональных уполномоченных по правам человека. Однако, как уже отмечалось выше, механизм рассмотрения уполномоченными по правам человека в субъектах Российской Федерации жалоб заявителей иной и не дублирует формы и методы работы с обращениями граждан, предусмотренными для государственных органов, органов местного самоуправления и должностных лиц, в порядке, установленном Федеральным законом «О порядке рассмотрения обращений граждан Российской Федерации».

Процесс учреждения должности уполномоченного по правам человека в субъектах Российской Федерации еще не закончился, а параллельный процесс учреждения должности уполномоченного по правам ребенка в субъектах Российской Федерации уже начался в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 01.09.2009 г. № 986 «Об Уполномоченном при Президенте Российской Федерации по правам ребенка». Динамика обоих процессов такова, что в отдельных субъектах Российской Федерации уполномоченные по правам ребенка могут, похоже, появиться раньше, чем уполномоченные по правам человека. Что, наверное, стало бы некоторым парадоксом.

Не вдаваясь в общие рассуждения о сравнительных достоинствах и недостатках двух моделей государственной правозащиты – «универсальной», осуществляемой в настоящее время уполномоченными по правам человека, и «специализированной», опирающейся на уполномоченных по правам лиц отдельных возрастных, профессиональных и социальных групп, хотелось бы высказать ряд принципиальных соображений по существу проблемы.

Защита прав и свобод человека по самой своей природе едина и неделима. В силу этого универсальные и специализированные институты государственной правозащиты могут хорошо дополнять друг друга лишь при условии тесного взаимодействия между собой. Вопрос о том, в какой форме должно осуществляться такое взаимодействие, по большому счету, вторичен. В одних субъектах Российской Федерации уполномоченные по правам ребенка уже работают в аппарате уполномоченных по правам человека, являясь их заместителями. Другие же субъекты Российской Федерации, возможно, предпочтут учредить должность уполномоченного по правам ребенка вне аппарата уполномоченного по правам человека. Если они могут позволить себе содержать два правозащитных аппарата вместо одного, нет проблем. В любом случае залог успеха государственных правозащитных институтов – в их эффективном взаимодействии друг с другом, а равно и с гражданским обществом.

Размышляя о перспективах совместной работы уполномоченных по правам человека и уполномоченных по правам ребенка, нельзя не обратить внимание на то, что в настоящее время их правовой статус неодинаков. Первые работают на основе соответствующих федерального и региональных законов, оставаясь независимыми и неподотчетными государственным органам и должностным лицам. Вторые – как правило, государственные служащие высокого ранга, привилегией независимости и неподотчетности, естественно, не обладают. В целом же институт уполномоченного по правам ребенка, видимо, нуждается в дальнейшем законодательном уточнении.

По установившейся традиции наиболее острые из общих для всех уполномоченных по правам человека вопросов выносятся на совместное обсуждение в рамках их координационного органа – Координационного совета Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, уполномоченных по правам человека в субъектах Российской Федерации. Заседания Координационного совета обычно созываются два раза в году, как правило, в г. Москве. В отчетном году первое такое заседание состоялось в апреле. На нем были рассмотрены вопросы оказания бесплатной юридической помощи населению, роста тарифов на услуги адвокатов и нотариусов, проведения судебной экспертизы и др. В работе заседания принял участие Министр юстиции Российской Федерации. Второе заседание было, как обычно, приурочено ко Дню прав человека, отмечаемому во всем мире ежегодно 10 декабря. Участники заседания обсудили вопросы реформирования системы исполнения наказаний в Российской Федерации и соблюдения прав человека в местах принудительного содержания. Состоялся обмен мнениями по таким конкретным аспектам указанных вопросов, как применение к осужденным необоснованного физического и психологического насилия, условия содержания под стражей, а также изменения меры пресечения для лиц, страдающих тяжелыми заболеваниями, организации медицинской помощи в местах принудительного содержания. Был также рассмотрен вопрос соблюдения социальных прав сотрудников ФСИН России. В работе заседания принял участие директор Федеральной службы исполнения наказаний.

Еще одной формой сотрудничества федерального и региональных уполномоченных по правам человека является обмен информацией по правозащитной тематике, в частности, по вопросам законодательного регулирования прав и свобод человека. Предпринятый в отчетном году в рамках этой работы анализ регионального законодательства, регулирующего деятельность уполномоченных по правам человека в субъектах Российской Федерации, показал, что только 16 из 58 уполномоченных наделены правом законодательной инициативы. Те же, кто такого права не имеет, могут участвовать в совершенствовании законодательства о правах и свободах человека только путем весьма громоздкой процедуры обращения со своими предложениями к субъектам права законодательной инициативы.

С недавних пор информация о нарушениях прав и свобод человека, обусловленных несовершенством законодательства Российской Федерации, направляется региональными уполномоченными и в Центр мониторинга права, созданный при Совете Федерации. В доклады Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации 2008 и 2009 года «О состоянии законодательства в Российской Федерации» вошли разделы, целиком подготовленные на основе информации, собранной и проанализированной российскими уполномоченными по правам человека.

26. О награждении медалью Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации

В целях поощрения подвижнической деятельности в области защиты прав и свобод человека учреждена медаль Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации «Спешите делать добро». Согласно утвержденному 18 июля 2005 года Положению о медали, ею могут быть награждены граждане России и других государств (индивидуально или в группе), а также общественные организации. Критериями присуждения медали являются самоотверженность, героизм и мужество, проявленные в ситуации реальной угрозы правам человека, поступки, совершаемые по воле сердца, порой за гранью возможного.

Представления к награждению медалью вносят правозащитные и любые другие общественные организации, уполномоченные по правам человека в субъектах Российской Федерации, Экспертный совет при Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации, министерства и ведомства Российской Федерации.

Решения о награждении принимаются специально созданной Комиссией и утверждаются Уполномоченным по правам человека в Российской Федерации.

Награждение производится ежегодно 10 декабря – в день принятия Всеобщей Декларации прав человека.

В отчетном году медали «Спешите делать добро» были удостоены:

Памфилова Элла Александровна, одна из самых известных в России женщин-политиков.

Э.А. Памфилова была народным депутатом СССР, членом Верховного Совета СССР, Министром социальной защиты населения Российской Федерации, депутатом Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации.

В 2002 году Элла Александровна возглавила Комиссию по правам человека при Президенте Российской Федерации, а с ноября 2004 по июль 2010 года являлась председателем Совета при Президенте Российской Федерации по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека. Самоотверженной работой на этих высоких постах она внесла огромный вклад в дело становления гражданского общества в России. Честный, самоотверженный и искренний человек, Э.А. Памфилова известна своими яркими выступлениями и смелыми инициативами.

Вейнгольд Юрий Юлианович, профессор философии Белгородского государственного технологического университета им. В.Г. Шухова, заслуженный деятель науки Российской Федерации, Почетный член (академик) Международной академии наук высшей школы, действительный член Академии социальных наук.

Юрий Юлианович – главный редактор восьмитомной Книги памяти жертв политических репрессий Белгородской области и их родственников. В издании собраны копии ранее не публиковавшихся документов, множество сохранившихся фотографий и ценная информация о репрессированных. Этот инициированный Ю.Ю. Вейнгольдом труд крайне важен для нынешнего поколения граждан России как покаяние живущих и как дань памяти безвинным жертвам тоталитаризма.

