Тюремная «пресс хата»: что это и зачем. Зачем нужна «пресс-хата» в российской тюрьме
Пресс-хаты
В пресс-хатах на заключенных оказывают физическое воздействие. Такие хаты могут существовать в каждом СИЗО и ИВС. По словам некоторых, пресс-хаты – это испытание, которое может выдержать далеко не каждый. Но нужно быть справедливым – просто так в пресс-хату никого не отправляют. Мне довелось видеть клиентов, которые проходили через эту страшную процедуру.
– Сейчас трудно сказать, почему именно меня направили в пресс-хату. Может, потому, что я оказал (вернее, попытался оказать) сопротивление при аресте и при обыске на моей квартире. Может, из-за общего негативного отношения ко мне оперов и следаков. Во всяком случае, когда меня привезли на первый допрос, который проводили сначала опера, то наши отношения сразу не сложились. Допрос они вели без протокола, и их интересовало, где я прятал оружие и где скрываются остальные мои люди. Но я не ответил ни на один вопрос, и это просто привело их в ярость. Затем пришел следак, начал вести протокол, но на вопросы отвечать я отказался, сославшись на то, что показания буду давать на суде. Следователь только зло прошипел, мол, не таких крутых обламывали. Сразу после окончания допросов меня перевели в ИВС и поместили в отдельную камеру. Я вначале даже обрадовался, что буду коротать время один. Но потом, когда внимательно огляделся и заметил, что в хате полностью отсутствуют постельные принадлежности, а на потолке расположен достаточно массивный крюк, то понял, что угодил в пресс-хату, ведь подобные крюки запрещены в обычных камерах. Вообще-то на физическую силу я не жалуюсь, борьбой раньше занимался, но почувствовал я себя хреново.
Вечером дверь в камеру открылась, вошли несколько ментов. У двоих были резиновые дубинки, а один держал наручники. Не успел я даже встать, как получил сильный удар по голове, от которого сразу упал. Затем удары посыпались один за другим, я только успевал закрывать лицо руками, так как били меня одновременно двумя дубинками. Мне сразу разбили лицо, и сильно потекла кровь. Тогда они прекратили бить по голове, и подвесили меня на крюк руками вверх. Затем стали бить дубинками по пяткам. Боль была сильная, а закрыться у меня не было возможности. Такая экзекуция продолжалась минут двадцать – тридцать. Меня еле живого опустили вниз, облили ведром холодной воды и перенесли в другую камеру. Примерно три дня я приходил в себя. А когда появился следователь, я стал ему жаловаться, написал даже заявление о факте моего избиения. Он на это сказал, что избили меня в камере другие заключенные.
Многие сокамерники, когда узнали о пресс-хате, говорили, что, мол, мне еще повезло: иногда менты практикуют вызов заключенных по разным отделениям милиции, где имеются свои ИВС, а там либо сами избивают, либо поручают это сделать сокамерникам.
Что касается официальных заявлений об избиении сотрудниками милиции задержанных или подследственных, то, как показывает практика, такие дела просто не возбуждаются, за редким исключением. Может, сейчас, когда следственные изоляторы перейдут в ведение Министерства юстиции, картина изменится. Время покажет.
А пока испытаний на долю заключенных выпадает более чем достаточно. Жизнь в СИЗО целиком зависит от администрации, от следователя, который ведет дело. Если, скажем, необходимо какое-то воздействие на заключенного, то следователь может направить его не только в пресс-хату, но и в хату, где сидят «петухи», в хату, где «синие» – отъявленные представители уголовного мира, особенно если подследственный относится к новой волне братков.
В СИЗО практикуется также смена камер и режимов. Только человек начинает более-менее привыкать к «жильцам» камеры и укреплять свой авторитет, как его тут же переправляют в другую камеру. И там все начинается по новой: опять испытания, притирки, конфликты – и так до бесконечности.
Иногда следователь специально, чтобы «отсечь» подследственного от его адвоката, переводит его якобы для выполнения следственных действий в какой-либо ИВС.
