Христианство связь и отличие от иудаизма. Происхождение христианства из иудаизма. Различающееся восприятие грехов

Иудаизм и Христианство

Взаимоотношения этих двух религий с самого начала складывались непросто. Между христианством и иудаизмом действительно существует внешнее сходство, но оно скорее кажущееся, ибо различия чрезвычайно глубоки. Прежде чем говорить о них, попробуем совершить краткий экскурс в историю.

Христианская традиция указывает на колыбель Христа как на источник христианской религии. Но с точки зрения исторической науки все обстоит не так просто. Прежде всего, историческая достоверность основных моментов биографии Христа вызывает сомнения. Хотя весь мир пользуется христианским летоисчислением, согласно которому мы живем сейчас в 1996 году от рождества Христова, факты противоречат этому. На основании самих же евангельских повествований приходится сделать вывод, что младенец родился за четыре года до новой эры. Так считает и большинство ученых. Однако если мы обратимся к Талмуду, то окажется, что время жизни Христа приходится на середину II в. до н. э. Это заставляет еще больше усомниться в исторической достоверности образа, запечатленного в евангелиях. Кроме того, сравнительный анализ еврейских и христианских источников того периода выявляет целый ряд существенных расхождений. Правда, у Иосифа Флавия мы находим рассказ о рождении Христа, но современные исследователи признают его позднейшей вставкой, сделанной в восьмом или девятом веке. Мы нигде не найдем прямых свидетельств исторической точности евангелий, да и косвенных подтверждений тому немного. Более того, синоптические евангелия расходятся в освещении одних и тех же событий, и это увеличивает сомнения в их достоверности.

Еврейское имя Христа - Иешу, - отнюдь не было редким в то время. Это сокращение библейского имени Иегошуа, этимология которого связана с корнем йуд, шин, айн - йеша - "спасение". Согласно евангелиям, Иешу родился в Бейт Лехеме, вблизи Иерусалима, и его появление на свет сопровождалось чудесными предзнаменованиями. Имя его матери известно, что же касается отца. христианская версия на сей счет не нуждается в комментариях. Однако я не побоюсь утверждать, что при рождении ребенка всегда ясно, кто его мать, хотя не исключены сомнения в отношении отца. В данном случае, вероятно, имелись особые основания для подобных сомнений. Младенец рос и воспитывался в семье; у него был младший брат по имени Яаков.

Из евангельских рассказов складывается впечатление, что Иешу учился у мудрецов Израиля. Сам он никогда не достиг положения раби, не удостоился стать мудрецом, однако принадлежал к кругу образованных учеников. В то время еврейское общество было расколото глубокими внутренними противоречиями. Мудрецов, принадлежавших к лагерю книжников, софрим, евангелия именуют "фарисеями" (производное от перушим, "отделенные", сторонящиеся нечистоты). Кроме перушим в то время, как и теперь, жило множество амей а-арец - простых людей, мало сведущих в законе. Однако в отличие от наших дней, амей а-арец древности были очень богобоязненны и тщательно соблюдали заповеди Торы. Так что различия между ними и перушим не касались мировоззрения и определялись в основном уровнем знаний. Семья Иешу не отличалась ученостью, но сам он принадлежал к числу перушим и, согласно евангельским свидетельствам, вел себя в соответствии с их обычаями. В то время свидетельством глубокой богобоязненности у перушим служило постоянное ношение тфилин. И действительно, ранняя христианская иконография вплоть до 4 в.н. э. изображает Христа в головных филактериях. Характер Иешу, ученика мудрецов, отличался эксцентричностью. Его слова и поступки многие расценивали как вызывающие. Перушим, современники Иешу, не были в восторге от того, что он говорил и делал, однако они не отрицали его принадлежности к своему лагерю. Из уст в уста передавались рассказы об эксцентричных выходках Иешу, множились слухи о его целительских способностях - сегодня обладателя подобных способностей назвали бы экстрасенсом. Согласно Талмуду (это свидетельство находит своеобразное подтверждение и в еванглиях) Иешу питал слабость к женскому полу.

Действительно ли Иисус Назаретянин, Иешу а-Ноцри, провозгласил себя мессией? Это остается до конца не ясным, но по всей видимости Иешу действительно верил, что он мессия, и эту уверенность разделяла группа его восторженных приверженцев. Последователи Иешу были людьми неискушенными в законе, а потому легковерными и падкими на чудеса. Ведь с точки зрения иудаизма Мессия не обязан обладать сверхъестественными способностями. Он должен происходить из царской династии Давида и принести еврейскому народу освобождение от чужеземного ига. Вовсе не дело мессии заботиться о спасении душ своей паствы. Само слово "мессия" означает на иврите "помазанник". тот, кто помазан оливковым маслом, елеем, на царство. Помазание елеем означало возведение в высший сан - первосвященника или царя. В ту эпоху слова "царь мессия" означали просто-напросто "царь из рода Давида" - в противоположность царствовавшей династии Ирода. Ирод был ставленником Рима и открыто служил интересам поработителей. Он отличался жестокостью, проливал реки крови, и народ мечтал о царе-помазаннике из рода Давида, который избавил бы его от кровожадного тирана. Имя "Христос" является дословным переводом еврейского слова машиах "мессия", "помазанник" - на древнегреческий язык.