Турчина Светлана Викторовна , председатель Кабардино-Балкарского отделения Общероссийской общественной благотворительной организации инвалидов – жертв политических репрессий «Российская ассоциация жертв незаконных политических репрессий».

Лафишева Нина Измайловна , преподаватель математики Кабардино-Балкарского государственного университета.

В 2000 году по инициативе Светланы Викторовны была начата работа по сбору информации для Книги Памяти. Самое активное участие в этой работе принимала Нина Измайловна, благодаря подвижническим усилиям которой в архиве Управления Федеральной службы безопасности по Кабардино-Балкарской Республике найдены сотни важных документов, позволивших вернуть из небытия имена незаслуженно пострадавших людей.

Косорез Ольга Ноевна, юрист, одна из лучших специалистов в области законодательства о реабилитации жертв политических репрессий.

С конца 80-х годов и по настоящее время Ольга Ноевна регулярно проводит юридические консультации в Общественной приемной для жертв политических репрессий («Мемориал») и в других общественных организациях, оказывает консультативную помощь жертвам репрессий и членам их семей по вопросам реабилитации не только россиянам, но и нашим бывшим соотечественникам в странах СНГ. О.Н. Косорез принимала активнейшее участие в разработке Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий» и последующих поправок к нему. На общественных началах много раз выступала в судебных инстанциях в качестве представителя интересов пострадавших от государственного террора. Многие сотни жертв репрессий смогли восстановить свои права благодаря непосредственной помощи О.Н. Косорез, тысячам людей помогла ее работа по совершенствованию законодательства и настойчивость в борьбе против подзаконных актов, нарушающих права жертв репрессий.

Несмотря на почтенный возраст, О.Н. Косорез и сегодня неутомимо продолжает свою подвижническую деятельность.

Протоиерей отец Анатолий (Денисов), 25 лет служит в приходе с. Брейтово на берегу Рыбинского водохранилища. По его инициативе в приходе была освящена часовня в память о всех затопленных монастырях и храмах древней Мологи, а также погибших людях, патриотах своей малой родины, которые при строительстве Рыбинского и Угличского гидроузлов в 1947 году ушли под воду, не пожелав покинуть родные дома.

И по сей день во время отлива на берегах Рыбинского водохранилища появляются человеческие останки, которые отец Анатолий вместе с группой добровольцев готовят к погребению на городском кладбище.

Отец Анатолий заботится не только об ушедших. Он видит свой долг и в заботе о живых. Он организовал автобус для ребятишек, который возит их на богослужение в воскресную школу (в с. Брейтово и Прозорово). В с. Брейтово почти готов старческий дом, рядом заложен сад. При богадельне отец Анатолий организует благотворительную столовую.

Баранов Михаил Николаевич, с 1984 годаработает в органах милиции, являясь помощником участкового в ОВД по Скопинскому району Рязанской области.

Личные качества Михаила Николаевича проявились в роковую ночь с 28 на 29 июля 2010 года, когда жителей лесных деревень Зарановские Выселки и Ураково Рязанской области штурмовал стихийный пожар. М.Н. Баранов организовал эвакуацию людей и вместе с другими добровольцами двое суток отстаивал деревенские дома и постройки. Общими усилиями деревни спасли.

Резанов Алексей Валентинович, тракторист из Верхней Вереи Нижегородской области, спасший во время перекинувшегося из леса на родное село пожара 20 односельчан.

Когда на село обрушился самый настоящий огненный смерч, Алексей Валентинович вместе с пожарными какое-то время пытался бороться с огнем. Когда же стало ясно, что стихия берет верх, он на своем тракторе с прицепом отправился в деревню, где подбирал обезумевших от ужаса односельчан. В какой-то момент огонь обогнал трактор. Мужественному трактористу пришлось прорываться сквозь огонь. Все погорельцы были спасены.

Локтюшев Максим Павлович, девятиклассник из с. Новотроицкое Сухобузимского района Красноярского края, спас двух несовершеннолетних детей во время пожара в жилом доме.

4 февраля 2010 года в селе из-за детской шалости загорелся двухквартирный брусовой дом. До приезда пожарных подоспевшие на помощь взрослые закидывали пылающий дом снегом и разбивали в окнах стекла, надеясь проникнуть внутрь и спасти детей. Дедушка пострадавших ребятишек первым проник в полную едкого дыма квартиру, но через несколько минут выскочил оттуда, найти детей ему не удалось. Максим о пожаре узнал от своей матери. Не раздумывая, Максим бросился на помощь, проник в горящую квартиру через окно и спустя несколько минут вытащил забившегося от страха под кровать мальчика, а чуть позже его едва не задохнувшуюся сестру.

За проявленный героизм и отвагу при спасении детей на пожаре Всероссийское добровольное пожарное общество наградило Максима Локтюшева медалью «За доблесть и отвагу на пожаре».

Кроме того, Почетными грамотами Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации были награждены:

Группа милосердия «Старость в радость» . Деятельность этой группы волонтеров охватывает 50 домов престарелых в Брянской, Калужской, Московской, Нижегородской, Новгородской, Псковской, Тверской, Тульской и других областях. Цель волонтеров – помочь одиноким старикам почувствовать, что они не одни, отвлечь их от тяжёлых мыслей.

Олескина Елизавета Александровна , идейный вдохновитель волонтерской группы «Старость в радость», за свою деятельность была представлена к медали Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации «Спешите делать добро», но сочла неправильным награждение только ее одной и, отказавшись от медали, попросила отметить работу всех членов группы. Уважая эту просьбу, Уполномоченный вручил свои Почетные грамоты всем волонтерам.

Полушкина Наталья Иосифовна, директор автономной некоммерческой организации «Центр социально-психологической помощи детям-сиротам и детям, оставшимся без попечения родителей «Ради будущего» – за активную жизненную позицию, за внедрение социально-значимых программ и проектов, направленных на защиту ребенка.

Дернова Нина Ивановна, преподаватель Нижегородского (Горьковского) педагогического института им. Горького – за большой вклад в развитие и формирование Нижегородского областного отделения Общероссийского общественного благотворительного фонда «Российский детский фонд».

Васильева Наталья Васильевна, председатель исполнительного Совета Псковской областной общественной организации «Независимый социальный женский центр» – за создание социального центра для женщин и женщин с детьми, оказавшимися в кризисной ситуации.

Заключение

В своей повседневной работе в отчетном году Уполномоченный в полном соответствии с Конституцией и законом стремился реализовывать две свои главные функции.

Во-первых, быть чем-то вроде адвоката российских граждан, отстаивая их основные права и свободы перед лицом государства, его органов самого различного уровня.

Во-вторых, делать это таким образом, чтобы, содействуя решению проблем, не обострять отношения по линии «гражданин – государство», а, напротив, снижать накал страстей, повышать уровень терпимости и конструктивного взаимодействия. Ведь хорошо известно, что рост напряженности и нетерпимости создает больше новых проблем, чем разрешает старые. После бурного и шумного конфликта в доме остается лишь разбитая посуда. И наивные надежды на то, что из осколков как-то и когда-то удастся склеить более красивый, чем прежде, сервиз.