Когда я поступал в Московскую городскую коллегию адвокатов, один маститый адвокат прекрасно сказал: «Вы знаете, адвокат – единственный человек, который способен противостоять всей системе, которая направлена против вашего клиента». На самом деле не секрет, что оперативники, работники милиции, следователи, тюрьма, суды, а впоследствии и зона настроены против заключенного. И сила, на которую он может опереться, – только адвокат. Но адвокат – один, а против него – вся система.
Здравствуйте! Я приговорен к пожизненному лишению свободы. Вину свою не признал ни на предварительном следствии, ни в суде, за что получил ЗЧМТ (закрытая черепно-мозговая травма. - Прим. ред.), травму глаза, в результате которых левый глаз ослеп, а на правом зрение снизилось до 10%). Срок наказания отбываю в пос. Харп Приуральского р-на ЯНАО, ФБУ ИК-18.
В настоящее время содержусь в ФБУ ИЗ-54/1 г. Новосибирска, куда доставлен для проведения следственных действий, и имею возможность обратиться к Вам с данной проблемой, так как из ИК-18 корреспонденция такого рода не отправляется.
В ИК-18 я был доставлен в августе 2008 г. В январе 2009 г. меня вывозили в Москву на рассмотрение надзорной жалобы, откуда возвратился в апреле 2009 г., и тут началось… Подошла моя очередь для «разработки». Я был помещен в одну камеру с особо опасным рецидивистом Ж., который из прожитых 36 лет 20 провел за решеткой. В процессе разговоров Ж. у меня потихоньку выспрашивал об убийствах, о которых мне известно, в г. Брянске (где я проживал) и которые не раскрыты, которые являются «громкими» и вызывают большой интерес у правоохранительных органов. Через некоторое время меня вызвал оперативный работник подполковник внутренней службы С. и предложил мне написать явки с повинной о всех рассказанных мной преступлениях, при этом указать всех соучастников преступлений. На мой отказ С. отреагировал очень спокойно, сказав: «Ну иди, как надумаешь писать - скажешь, я дам тебе бланки».
После моего возвращения в камеру Ж. стал открыто принуждать меня к написанию явок с повинной, используя всякого рода угрозы, оскорбления и унижения. На прием к С. Ж. ходил ежедневно, мои же заявления о переводе меня на одиночное содержание оставались без ответа. В один из дней Ж. пришел с приема от С. и сообщил, что если завтра не будет явки, то я поеду «кататься» по камерам, для начала по дурачкам и «опущенным», потом в «пресс-хату», где меня будут круглосуточно избивать, потом к «петухам-шведам», где меня будут «трахать» 24 часа в сутки, но все равно я буду писать все, что мне скажут.
Я отказался, и на следующий день меня перевели в камеру к психбольному, через день к осужденному с ненормальной сексуальной ориентацией и так далее. В камерах более трех дней не задерживался. В один из дней перевели в камеру к осужденному Р., осужденному за изнасилование и убийство малолетних, который «приехал» с «пресс-хаты», где его в течение 6 дней били, использовали как грушу для тренировок, пока он не согласился на все условия, то есть писать явки с повинной. Р. было написано около 80 явок с повинной об убийстве и изнасиловании малолетних по всем регионам РФ, которых он не совершал, и оговорено как соучастников преступлений множество людей.
Я не стал испытывать судьбу и начал писать все, о чем мне говорил Ж. после прихода от С. В итоге мной было написано около 30 явок с повинной, где я оговорил массу людей в совершении и соучастии в убийствах, взрывах и так далее по многим регионам РФ, от Москвы до Новосибирска. Дальше не успел, так как меня вывезли на следственные действия в г. Екатеринбург.
После написания первой явки меня вызвал С. и сказал, что ему неоднократно звонили из Брянска сотрудники УВД М. и Ф. и просили его, чтобы он меня жестко отработал по ряду убийств в г. Брянске, что им известно, что я причастен к этим убийствам, даже к тем, которые были совершены, когда я уже был арестован. Я был вынужден написать явки с повинной и оговорить людей, которых они просили.
Со слов С., ему необходимо «раскрыть» как можно больше особо тяжких преступлений, чтобы поскорее получить звание полковника и место в министерстве юстиции ФСИН, а соответственно, и квартиру в Москве. Ну и опера, приезжающие из регионов, балуют его всякого рода гостинцами.