В первые десятилетия первого века н. э. Иудея пользовалась внутренней автономией, однако реальная власть оставалась в руках римлян. С их точки зрения всякий, кто провозглашал себя "царем мессией", тем самым открыто заявлял о своих притязаниях на престол, то есть призывал к бунту против римской власти, присвоившей себе право назначать правителей Иудеи. В глазах этой власти "царь мессия" был в первую очередь опасным самозванцем, незаконным претендентом на престол. Именно так римский наместник воспринимал Иешу. Следуя его логике, надлежало безотлагательно схватить самозванного "царя иудейского" - пока число его приверженцев оставалось относительно немногочисленным, - предать его суду и покарать как мятежника.

Во время допроса Христа Понтием Пилатом, как это явствует из евангелий, прокуратора Иудеи интересовал прежде всего юридический аспект: признает ли обвиняемый себя виновным? Иешу, возможно, действительно был наивен, но безумцем его не назовешь. Он всеми силами стремился избежать признания вины, ибо понимал, чем это для него чревато. Однако свидетельства против него оказались неопровержимыми, и смертного приговора злосчастному "мятежнику" избежать не удалось…

Эта история, подобная множеству других, не первая и не последняя в летописи страданий и жертв еврейского народа, с годами приобрела особенное значение. Христианская теология переосмыслила ее, наполнив каждую деталь глубоким символическим значением.

Пока римский судья вершил над Иешу свое жестокое правосудие, в еврейской среде разгорелся спор о том, какого отношения заслуживает "царь мессия" со стороны единоверцев. Из евангелий нельзя однозначно заключить, кто судил Иешу - римляне или евреи. Попробуем принять утверждение, что Иешу действительно предстал перед раввинским судом, бейт-дином. Какие же обвинения могли быть ему предъявлены? Странный молодой человек, говорящий невразумительные глупости… Таким могли увидеть Иешу еврейские судьи. Единственная неприятность была связана с зависимым положением страны. Иешу, как колючка, торчал в глазах римских властей. Римляне хотят схватить его, расправиться с опасным чудаком и мечтателем? Ну что ж… На стороне захватчиков сила.

Есть, однако, все основания для уверенности в том, что к смертной казни Иешу приговорил именно римский суд. Ведь распятие - специфически римская форма смертной казни. Еврейскому судопроизводству она неведома. Даже за самое страшное преступление еврейский суд не мог приговорить виновного к медленной смерти на кресте. Римляне распинали не только еврейских бунтовщиков. Распятие на кресте можно уподобить публичному повешению в наши дни. Таким позорным способом казнили рабов и людей низших сословий; аристократов же приговаривали к более "почетным" видам казни. Неудивительно поэтому, что на протяжении первых веков христианства крест вовсе не служил символом новой религии. Напротив, ранние христиане стыдились его. Символом церкви на заре ее существования было изображение рыбы. Слово "ихсиос". "рыба" является аббревиатурой слов "Иезус Христос…" и т. д.

Римский мир в первом веке н. э. переживал острейший духовный кризис. Официальной религией оставалось язычество. Пантеону богов во главе с Юпитером воздавались подобающие почести; однако в этих богов уже мало кто верил. В Рим со всех сторон, и особенно с востока, проникали всевозможные мистические культы. Усилилось египетское влияние: вошел в моду культ Изиды, свидетельство чему можно найти в "Золотом осле" Апулея. Приобрел популярность таинственный культ иранского бога Митры. Несомненное влияние на римлян оказал и иудаизм. Греко-римская культура первого века н. э. отличалась синкретизмом. В мировоззрении ее носителей легко уживались разнородные и часто противоречивые идеи. Иудаизм привлекал многих, но не как свод законов и заповедей, которому надо следовать, а как пища для размышлений, как интересная "доктрина", достойная более близкого знакомства.

Помимо евреев, верных закону, иудаизма как мировоззрения в той или иной мере придерживались десятки тысяч язычников. Немало было и неевреев, подошедших к еврейской религии еще ближе - так называемых "богобоязненных". Эти люди не могли перешагнуть грань, отделяющую их от иудаизма из страха перед римским законом, который под угрозой смертной казни запрещал кастрацию (под это определение подводили и обрезание, которое разрешалось совершать только евреям). В среде "богобоязненных" были люди очень близкие к иудаизму, и были другие, отчасти тяготевшие к язычеству.