Хотелось бы напомнить, что в короткой истории новой России не было, пожалуй, ни одного сколько-нибудь продолжительного периода, не отягощенного острейшей полемикой о месте и роли государства. Которое, по нашей давней традиции, принято либо винить во всех бедах и проблемах, либо воспринимать как нечто сакральное, недоступное для понимания и потому в принципе не подлежащее критике. Как и всякая крайность оба эти подхода вызывают немалые сомнения с позиций обычной логики. Еще хуже, однако, то, что в данном конкретном случае они выглядят как упражнение в коллективной безответственности. Ведь государство – это не просто совокупность органов власти. Государство – это все мы, народ России, формирующий свое государство. Каким станет государство, зависит, в конечном счете, от нас самих, от нашей мудрости, честности, активности и принципиальности.

Подводя итоги отчетного года в преддверии череды грядущих выборов, нельзя, например, не выразить озабоченность широко распространенным равнодушием к ним со стороны весьма значительной части российских избирателей. Те, кто склонен винить во всем государство, на выборы идти не желают: они ведь «знают», что государство их непременно обманет. Для тех же, кто государство обожествляет, выборы уже, похоже, превратились в ненужный ритуал: зачем голосовать, если и так все хорошо, правильно и незыблемо. Так, совместными усилиями хулителей и обожателей нынешнего государства выхолащивается сама суть важнейшего конституционного права избирать и быть избранным.

Много копий было сломано в отчетном году по вопросу о реализации конституционной свободы собраний. Борьба за нее оказалась поучительной не только потому, что власть и активисты гражданского общества начали, как будто, находить взаимопонимание. Не менее поучительно и то, что в процессе этой борьбы была наглядно продемонстрирована несостоятельность крайних точек зрения. Носители одной из них отвергали саму идею диалога с властью, принципиально отказываясь от участия в согласованных с ней публичных мероприятиях. Тем временем приверженцы другой точки зрения зачастую пытались обременить естественное и очевидное конституционное право унизительными условиями. Очень хорошо, что в отчетном году крайности эти удалось (хотя и не полностью и не без проблем) сблизить.

Среди других внушающих осторожный оптимизм итогов отчетного года – заметное сокращение количества поступивших к Уполномоченному жалоб на нарушение трудовых прав. Объясняется ли этот феномен стечением обстоятельств или отражает реальную стабилизацию экономики страны, ставшую возможной благодаря энергичной работе Правительства Российской Федерации, оценивать преждевременно. В любом случае Уполномоченный не готов согласиться с теми, кто утверждает, что жалоб этой категории стало меньше просто потому, что люди устали их писать.

Впервые за все годы своей работы Уполномоченный оказался не в силах помочь ни одному из граждан Российской Федерации, обратившихся к нему в связи с нарушением их прав на территории стран СНГ. Констатируя этот прискорбный факт, Уполномоченный не склонен предъявлять особые претензии консульским учреждениям Российской Федерации, которые ему случалось не раз критиковать в прошлые годы. Работники этих учреждений, как правило, в курсе злоключений наших соотечественников, поддерживают с ними связь и в целом делают все, что могут. Не их вина в том, что проблема защиты прав граждан Российской Федерации в странах СНГ вышла, похоже, на более высокий, системный и политический уровень. И, видимо, нуждается в рассмотрении политическим руководством нашей страны.

В заключение Уполномоченный хотел бы кратко остановиться на вопросах своего взаимодействия с государственными органами Российской Федерации. Два года назад по инициативе Председателя Правительства Российской Федерации все министерства и ведомства, о действиях или бездействии которых было упомянуто в докладе Уполномоченного за 2008 год, подготовили свои развернутые ответы на его критику и предложения. Считая такую форму сотрудничества с государственными органами чрезвычайно плодотворной, Уполномоченный хотел бы выразить заинтересованность в ее возобновлении в наступившем 2011 году.

Уполномоченный по правам человека

в Российской Федерации

В защите семейных и всех других прав наибольшее значение имеет ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод "Право на справедливое судебное разбирательство".

Статья 6 Европейской конвенции является самой применяемой нормой в практике рассмотрения дел Европейским судом по правам человека, а право на справедливое судебное разбирательство занимает важное, даже особое, место в решениях Суда.

Его иногда называют правом на надлежащее отправление правосудия.

Европейское право толкует шестую статью Конвенции в широком смысле, поскольку содержащаяся в ней норма имеет принципиальное значение для утверждения правового общества. Основой справедливого судебного разбирательства служит доступ к процедуре со всеми атрибутами судебного контроля, причем такой доступ должен быть реальным, а не формальным.

Право на обращение в суд не является абсолютным, оно может подлежать ограничениям. Однако, как и все ограничения на права, гарантируемые Конвенцией, они не должны устанавливать лимит на соответствующие права или уменьшать их объем таким образом, чтобы был нанесен ущерб самой их сущности. Более того, такие ограничения должны преследовать законную цель и быть разумно соразмерными преследуемой цели. Таким образом, Европейский суд исходит из того, что право на справедливый суд - это прежде всего "право на суд".

Необходимо отметить, что право на справедливое судебное разбирательство устанавливает гарантии для частных лиц, а не для государств - членов Совета Европы. Это означает, что Европейский суд не будет рассматривать жалобу на нарушение гарантий справедливого судебного разбирательства, которые нанесли ущерб государству либо при гражданском судебном разбирательстве, либо в уголовном процессе.

По смыслу ст. 6 Европейской конвенции право на справедливое судебное разбирательство занимает столь важное место в демократическом обществе, что п. 1 ст. 6 не подлежит ограничительному толкованию. В нем перечисляются некоторые составные части справедливого судебного разбирательства, главной из которых является возможность для любого человека восстановить нарушенное право с помощью специальной процедуры, включая судебный контроль. Государство в определенных случаях его не может ограничить или устранить.

Статья 6 Конвенции гарантирует право на справедливое и публичное разбирательство при определении гражданских прав и обязанностей индивидуума или при предъявлении ему любого уголовного обвинения. Такое положение означает, что предметом рассмотрения Европейского суда может быть нарушение прав человека как по любому уголовному делу, так и по гражданскому делу, в основе которого лежит определение гражданских прав и обязанностей.

Общие требования справедливости судебного разбирательства:

1. "...справедливое и публичное разбирательство дела..."

Под публичным разбирательством следует понимать то, что не допускается закрытое слушание дела без серьезных на то оснований, которые не подлежат расширительному толкованию: "Судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут не допускаться на судебные заседания в течение всего процесса или его части по соображениям морали, общественного порядка или государственной безопасности в демократическом обществе, а также когда того требуют интересы несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или - в той мере, в какой это, по мнению суда, строго необходимо, - при особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы правосудия".