Все вышеизложенное может показаться чепухой, но есть неоспоримые факты.
Примерно в июне (2010 г.) мной была написана явка с повинной о взрыве а/машины коммерсанта, где пострадали люди. Были указаны и подельники. Обстоятельства дела и схема были получены С. из интернета. Из Екатеринбурга приехал оперативный работник, и оказалось, что данное преступление раскрыто и за него осуждены люди. Ж. принес от С. другую информацию и схему места происшествия - убийства коммерсанта и двух охранников из ОМОНа. При даче объяснений оперуполномоченному из Екатеринбурга показания мои были подкорректированы, разъяснены детали, показаны фото лиц подельников, названы их имена, в том числе и заказчика, и так далее. В итоге я знал все детали преступления, вид оружия, какая на ком была одежда, место, время и так далее, все, что необходимо для следствия. 14.07.2010 мной была написана явка с повинной и передана оперу из Екатеринбурга, зарегистрирована за номером 175.
Через некоторое время мне сообщили, что скоро я поеду в Новосибирск для производства следственных действий по явке с повинной по расстрелу в 1992 году отделения милиции в г. Искитиме, где были убиты 2 сотрудника милиции. <…> я для себя решил, что по приезде в г. Новосибирск обо всем происходящем расскажу следователю и, если удастся, членам общественной наблюдательной комиссии, и если не предпримут мер, в чем я, конечно, очень сомневался, то покончу жизнь самоубийством, но оговаривать никого не буду и в Харп больше не поеду.
8.08.10 ко мне пришли опера из УВД г. Екатеринбурга, один из которых приезжал ко мне в Харп, и сказали, что я в Екатеринбурге задержусь на 10 дней, и за это время необходимо провести ряд следственных действий. После чего ко мне в СИЗО пришел следователь, и я дал «признательные» показания, затем меня вывезли на место преступления на следственный эксперимент, где я также все показал и рассказал и так далее. Опера были довольны, но наступила пауза со стороны следствия. Опера меня вывезли к себе, еще раз показали фото лиц, которых я должен был опознать, одного из них показали в СИЗО, вживую, сделав случайную встречу. Но время шло, а следствие не торопилось производить опознание. В один из дней меня вызвал следователь, изъял в присутствии понятых копию моего объяснения, которую мне сделал опер в Харпе, чтобы я не забыл обстоятельства дела, и сообщил мне, что они ездили в Брянск, где я проживал до ареста, и собрали все доказательства из 2,5 томов, что я в Екатеринбурге никогда не был и к данному преступлению не имею никакого отношения. Мне было предложено рассказать правду, что я и сделал. Мой рассказ составил около 30 листов печатного текста о том, что происходит в Харпе, как фальсифицируются уголовные дела, оговаривают невинных людей и так далее.
10.11.2010 мной было получено постановление следователя о применении ко мне программы защиты свидетелей и переводе меня в другую ИК, так как следствие установило, что в ИК-18 я могу быть подвержен физическому насилию со стороны администрации.
И куда же обращаться, чтобы прекратить беспредел, который творится в Харпе? На месте все схвачено, и прокуратура по надзору, и УФСИН. Осужденные настолько запуганы, что никто не скажет против администрации худого слова.
Вернувшись к основной теме, хочу добавить, что со слов Ж. мне известно, что за время своей «бурной трудовой деятельности» им сфальсифицировано более 100 уголовных дел. Особо гордится он тем, что ему удалось «посадить» капитана милиции Череду из г. Кемерово на 15 лет по сфальсифицированному обвинению в убийстве начальника военного училища связи.
Как ни странно, но оказалось, что я единственный человек, взбунтовавшийся против беззакония, происходящего в ИК-18 на протяжении 5 лет, при этом отдавая себе отчет, что это мне будет стоить жизни и что шансы на успех практически равны нулю. И если Господь будет милосерд, то с Вашей помощью или без нее, но этому беспределу будет положен конец. Только как быть с теми людьми, которые уже осуждены? Кто этим всем будет заниматься и кому это нужно? Ведь в фальсификации дел такого рода участвуют чаще всего как менты, так и следователи, а суды, как известно, принимают сторону обвинения. Это мне повезло, что в случае убийства по г. Екатеринбургу у следователя были сведения обо всех участниках данного преступления, так как один из обвиняемых заключил договор со следствием и дал признательные показания, но операм это было неизвестно. А если бы нет, то что тогда?