Окружающие воспринимали первых христиан как иудейскую секту. И действительно, на протяжении первых ста двадцати лет своего существования христианская религия постепенно отпочковывалась от иудаизма, и ее носителей все еще можно было, с некоторыми оговорками, называть евреями. Ранние христиане придерживались еврейских законов, и, хотя они верили, что Иешу был мессией, и ожидали его воскресения, этого было недостаточно, чтобы порвать с еврейством. Учение Иешу отличалось непоследовательностью, однако он не утверждал, что можно быть евреем, не соблюдая заповедей. Ранние христиане не делали ничего, что можно было бы счесть грубым нарушением закона. Можно сказать, что если бы Иешу воскрес, он скорее отправился бы в синагогу, чем в церковь, которую принял бы за языческий храм.

Христианство не получило широкого распространения в еврейской среде, однако оказалось весьма привлекательным для неофитов. Число новообращенных язычников росло, и среди христиан разгорелась полемика: обязаны ли неофиты исполнять заповеди, возложенные на евреев законом Моисея? Мнения разделились. Община иерусалимских христиан, сложившаяся вокруг одного из братьев Иешу, придерживалась той точки зрения, что христианин должен быть в первую очередь евреем, и потому соблюдение заповедей для него обязательно. Однако другие общины склонялись к мнению, что заповеди возложены законом лишь на христиан-евреев, тогда как христиане-неевреи от них свободны.

Иудаизм боролся с новым учением. Мудрецы дополнили главную молитву еврейской литургии - "Восемнадцать благословений" - проклятием, осуждающим "вероотступников и доносителей", которых надлежало исторгнуть из еврейской среды. И тогда на исторической арене появился человек, которого многие исследователи считают подлинным отцом христианства - апостол Павел. Именно ему и его последователям обязана своим происхождением христианская теология. В основу этой теологии легла проекция иудаизма на языческое сознание. Иными словами, тот способ, каким язычники прочитывали и понимали еврейские священные тексты, привел к появлению собственно-христианского вероучения и к его обособлению от иудаизма.

Еврей мог сказать, что он "сын Божий" на основании Торы. Например, в книге Шмот написано "Сын-первенец мой Израиль", а в книге пророка Гошеа. "Наречетесь сынами Бога живого". Эти слова истолковывают как выражение отеческой любви Всевышнего к сынам Израиля и их сыновней близости к Нему. Ни одному еврею никогда не приходило в голову понимать их в буквальном, "генеалогическом" или "генетическом" смысле. Но когда эти слова достигали ушей язычника, немедленно вставал вопрос: кто был отец известно, а кем была мать? При каких обстоятельствах она забеременела? Человека, воспитанного на греческой культуре, не удивишь любовными связями между простыми смертными и обитателями Олимпа. Он как должное принимал и то, что от романтических приключений божеств рождались дети, наделенные удивительными талантами. Сам вседержитель Зевс не раз являлся смертным женщинам - то обернувшись золотым дождем, то в облике прекрасного лебедя или могучего быка. От подобных связей рождались и герои, и чудовища, наподобие Минотавра. Сохранившиеся рисунки свидетельствуют, что греков весьма интересовали подробности подобных "смешанных браков".

Так появилось на свет "святое семейство" - отец, мать и младенец. Аналогичным путем возникла и христианская троица. Языческое сознание, усваивая еврейские тесты, перетолковывало их на свой лад. В случае проекции геометрических тел под другим углом, сохраняется корреляция между источником и отображением, однако форма источника искажается до неузнаваемости. Так произошло и с христианством. Питательной средой, на которой взошла новая религия, послужили многочисленные группы "богобоязненных", о которых говорилось выше. Восприятие еврейских источников накладывалось у них на греческую культуру. На фоне кризиса, переживаемого языческим сознанием, идеям монотеизма, обернутым в привычную мифологическую оболочку, был обеспечен успех.

Иллюстрацией подобного успеха служит рассказ Иосифа Флавия о жене императора Нерона. Кесарь, как известно, не отличался праведностью. Подруга его также не блистала супружеской верностью. Тем не менее, летописец величает августейшую любительницу приключений "Поппея Альбина". "праведница". Иосиф Флавий был лично знаком с императрицей, которая испытывала симпатию к иудаизму. Этот интерес и был ей поставлен летописцем в заслугу. Христианство убрало с пути неевреев, желавших приобщиться к вере Моисея, такое важное "препятствие", как необходимость соблюдать заповеди, в том числе заповедь обрезания.