Основную трудность составляет толкование термина "справедливое разбирательство", и определение этого понятия из самого текста статьи не столь очевидно. Прежде всего речь идет о соблюдении принципа презумпции невиновности и перечня минимальных гарантий справедливого судебного разбирательства, содержащегося в подп. "а" - "е" п. 3 ст. 6. Кроме того, следует привести примеры очевидной несправедливости при оценке доказательств национальными судами. К ним относятся случаи, когда одни доказательства (например, обвиняющие) безосновательно принимаются за достоверные, а другие, противоположные (оправдывающие), игнорируются, замалчиваются или бездоказательно отвергаются с голословной ссылкой на то, что такие доказательства приведены "с целью уйти от ответственности". В таких случаях Европейский суд может пойти столь далеко, чтобы сделать вывод о "двойных стандартах" при оценке доказательств судом. "Двойной стандарт" - всегда атрибут несправедливости.

Кроме того, понятие справедливого суда нельзя рассматривать в отрыве от требований соблюдения равенства сторон в процессе. К требованию справедливости относится и возможность обвиняемого непосредственно участвовать в разбирательстве и иметь возможность оспорить показания свидетелей обвинения. Отсутствие мотивированности в решении суда также может быть расценено как нарушение требования о справедливости судебного разбирательства.

"...в разумный срок..."

Из сложившейся практики Европейского суда основными критериями разумности сроков судебного разбирательства являются: сложность дела - объемность и многоэпизодность; число инстанций, задействованных при рассмотрении дела; поведение сторон и государственных органов; степень организованности работы суда. Заявитель должен помнить, что если затягивание судебного разбирательства происходило полностью или в значительной мере по его вине, то государство не будет нести ответственность за нарушение принципа разумного срока.

3. "...независимым и беспристрастным судом..."

Существуют четыре основных критерия независимости и беспристрастности суда, включающие и субъективные, и объективные признаки. Они выработаны практикой Европейского суда:

Порядок назначения судей и порядок лишения их полномочий;

Продолжительность их полномочий, достаточный срок полномочий судей в условиях несменяемости или так называемый принцип "десятилетней гарантии";

Наличие гарантий против внешних обстоятельств - комплекс мер безопасности судьи, включая механизмы обеспечения неприкосновенности судей, степень материальной обеспеченности судьи и т.п.;

Внешний фактор независимости судьи, формы проявления отправления правосудия - внешний вид судей, атрибуты судебного присутствия, их поведение в отношении участников процесса и прочие внешние проявления судебной власти.

4. "...судом, созданным на основании закона..."

Смысл этого требования состоит в том, что суд должен быть учрежден на основании закона и функционировать согласно закону. Организация и отправление правосудия должны осуществляться в соответствии с теми правилами, на основании которых учреждается судебный орган. Состав суда должен соответствовать требованиям, предусмотренным правилами судопроизводства, а установление нарушений в порядке назначения судей дает основание заявлять о рассмотрении дела незаконным составом суда. Так, если в рассмотрении дела принимал участие судья, не назначенный в соответствии с установленной процедурой, или коллегия присяжных заседателей была назначена без предварительного опубликования списков кандидатов в присяжные, как того требует закон, то следует признать, что судебное разбирательство осуществляется судом, созданным не на основании закона.

Во многих отношениях Европейский суд усовершенствовал право на справедливое судебное разбирательство, установив в качестве косвенных требований "справедливого разбирательства" ряд гарантий или условий, которые прямо не указаны в Конвенции. Одним из таких обязательств является обязанность судов давать обоснования своим решениям. Суды должны "указать с достаточной ясностью основания, на которых базируется их решение".

Другим требованием "справедливого судебного разбирательства", установленным прецедентным правом Европейского суда, является принцип "равенства сил", который предполагает, что "каждой стороне должна быть предоставлена разумная возможность представить свою версию по делу при условии, что это не ставит ее в значительно менее выгодное положение vis-a-vis к ее оппонентам".

Помимо вышеперечисленных составляющих права на справедливое судебное разбирательство, Суд в своих решениях отмечал и иные обстоятельства, лишающие смысла ст. 6 Европейской конвенции. Применительно к российской практике речь идет о неисполнении судебных решений (Бурдов против России), а также о нарушении принципа правовой стабильности в результате действия системы надзора в ее дореформенном виде (Рябых против России). Если ситуация по второму вопросу изменилась после принятия новых процессуальных кодексов и приблизилась к стандартам Европейского суда, то проблема неисполнения принятых судебных решений является системной проблемой российского правосудия. Больше половины дел, коммуницированных российскому Правительству, касаются неисполнения государством судебных решений. Европейский суд толкует эту ситуацию таким образом, что в данном случае нарушается ст. 6 Конвенции, потому что, хотя формально лицу обеспечивается право на доступ в суд, судебные решения не исполняются, и, соответственно, реального доступа в суд у него нет. В связи с этим необходимо обратить внимание на важный момент толкования Конвенции, который красной нитью проходит через всю практику Европейского суда. Европейский суд старается толковать Конвенцию таким образом, чтобы права, записанные в Конвенции, обеспечивались эффективно. Не просто формально должно существовать право на доступ в суд, но суд действительно должен быть доступен.

Право на справедливое разбирательство дела

(статья 6 и статьи 2, 3 и 4 Протокола № 7)

Общие положения

Согласно преамбуле к Конвенции, одним из основных элементов общего наследия, принадлежащего европейским странам, является верховенство закона, один из многочисленных аспектов которого связан с ролью независимых и беспристрастных судов, действующих в рамках правовой системы. Эта роль находит свое отражение в статье 5, где право на свободу защищено гарантиями личной неприкосновенности, но основные положения содержатся в статье 6, которая предусматривает надлежащее отправление правосудия. Цель статьи 6 состоит в том, чтобы обеспечить отправление правосудия посредством разбирательства дела в суде. Этот принцип сформулирован в первом пункте, который содержит общие положения, касающиеся процедуры рассмотрения гражданских и уголовных дел, с тем чтобы обеспечить справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Два последующих пункта особо касаются уголовных дел и устанавливают ряд конкретных случаев применения принципа справедливого разбирательства дела. Однако эти положения нельзя считать исчерпывающими. Кроме того, положения первого пункта могут иметь последствия, отличные от тех, которые определены в пунктах 2 и 3. Помимо этого, в статьях 2, 3 и 4 Протокола N 7 содержатся некоторые новые положения, дополняющие статью 6 Конвенции в отношении прав индивида, против которого возбуждено уголовное судопроизводство. Этот протокол был учрежден в рамках усилий, направленных на приведение Конвенции в большее соответствие с документами Организации Объединенных Наций.

Подобно статье 5, статья 6 Конвенции касается вопросов отправления правосудия в контексте как гражданских, так и уголовных дел. С самого начала важно понять, что надлежащее отправление правосудия имеет два аспекта: институциональный (т. е. независимость и беспристрастность суда) и процедурный (т, е. справедливый характер разбирательства дела). Подобно статье 5, статья 6 также создает для Высоких Договаривающихся Сторон скорее обязательство действовать, чем обязательство, которое, по крайней мере частично, требует от государства воздерживаться от вмешательства в осуществление индивидом какого-либо из его прав. Для соблюдения этого утвердительного обязательства государства-участники Конвенции должны создать и обеспечить функционирование институциональных инфраструктур, необходимых для надлежащего отправления правосудия, а также обнародовать и осуществлять законы и положения, гарантирующие беспристрастный и справедливый характер самого судебного разбирательства. Поскольку статья 6 связана со структурой данного государства, а значит, косвенно - с конституционными принципами, выходящими за рамки защиты прав личности, важно помнить о том, что эта статья тем не менее защищает права индивида, который является субъектом судебного разбирательства в качестве одной из его сторон. Другие его участники, например судьи, обвинители или жертвы, не могут претендовать на самостоятельные права согласно статье 6.