На этом ограничусь. С уважением и наилучшими пожеланиями
Илья Деревянко
Пресс-хата
Все имена, фамилии и прозвища главных действующих лиц вымышленные. Любые совпадения случайны.
НЕДАВНЕЕ ПРОШЛОЕ
«Закрытая» тюрьма в одном из городов Европейской части СССР
В запертом изнутри кабинете начальника «крытой» полковника МВД Фелицина Виктора Степановича сидели за столом двое: полковник собственной персоной и тюремный «кум» – майор Афанасьев Александр Владимирович. Перед ними стояли до половины заполненная окурками пепельница, початая бутылка пятизвездочного армянского коньяка, две пузатые рюмки и тарелка с шоколадными конфетами. На стене прямо над головой Фелицина висели три загаженных мухами портрета: Ленина, Дзержинского и нынешнего генсека Горбачева. Поскольку Михаил Сергеевич попал в кабинетный «иконостас» сравнительно недавно, ему досталось от зловредных насекомых значительно меньше дерьма, нежели Владимиру Ильичу или Феликсу Эдмундовичу. Однако досталось! Особенно почему-то левому глазу. В результате казалось, будто последний глава КПСС где-то обзавелся внушительным темно-коричневым бельмом. Зимой смеркается рано, и за незанавешенным решетчатым окном пылало зарево мощных прожекторов, не оставлявших на тюремной территории ни малейшего темного закутка. Под потолком кабинета тускло светила лампа в насквозь пропыленном матерчатом абажуре. Оба властителя судеб населявших тюрьму многочисленных зеков с удовольствием потягивали коньяк, посасывали сигареты с фильтром и беседовали вполголоса. В воздухе плавали сизые клубы табачного дыма. В дальнем углу за шкафом скреблась обнаглевшая мышь...
Запертая изнутри дверь являлась предосторожностью отнюдь не излишней. Пресловутая горбачевская антиалкогольная кампания находилась в полном разгаре, доходя порой до откровенного маразма , а стукачей среди сотрудников исправительного учреждения, как водится, хватало с избытком. Заложат, глазом не моргнув! Желающих подсидеть начальство и соответственно продвинуться по служебной лестнице в правоохранительных органах – пруд пруди!
Друг друга же «кум» с «хозяином» не опасались. Слишком прочно были повязаны. И не только «огненной водой», а делами гораздо более серьезными!..
– Э-эх! – довольно крякнул Виктор Степанович, потребив вовнутрь очередную порцию горячительного, разжевав конфету и со смаком затянувшись «Космосом». – Благодать! Тем более запретный плод... вдвойне сладок, хе-хе! – Фелицин, не оборачиваясь, указал пальцем через плечо на лысину с родимым пятном, принадлежащую запечатленному на фотопортрете «выдающемуся перестройщику и плюралисту».
– Молод, ишь, шибко горяч. Потому дров и наломал, – хмуро проворчал «кум» Афанасьев.
– Это точно! – воровато зыркнув на дверь, горячо зашептал полковник. – Наломал – дальше некуда! Раиса-то Максимовна небось пить ему запретила, вот он и срывает зло на народе! По принципу: сам не гам и вам не дам!
– Моя стервоза тоже брюзжит, – вздохнул начальник оперативно-следственной части. – Денно и нощно пилит – алкаш, мол, трам-тарарам, никак не просохнешь... У-у-у, ведьма чертова! – В голосе майора зазвучала нескрываемая ненависть, округлое мясистое лицо налилось кровью, брови сдвинулись у переносицы, бесцветные глазки сузились, загорелись недобрым огнем. – У меня, может, работа вредная! На сплошных нервах! Без снятия стресса не проживешь, а у нее, дуры, всего-то забот – с подругами языком чесать!.. С-с-сучка крашеная! – желчно прошипел «кум».