Статья 6 Конвенции гарантирует право индивида при определении его гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении любого предъявленного ему уголовного обвинения на справедливое и публичное разбирательство дела. По этой статье Конвенции жалоб, связанных с ведением дел, возникает больше, чем по какой-либо другой ее статье.

Статья 6 гласит следующее:

1. Каждый имеет право при определении его гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявленного ему, на справедливое публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут не допускаться на все судебное разбирательство или его часть по соображениям морали, общественного порядка или национальной безопасности в демократическом обществе, а также если это требуется в интересах несовершеннолетних, или для защиты частной жизни сторон, или - в той мере, в какой это, по мнению суда, совершенно необходимо - при особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы правосудия.

2. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в соответствии с законом.

3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:

a. быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявляемого ему обвинения;

b. иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты;

c. защищать себя лично или посредством выбранного им самим защитника или, если у него нет достаточных средств для оплаты услуг защитника, защитник должен быть ему предоставлен бесплатно, когда того требуют интересы правосудия;

d. допрашивать показывающих против свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, а также иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, какие существуют для свидетелей, показывающих прошв него;

е. пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на этом языке. Первый пункт применяется в отношении как гражданского, так и уголовного судопроизводства, в то время как второй и третий пункты применяются только в отношении уголовных дел. Комиссия и Суд толкуют эту статью широко на том основании, что гарантируемые права имеют основополагающее значение для функционирования демократии.

В демократическом обществе по смыслу Конвенции право на справедливое отправление правосудия занимает столь видное место, что ограничительное толкование пункта 1 статьи 6 не соответствовало бы цели и задаче этого положения 1 .

Пункт 2 статьи 6, гарантирующий презумпцию невиновности, представляет собой основное исключение из этого правила; обычно Комиссия и Суд толкуют это положение достаточно ограничительным образом.

Пункт 1 статьи 6: общие положения

Широкая сфера охвата пункта 1 статьи 6 означает, что это положение разрабатывалось в качестве универсального для исков, которые явно не подпадают под действие других положений Конвенции. Кроме того, нередко заявители выдвигают претензии в соответствии с этим положением в связи с претензиями, предусмотренными другими статьями Конвенции, в тех случаях, когда заявитель желает оспорить не только существо решения, принятого в отношении одного из его прав, подлежащих защите, но и процедуры, которые использовались при выработке такого решения. Даже в рамках самой статьи 6 ни заявитель, ни предусмотренные Конвенцией органы сами не могут характеризовать претензии как относящиеся к конкретным положениям пунктов 2 или 3; вместо этого они заявляют, что имело место общее нарушение права на справедливое разбирательство дела, что создает самую широкую основу для пересмотра. Эти факторы, наряду с некоторой неопределенностью сферы охвата двух выражений - «гражданские права и обязанности» и «уголовное обвинение», - привели к выработке довольно аморфного свода норм прецедентного права в соответствии со статьей 6. В этой связи в ходе дальнейшего рассмотрения будет предпринята попытка подвести определенную структуру под имеющийся материал, с тем чтобы если не обеспечить исчерпывающее рассмотрение каждого дела, возбужденного в соответствии с этой статьей, то хотя бы помочь сделать этот материал более доступным.

Сфера применения пункта 1 статьи 6:

доступ в суд

В пункте 1 статьи 6 содержится перечень некоторых элементов, входящих в понятие справедливого отправления правосудия. В определенной степени этот пункт можно рассматривать как содержащий общие характеристики судебных учреждений и общее определение широких параметров, по которым в конечном счете можно судить о справедливости того или иного судебного разбирательства. Однако, прежде чем сделать такую оценку, индивид должен в первую очередь иметь возможность добиться судебного разбирательства его дела. Европейский суд по правам человека рассмотрел несколько дел, в которых речь шла об обеспечении возможности рассмотрения дела того или иного индивида в суде.

Существует две группы дел, по которым Европейская комиссия и Европейский суд по правам человека рассматривают вопрос доступа в суд в соответствии с пунктом 1 статьи 6. Первая группа охватывает дела, связанные с опротестованием отказа в праве обращения в суд в процессе рассмотрения некоторых видов гражданских дел национальными судами или органами административной юстиции. Ко второй группе относятся претензии, выдвигаемые в связи с тем, что обременительные расходы или сложные процедуры в действительности делают обращение в суд невозможным при всей формальной доступности последнего.

В делах о предполагаемом нарушении права на доступ в суд речь идет об одном важном принципе, который заключается в том, что государство не может ограничить или отменить судебный контроль в определенных сферах или в отношении определенных категорий лиц. Ряд серьезных дел, связанных с опротестованием применяемой государством практики, был возбужден заключенными. По делу Голдер письма заключенного солиситору и в Европейскую комиссию по правам человека, имевшие целью возбудить гражданский иск о клевете в отношении тюремного надзирателя, необоснованно обвинившего его в подстрекательстве к тюремным беспорядкам, подверглись цензуре и были задержаны тюремной администрацией. Европейский суд по правам человека определил нарушение его права на переписку в соответствии со статьей 8, а также права на доступ в суд в соответствии с пунктом 1 статьи 6 2 . По делу Кэмпбелл и Фел заключенным, обвиненным в дисциплинарных правонарушениях в связи с участием в сидячей забастовке, было отказано в просьбе проконсультироваться с солиситором. В конечном итоге они получили доступ к солиситору, однако им было разрешено проконсультироваться с ним только в присутствии и в пределах слышимости сотрудника тюремной администрации. Выявив нарушение пункта 1 статьи 6, Европейский суд по правам человека постановил, что отсутствие конфиденциальных контактов между адвокатом и клиентом равносильно нарушению права на доступ в суд 3 .

По делу Филис инженер утверждал, что в результате действия Греческого королевского указа о предоставлении одной из профессиональных ассоциаций исключительной компетенции возбуждать судебное разбирательство с целью взыскания жалованья, подлежащего выплате инженерам, он был лишен возможности возбудить судебный спор самостоятельно и тем самым было нарушено его право на доступ в суд. Европейский суд с этим согласился 4 . А по делу Святые монастыри несколько монастырей, которые не подписали соглашение, заключенное другими монастырями и церковными органами с греческим государством о передаче государству презюмируемых прав собственности на принадлежащую им недвижимость, и разрешающее опротестование дальнейших Ограничений на пользование этой оставшейся после передачи прав собственностью только тем церковным органам, которые являются сторонами соглашения, поставили под вопрос законность невозможности оспаривания такого презюмирования или последующих решений в отношении пользования такой собственностью. В то же время монастыри, не являющиеся сторонами соглашения, в вопросах защиты своих прав в отношении собственности, не подлежащей передаче государству, целиком зависели от греческой православной церкви. Определив нарушение, Европейский суд по правам человека сделал следующее замечание:

Предусмотренное пунктом 1 раздела 1 лишение их какой-либо дальнейшей возможности подать жалобу в компетентный суд на греческое государство, третьи стороны или саму греческую церковь в отношении их прав собственности или хотя бы вмешаться в такое судебное разбирательство наносит ущерб самому существу их «права на доступ в суд» 5 .

Оба эти дела касаются защиты права на беспрепятственное пользование собственностью, гарантируемое статьей 1 Протокола № 1. По делу Киган отец внебрачного ребенка заявил, что усыновление его ребенка без его предварительного уведомления или согласия представляет собой нарушение его права на уважение его семейной жизни в соответствии со статьей 8 Конвенции и что отсутствие в ирландском законодательстве прав в отношении процедуры усыновления или оспаривания усыновления его ребенка является нарушением его права на доступ в суд. Европейский суд по правам человека согласился с этим 6 .

Другой важный принцип, определяющий содержание пункта 1 статьи 6, заключается в том, что доступ в ту или иную судебную инстанцию должен быть не только формальным, но и реальным. Комиссия и Суд применяли этот принцип при рассмотрении нескольких дел, касающихся различных аспектов права на доступ в судебные инстанции. По двум делам заявители утверждали, что расходы на судебное разбирательство, связанное с защитой прав, гарантируемых Конвенцией, являются нарушением их права на доступ в судебные инстанции. По делу Эйри Суд счел, что отказ предоставить правовую помощь неимущей женщине, добивавшейся постановления суда о раздельном жительстве с мужем, который грубо обращался с ней, представляло собой нарушение ее права на доступ в судебные инстанции в соответствии с пунктом 1 статьи 6 7 . По делу Толстой-Милославский заявитель утверждал, что осуществление его права апелляции было обусловлено отправлением им по почте в течение четырнадцати дней 124900 фунтов стерлингов в качестве гарантии покрытия расходов противной стороны, в результате чего он фактически был лишен доступа в апелляционный суд. Ссылаясь на свое прецедентное право, касающееся этого вопроса, но при этом не имея в виду судебное решение по делу Эйри, Суд постановил, что государство не превысило своих полномочий, обусловив таким образом осуществление заявителем его права апелляции 8 . Суд рассмотрел другие средства, которые, хотя и не связаны с финансовым статусом заявителя, в действительности препятствуют осуществлению индивидом его пращ на доступ в судебные инстанции. По делу Жуффр де ля Прадель Суд счел, что чрезвычайно сложное административное производство, применяемое при определении собственности как представляющей «исключительную эстетическую ценность», фактически лишило заявителя возможности обратиться в суд. Суд, ссылаясь на дело Филис, сделал следующее заявление:

Суд вновь подтверждает, что «право обратиться в суд», закрепленное в статье 6, не является абсолютным. Оно может ограничиваться, но эти ограничения не должны затруднять или ограничивать доступ индивида таким образом или в такой степени, чтобы это наносило ущерб самому существу этого права 9 .

По данному делу Суд определил нарушение права доступа в судебные инстанции в соответствии с пунктом 1 статьи 6.

Хотя до сих пор дела, касающиеся права доступа в судебные инстанции, страсбургские органы рассматривали только в контексте судебных процессов по гражданским делам, в которых право доступа активно осуществляет индивид, не менее важен такой доступ и для надлежащего ведения уголовных дел, поскольку он обеспечивает защиту в случае определения уголовного обвинения органом, не отвечающим стандартам, предусмотренным статьей 6.

Общие понятия и концепции, содержащиеся в статье 6

Некоторые понятия и концепции, сформулированные в первом пункте статьи 6, являются общими как для гражданского, так и для уголовного судопроизводства. Если понятия «определение», «публичное разбирательство дела», «разумный срок», а также «независимый и беспристрастный суд» являются сравнительно легкими для понимания, то некоторые концепции, появившиеся в рамках прецедентного права, понять, вероятно, труднее. Например, критерии определения «справедливости» разбирательства дела охватывают ряд субъективных элементов, включая понятие «равенство исходных возможностей». В этой связи следует рассмотреть эти общие понятия и концепции, прежде чем переходить к тем, которые определены более узко.

Определение (гражданского права, или обязательства, или уголовного обвинения)

Согласно пункту 1 статьи 6 в понятие «определение» прав или обвинений входят два основных элемента. Во-первых, они подразумевают непременное наличие некой формы судебного контроля за любым вопросом, относящимся к этим категориям, и, во-вторых, правомочность органа, контролирующего этот вопрос, выносить окончательное, обязательное для исполнения решение. Можно предположить, что зачастую труднее установить эти элементы в контексте гражданского судопроизводства, в рамках которого определенную роль может играть ряд административных или квазисудебных органов, чем в уголовном контексте, где процедуры осуждения, вынесения приговора и исчерпания процессов обжалования обычно четко определены внутренним правом.

Каждое государство-участник Конвенции должно в рамках своей юрисдикции гарантировать каждому право на рассмотрение в суде затрагивающих его гражданских и уголовных вопросов с помощью производства, имеющего атрибуты судебной формы контроля 10 . По ряду дел оспаривалось ведение административного производства как не отвечающее этому требованию. Комиссия и Суд пришли к выводу, что-либо органы, принимающие первоначальные решения, должны соблюдать процедурные требования пункта 1 статьи 6, либо их решения должны подвергаться последующему контролю судебного органа, который призван обеспечивать их соблюдение. Однако по делу Ле Конт, Ван Лёвен и Де Мейер Суд предоставил государству некоторую свободу для определения гражданских исков с помощью административного производства 11:

Требования гибкости и действенности, которые полностью совместимы с защитой прав человека, могут оправдывать предшествующее вмешательство административных или профессиональных органов и тем более судебных органов, которые не во всем отвечают упомянутым требованиям...

Суд уточнил предельные рамки этой позиции при рассмотрении дела Альбер и Ле Конт:

Конвенция предусматривает наличие по крайней мере одной из двух следующих систем: либо судебные органы сами соблюдают требования пункта 1 статьи 6, либо соблюдают их не полностью, но подлежат последующему контролю со стороны судебного органа, который обладает всей полнотой полномочий и на деле обеспечивает соблюдение гарантий, предусмотренных пунктом 1 статьи 6 12 .

Однако Комиссия и Суд согласились с тем, что административные органы, надлежащим образом осуществляющие судебное усмотрение, в процессе оценки могут пользоваться значительной свободой в той мере, в какой они отвечают существенным требованиям статьи 6 13 . Судебная практика, связанная с применением Конвенции, свидетельствует о том, что по большей части Комиссия и Суд обычно не пересматривают внутренних решений по существу конкретного дела. Иными словами, страсбургские органы занимаются вопросами отказа в правах, гарантируемых статьей 6, а не недовольством того или иного индивида административным или судебным решением.