– Вздрогнем? – предложил Фелицин, наполняя рюмки по-новой.
– Вздрогнем! – согласился Афанасьев, жадно проглотил коньяк и, не закусывая, продолжил торопливой скороговоркой: – Ты, Виктор Степанович, посмотри, что у винных магазинов творится: километровые очереди, давка, ругань, мордобой... У входов вынуждена дежурить милиция, иначе запросто свалка со смертоубийством начнется, как на похоронах Сталина . Жуть! Беспредел!
– Верно! – подтвердил «хозяин». – Буквально тьма египетская. Хорошо у нас с тобой, так сказать, некоторые послабления в данном, хе-хе, смысле! Если родина-мать забывает порой верных своих сыновей, то уж лица заинтересованные – никогда!!!
Полковник имел в виду регулярные подношения от родственников некоторых осужденных как деньгами, так и натурой – в первую очередь сверхдефицитной в теперешние скорбные времена выпивкой. Упоминание о «послаблениях» заметно улучшило настроение начальника оперативно-следственной части.
Морщины на лбу «кума» разгладились, взгляд просветлел.
– Еще по маленькой? – лукаво подмигнул он.
– Однозначно! – хихикнул «хозяин», цепким, уверенным, годами отработанным движением хватая бутылку...
Когда она закончилась, Фелицин спрятал в сейф пустую посудину, извлек оттуда новую, полную, распечатал, плеснул в рюмки драгоценную влагу, чокнувшись с Афанасьевым, залпом выпил, рыгнул, зевнул и спросил с ленцой:
– Кстати, о птичках, Александр Владимирович, как там наши козлики поживают?
– Как положено! Травку в стойле жуют! – ухмыльнулся майор.
– Скорее смолят! – трескуче рассмеялся полковник. – Двое, Джигит с Шашлыком, – отпетые наркоши. Плотно на иглу подсели, да и остальные дурью не брезгуют. По крайней мере анашой!
– Правильно! Гы-гы-гы! Смолят! – зычным хохотом оценил шутку «хозяина» «кум». – Аж дым из ушей столбом валит! А блеют друг на друга – заслушаешься! Главный по этой части – Чукча Неумытый, он же Лимон, но и прочие стараются. В меру умственных способностей!..
— Многое зависит от твоей статьи. Далеко ходить не буду, приведу свой пример. Попал я в 2000 году. На меня вешали четыре статьи. За первую я согласен, то есть угон. Я даже от этого не отказывался. Угон, 158 статья. Важно было то, что мне попался нормальный прокурор и хорошая адвокат, женщина, была. Не буду я фамильничать, ни к чему это. Получается, по четырем статьям иду, я же в отказе. Мне повесили 18 лет особого режима. И как вы думаете, я с этого спрыгнул? Во-первых, прокурор вошел в мое положение. Адвокатша тоже была нормальная. Она быстренько рассказала, распедалила мне всю ситуацию. При этом опять же я с самого начала был в отказе.
Посадили меня в «тройник», другими словами, в камеру на шесть или четыре человек, могут посадить один на один. Что и как делать на пресс-хате? Я же тогда не очень опытный был по тюрьмам. Получается, меня посадили на пресс-хату, но ведь не сразу начали лупцевать. Мытьем да катаньем, как, да что. Один из нас четверых каждый день не по разу с хаты выходил. Мне тогда не до этого было, куда он уходит, да зачем. А он оказывается прислушивался, принюхивался, как я себя веду. И ходил, оказывается, к «куму» на свиданку. Ну, и, видимо, «кум» с него тряс, что там, как там Хохол себя ведет. Ну, как? Гонит он, волосы дыбом стоят, 18 лет запросили, сами подумайте. Считай, на полжизни рукой махнул и все. Ладно, у них первый день толку нет, второй день, и получается в результате, такой у нас диалог. На третий день мне говорят, мы тебе сейчас отвесим п**** хороших и все в таком духе. В общем, жесткий такой диалог. Я им говорю, давай по нашей стороне отпишем, кто, что, как, почему. Мне говорят, да не надо ничего писать, все равно получишь. Я им, да, базара нет, один на один давай.