Суды или другие органы, осуществляющие судебные функции, должны быть правомочны выносить определения по тому или иному вопросу, По делам У, О, Б, X и Р 14 несколько родителей опротестовали действующую в Соединенном Королевстве практику решения вопросов, касающихся доступа к детям и опеки над ними. Часть их претензий была связана с отсутствием правомочий английских судов, ответственных за такие дела, пересматривать их по существу; их юрисдикция сводилась к контролю за надлежащим ведением процессов принятия решений административными органами, решения которых по существу не могут быть оспорены. Европейский суд по правам человека усмотрел в этих делах нарушение пункта 1 статьи 6. Суд также постановил, что принимаемые конституционными судами решения по существу того или иного дела могут рассматриваться как «определения» по смыслу статьи 6, но судебное решение относительно соответствия принимаемых внутренними еудами решений конституционному праву в качестве такового рассматриваться не может. По делу Шрамек Суд определил, что ограничение юрисдикции конституционного суда только контролем на предмет соответствия конституционному праву решения суда по сделкам с собственностью, ответственного за утверждение контрактов на покупку участка земли, представляло собой нарушение прав заявителя, предусмотренных пунктом 1 статьи 6 15 .

На начальном этапе своей деятельности Суд заявил, что понятие «определение» не подразумевает, что именно оно является основным элементом данного судебного разбирательства, для такого определения решающую роль играет только исход этого разбирательства. Утверждение этого принципа имело место при рассмотрении дела Рингайзен, которое касалось ведения судебного разбирательства с целью определения передачи прав на сельскохозяйственную собственность 16 . Суд вновь подтвердил требование о том, что постановление должно иметь характер решения при рассмотрении дела Фейд, суть которого сводилась к жалобе заявителей на то, что в результате официального расследования осуществления ими некоторых деловых операций и публикации доклада об итогах этого расследования было нарушено их гражданское право на уважение чести и репутации. Не выявив никакого нарушения, Суд согласился с тем, что такое гражданское право существует, однако уточнил характер «определения»:

Результат судебного разбирательства, о котором идет речь, должен непосредственно иметь характер решения в отношении такого права или обязательства, а просто слабые увязки или отдаленные последствия недостаточны для приведения в действие пункта 1 статьи 6 17 .

Поскольку некоторые цели расследования касались проведения деловых операций и были связаны с заинтересованностью общественности в надлежащем ведении таких операций, по данному делу не было вынесено определения относительно какого-либо права, которым бы обладали заявители.

Как отмечалось выше, зачастую легче установить случаи определения уголовного обвинения, чем это имеет место в отношении гражданского спора. По делу Делькур Европейский суд по правам человека рассматривал сферу «определения уголовного обвинения» в контексте Судебного разбирательства на уровне кассационного суда:

В действительности уголовное обвинение «определяется» только после вынесения окончательного вердикта об оправдании или осуждении. Уголовное судопроизводство представляет собой единое целое и обычно должно заканчиваться вынесением обязательного для исполнения решения. Кассационное производство является одним из особых этапов уголовного судопроизводства, и его последствия могут оказаться решающими для обвиняемого. Поэтому не следует думать, что кассационное производство не относится к сфере применения пункта 1 статьи 6 18 .

Прекращение судебного преследования или отклонение уголовного дела не ставит автоматически под сомнение рассмотрение жалобы в соответствии со статьей 6, особенно если судопроизводство нанесло какой-либо ущерб интересам обвиняемого 19 .

Статья 6 не предусматривает право обжалования осуждения или приговора по уголовному делу. Однако такое право гарантируется статьей 2 Протокола № 7. Тем не менее судебная практика по статье 6 свидетельствует о том, что при наличии права обжалования уголовное обвинение считается «определенным» только после исчерпания прав обжалования на всех уровнях.

Публичное разбирательство дела

Судебная практика, касающаяся этого положения пункта 1 статьи 6, не очень богата. Отчасти это объясняется тем, что сфера применения права на гласность более четко определена, чем другие аспекты права на справедливое судебное разбирательство дела. Публичное судопроизводство отвечает интересам не только сторон, но и широкой общественности, обеспечивая доверие к системе отправления правосудия.

По нескольким делам Суд постановил, что принцип гласности должен в полной мере соблюдаться, по крайней мере в отношении существа дела, в случае отсутствия одного из соображений, упомянутых в пункте 1 статьи 6, согласно которому при определенных обстоятельствах публика может не допускаться на заседания. Имеется в виду, что требование обеспечения гласности судебного разбирательства отвечает интересам отдельной стороны. По делу Де Мур заявитель жаловался на то, как велось разбирательство его дела в Совете адвокатов в связи с рассмотрением его заявления о приеме в качестве адвоката-практиканта. Суд, в частности, постановил, что оснований для проведения закрытого разбирательства этого дела или неразглашения решения Совета адвокатов не было 20 . Нет нужды объявлять о предстоящем слушании, достаточно обеспечить фактический доступ публики в зал заседания 21 . Однако исключения возможны в тех случаях, когда этот принцип противоречит другим всесторонне обоснованным интересам. Эти соображения перечислены в оговорке об исключениях, содержащейся в пункте 1 статьи 6:

Пресса и публика могут допускаться на все судебное разбирательство или его часть по соображениям морали, общественного порядка или национальной безопасности в демократическом обществе, а также если это требуется в интересах несовершеннолетних, или для защиты частной жизни сторон, или - в той мере, в какой это, по мнению суда, совершенно необходимо - при особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы правосудия.

В то же время и явно без какого-либо исключения в ней говорится о том, что «судебное решение объявляется публично». Иными словами, даже если по соображениям морали или национальной безопасности суд не должен допускать прессу и публику на все судебное разбирательство или его часть, его результат должен быть предан гласности. Требование публичного объявления не должно исключать письменного оформления судебного решения, если это решение доводится до сведения как сторон, так и публики.

Требование гласности, казалось, не вызывало особых проблем до тех пор, пока не возник ряд дел, по которым национальный суд высшей инстанции применял процессуальные нормы только в письменном виде. В связи с этим Суд в своих решениях подтвердил вышеизложенное мнение, согласно которому оговорку «объявляется публично» необязательно толковать буквально. Однако непринятие мер с целью опубликования судебного решения означает нарушение пункта 1 статьи 6 22 . По делу Ле Конт, Ван Лёвен и Де Мейер Суд подчеркнул принцип предоставления права на публичное разбирательство дела, но указал на возможность прямого или по умолчанию отказа от этого права. Он заявил, что «ведение дисциплинарного производства подобного рода за закрытыми дверями не противоречит Конвенции при условии согласия соответствующего лица» 23 .

По делу Кэмпбелл и Фел Суд счел, что правительство-ответчик может не допускать публику и прессу на дисциплинарное производство, проводимое в тюрьмах, по соображениям «общественного порядка и безопасности». Наряду с проблемами безопасности, связанными с допуском публики в тюремные помещения, он также подчеркнул, что в случае проведения судебного разбирательства за пределами тюрьмы аналогичные проблемы возникли бы в связи с перевозкой заключенного и обеспечением его присутствия на заседании. Однако в связи с тем, что не было предпринято никаких усилий для опубликования судебного решения, имело место нарушение пункта 1 статьи 6 24 .

В последние годы Европейский суд по правам человека признал, что концепция «публичного разбирательства дела», предусмотренная пунктом 1 статьи 6, охватывает также право на устное разбирательство по крайней мере на уровне первой инстанции 25 . В частности, если то или иное лицо конкретно ходатайствует о проведении устного разбирательства и отсутствуют какие-либо исключительные обстоятельства, которые могли бы обосновать отказ в проведении такого разбирательства, понятие "публичное разбирательство" согласно пункту 1 статьи 6 включает право на устное разбирательство 26 . Однако если то или иное лицо не ходатайствует о проведении устного разбирательства, то можно считать, что он отказывается от этого права, возлагая в первую очередь на внутренний суд задачу оценки того, поднимает ли данный спор вопросы, представляющие интерес для общественности, что могло бы сделать необходимым проведение такого разбирательства 27 .

По делам, связанным с защитой частной жизни сторон, за исключением дел, затрагивающих интересы несовершеннолетних, как представляется, решения о рассмотрении этого вопроса за закрытыми дверями должны приниматься только в том случае, если есть основания полагать, что стороны действительно понимают значение такой защиты. Гласность разбирательства дела может быть одним из средств защиты для данного индивида, о чем свидетельствует опыт других стран, но она также может нанести весьма большой ущерб, особенно когда средства массовой информации уделяют внимание наиболее громким делам. Тем не менее жалобы заявителей по поводу гласности и допуска прессы на разбирательство, как правило, объявляются неприемлемыми 28 .

Разумный срок

Одним из самых распространенных оснований для установления факта нарушения статьи 6 является то, что продолжительность судебного разбирательства выходит за пределы «разумного срока». Требование обеспечивать разумные темпы судебного разбирательства весьма важно для уголовных дел, особенно если обвиняемый содержится под стражей. В отношении таких дел пункт 1 статьи 6 дополняет требование, касающееся права «на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда», гарантируемого пунктом 3 статьи 5. Содержание понятия «разумная продолжительность» определяется характером самого дела. Основополагающий принцип этого правила в полной мере отражает поговорка: «Правосудие должно вершиться вовремя». Период, о котором идет речь в статье 6, охватывает не только время до начала суда, но и общую продолжительность судебного разбирательства, включая возможное обжалование в вышестоящем суде, вплоть до Верховного суда или другого высшего судебного органа. С точки зрения темпов рассмотрения судебных дел, равно как и принятой продолжительности содержания под стражей, между европейскими странами существуют весьма значительные различия. В гражданских спорах инициатива начала и продолжения разбирательства может исходить от сторон, и потому обязанность государства обеспечивать разбирательство дела в разумные сроки является менее очевидной. Однако судебная практика Комиссии и Суда свидетельствует о многочисленных случаях нарушения статьи 6 и в процессе гражданского судопроизводства, хотя для каждой области характерны свои стандарты. В этой связи важно иметь в виду, что многие дела, связанные с определением гражданских прав и обязанностей, рассматривают органы административной юстиции, такие, как суды по трудовым спорам, советы по районированию и другие органы, регулирующие вопросы землепользования 29 . Ряд судебных решений по Италии, относящихся к 80-м годам, подтверждают тот факт, что проблема медленной работы судов далеко не решена, несмотря на контроль, осуществляемый органами Конвенции в течение нескольких десятилетий. Да и самим этим органам далеко не всегда удается принимать решения в разумные сроки, и этот факт часто подвергается суровой критике. Хорошей иллюстрацией такого положения является дело Претто и других, на которое итальянские суды потратили шесть лет, а органы Конвенции - следующие шесть. Суд, в отличие от Комиссии, в конечном итоге постановил, что национальные суды работали не так уж медленно 30 .

Как отмечалось выше, предусмотренное пунктом 1 статьи 6 понятие «разумный срок» является субъективным и может быть различным применительно к гражданским и уголовным делам. В контексте уголовных дел Суд установил, что этот период начинается с момента «вручения индивиду компетентным органом официального уведомления об обвинении его в совершении уголовного преступления» или когда «положение [подозреваемого] оказывается значительно затронутым». Та же норма действует при определении того, следует ли считать, что данному лицу было предъявлено обвинение в уголовном преступлении 31 . Суд отверг доводы правительства о том, что отсутствие надлежащих кадров или трудности общего административного характера является достаточным основанием для несоблюдения разумного срока 32 .

Общая продолжительность разбирательства является, несомненно, объективным фактом при условии, что известны обе временные точки. Но при определении разумного характера необходимо учитывать другие факторы. Комиссия и Суд исходят из следующих критериев:

a. сложность данного дела;

b. последствия несоблюдения разумного срока для заявителя;

c. оперативность работы соответствующих органов;

d. собственное поведение заявителей.

Сложность дела

Определение степени сложности того или иного дела связано как с фактическими, так и с правовыми аспектами: характер и серьезность связанных с ним вопросов или преступлений; количество вопросов или уголовных преступлений, рассматриваемых в рамках одного дела; удаленность, с точки зрения расстояния и времени, между рассматриваемыми событиями или фактами и процессом судопроизводства; количество свидетелей и другие аналогичные проблемы, возникающие в связи со сбором свидетельских показаний. Только при наличии весьма серьезных оснований правительство может рассчитывать на успех, ссылаясь на сложность того или иного дела, с тем чтобы опровергнуть жалобы на то, что при проведении данного судебного разбирательства имело место нарушение предусмотренного пунктом 1 статьи 6 положения о разумном сроке. Например, наличие нескольких сторон в данном разбирательстве не является основанием для автоматического отнесения его к категории особо сложных. Нередко при вынесении решения относительно чрезмерной продолжительности судебного разбирательства Комиссия и Суд рассматривают фактор сложности в связи с оперативностью работы соответствующих органов или поведением заявителя либо обоими этими факторами. До настоящего времени самым длительным уголовным судопроизводством, которое было признано приемлемым с точки зрения пункта 1 статьи 6, является одно из самых первых дел - дело Ноймайстер, судебное разбирательство которого продолжалось более семи лет и при этом не было вынесено окончательного определения по обвинению. Суд счел это дело чрезвычайно сложным и потому не усмотрел факта нарушения 33 .

Последствия несоблюдения разумного срока для заявителя

Вторым фактором, который Комиссия и Суд принимают во внимание при определении того, имело ли место нарушение положения, предусмотренного пунктом 1 статьи 6, относительно продолжительности судебного разбирательства, являются последствия несоблюдения разумного срока для заявителя. Как правило, органы Конвенции применяют более жесткие требования в отношении уголовного судопроизводства, поскольку часто бывает так, что ко времени направления заявителем своего ходатайства в Комиссию он в течение определенного времени уже содержится под стражей, и, разумеется, даже после вынесения окончательного определения по его делу, ему может грозить дальнейшее содержание под стражей. Окончательное определение в рамках гражданского судопроизводства, напротив, может не иметь столь серьезных последствий для заявителя. Например, по ряду дел Суд вынес определение, что правительство не превысило рамки своих полномочий, ограничив беспрепятственное пользование собственностью, подлежащей защите согласно статье 1 Протокола № 1, но постановил, что процедуры, с помощью которых такие решения были приняты, привели к нарушению предусмотренного пунктом 1 статьи 6 требования о соблюдении разумного срока. Единственное серьезное исключение из практики предоставления правительству большей гибкости в гражданском судопроизводстве по сравнению с уголовным имеет под собой весьма веские основания: речь идет о разбирательстве исков о компенсации, возбуждаемых лицами, ставшими носителями ВИЧ-инфекции в результате переливания не прошедшей проверки крови. Комиссия и Суд выявили нарушения по ряду дел, когда такое разбирательство длилось от двух до пяти лет 34 .

Выбор редакции