Снова диалог: мы же тебя убьем. Говорю, давайте. Мне говорят, что, вскрываться будешь? А это неизбежно, если не хотите, извините, остаться покалеченным. Одно из двух. Либо с тобой что-то сделают, либо ты сам. Мне говорят, так ты будешь вскрываться? Я им, вы что, ребенка нашли? Сколько сроков отмотал, сколько народу видел поизрезанных, говорю, я не буду вскрываться. Ну, и один дядька тут говорит, что вы до него докопались. Три дня мычит, спать, не спит, гонит на своей волне. Это первый гусек нам такой попался. Вы от него ничего не добьетесь. Ну и один из трех, другой, говорит мне, на тебе «мойку», вскрывайся и показывает на живот. Говорю, а что так-то? Второй мне говорит, да бери вены режь. Я хоть и был на своей волне, им отвечаю, слышь, мужики, пузо я резать не буду, вены тоже. Если мне надо вскрыться, то я сразу по «соникам» резану и все, я на вашей совести буду. Такой вот диалог.
То есть из меня выбивали показания. Доказать ничего не смогли. «Кумовья» на тюрьме доказать тоже ничего не смогли. И получается, я спрыгиваю с двух статей. Да, я забрался в машину, угнал, но нас было 4 человека, то есть приятель был с подругой, и у меня была подруга. Сколько нас народа? Правильно, 4 человека. Я машину всего сутки погонял. А ведь все видели, я у всех на глазах был. А в багажнике-то «жмурик» был. И что тут сказать. Трое посторонних людей. Причем, та подруга моя, ее показания свидетельские не приняли. Так и сказали, у вас близкие отношения, ты может, заодно с ним. Но ведь была еще пара. Те вообще посторонние люди. Да, общались там типа, привет, на машине можешь ездить? Хорошо, тогда поехали. И все, ночь и полдня мы пробухали. Но ведь я у всех был на глазах, понимаете. Но это не суть. Суть в том, что мне 105, 4 вменить решили. А когда эксперты доказали, что труп не сутки, не двое, не трое в багажнике пролежал, тогда только от меня отвяли. И то, я проехался по тюрьме нормально. Самое большое, трое суток в одной хате пробыл. А потом до конца недели практически по всему этажу проехал. Два, три часа, час, 30 мин, 20 мин в одной из хат пробыл. Скажете, а, так ты горнолыжник? Нет, я не горнолыжник. Просто в каждой камере свой подход. И сажали именно туда, где вот такие держиморды сидели, рулили балом. А в то время, т.е. 2000 год физическая сила не все решала, но делала кое-что. Я подойду прямо.
2000 год, только-только телевизоры разрешили на тюрьме. Хочешь в камере лежать спокойно, пузо чесать и телевизор смотреть? А ведь за это надо платить. За телевизор платить, за свет платить. А где тебе эти бабки взять? И все. Ты пошел на диалог. На тебе телевизор, ты только вон того Васю раскуси. Почему по 20-30 минут был практически в каждой хате, где-то часы, где-то минуты? Скажете, что я ломал людей. Не, этого не было. У меня итак за плечами была уже цифра 18 лет, хоть я и был в отказе. И «мусора» практически ничего сделать не могли, поэтому кидали меня практически в каждую хату. Думали, смотрели, где я быстрее расколюсь. У нас городок небольшой, и тюрьма не слишком большая. Получается, чуть ли не в каждой второй камере был знакомый. Я же не первый срок тянул. Они мне так и говорили, Хохол, хочешь, ломись. Говорю, а что я буду ломиться. И «мусора» смотрят по обстоятельствам, сделать ничего не могут. Представьте, вы сегодня за день уже три камеры проехали. Вы же как-то морально, физически устали, правильно? Вам хочется просто прилечь, просто чифирнуть. А тут «робот» открывается, и оттуда кричат, Хохол, с вещами на выход. Говорю, все, ребята, я поехал, горнолыжное настроение. Тот, кто срок мотал, меня правильно поймет. А кто не мотал, тому и не надо меня понимать.