С апостола Павла началось развитие христианской теологии. Синкретическая в своей основе, эта теология питалась как из еврейских источников, так и из мифологических представлений, сохранившихся в сознании народов восточного средиземноморья. Культурная атмосфера крупнейших эллинистических городов той эпохи - Александрии, Антиохии, Ашкелона - весьма содействовала распространению нового вероучения.

Догматы христианства с самого начала служили предметом ожесточенных споров, которые подчас сопровождались кровопролитными столкновениями. Особенно жаркие споры велись о природе "единосущной троицы". Возникло несколько христианских церквей. "Священным языком" несторианской церкви, чье влияние распространялось на весь восток, стал арамейский. Пережив междоусобицы и гонения, эта церковь и поныне сохранила немногочисленных сторонников. несториане не едят свинину и не звонят в колокола. Пожалуй, они сохранили христианство в его наиболее первозданном виде. Пока на востоке утверждалась несторианская церковь, на западе, в Европе, ключевые позиции заняло арианство. Ариане отрицали единосущие троицы, тем самым приближаясь к политеизму. Коптская, эфиопская и армянская церкви образовали монофизитскую ветвь христианства, существующую и поныне. Но наиболее известен в истории христианства раскол католической и греко-православной церквей. Причины его трудно понять человеку, воспитанному в еврейской традиции. Различные версии "тринадцати основ веры" Рамбама отличаются друг от друга гораздо больше, чем католический и православный символы веры. Однако в иудаизме на подобные расхождения попросту никто не обращает внимания - не говоря уже о том, чтобы вести из-за них войну.

Не раз предпринимались попытки прийти к объединению церквей, однако в результате этих попыток раскол лишь углублялся и появлялись новые церкви. Тут можно вспомнить униатов, маронитов, греко-католиков, коптов, коптов-католиков. Причины раскола не всегда крылись в богословских расхождениях. Например, англиканскую церковь создал король Генрих Восьмой, пожелавший развестись со своей супругой. По этой причине он порвал с католицизмом. Король потребовал от евреев, чтобы они обосновали монаршее право на развод с помощью своего вероучения; и действительно, существует такая книга, написанная одним итальянским раввином. В 16 в. возник протестантизм, на первый взгляд, оппозиционный папству и католицизму. Однако не все протестанты - лютеране. Некоторые из них верят в то же, во что и католики. Внутри протестантизма также существуют различные течения. например, баптисты и унитарии. Последние отрицают идею троичности Бога. Среди унитариев особенно интересны адвентисты седьмого дня, напоминающие русских субботников. Мой канадский знакомый как-то нанял слугу-японца, рассчитывая, что тот будет исполнять обязанности шабес-гоя. Однако в первую же субботу выяснилось, что слуга соблюдает святость седьмого дня не менее тщательно, чем хозяин. Японец оказался адвентистом.

Совершив краткий экскурс в историю возникновения христианства, попробуем теперь разобраться в различиях между ним и иудаизмом. Эта тема особенно важна здесь, в России. Ибо теперь уже ясно, что многолетняя атеистическая пропаганда не добилась ни малейшего успеха в искоренении религиозных верований. В чем она действительно преуспела - так это в насаждении религиозного невежества. И больше других от этого пострадал иудаизм и евреи.

Еврейское вероучение различает ряд ступеней приближения к святости. Есть люди, которых мы называем цадиками и хасидами - это праведники. Есть другие. грешники, преступники и злодеи. Однако все они евреи. Но существует преступление, которому нет равных - совершивших его называют "мешумадим", "уничтоженные". Это те, кто изменил вере отцов. Гораздо лучше быть законченным негодяем, последним подлецом, чем креститься. Я говорю сейчас не о психологии вероотступника, а о его социальном статусе в еврейской среде. Вероотступник стоит на самой нижней ступеньке, он предатель. Не просто дезертир, а настоящий перебежчик, переметнувшийся в лагерь злейших врагов своего народа.

Мне неизвестно, что ныне думают в России об армии генерала Власова. Но сражаться в рядах власовцев означало служить Гитлеру. Еврей, принимающий крещение, совершает еще более страшное преступление, ибо его измена усугубляется полутора тысячелетиями гонений. Полторы тысячи лет христиане унижали и преследовали еврейский народ! Приведу только один пример: в тринадцатом и четырнадцатом столетиях на юге Франции, в городах Монпелье, Каркассон, и других, существовал обычай: накануне христианской Пасхи главу еврейской общины приводили на городскую площадь, и епископ публично давал ему пощечину. Факты такого рода выходят за рамки теологических различий. Пощечина, данная христианской церковью еврейскому народу, до сих пор горит на его щеке. Христианские богословы обсуждают теологический вопрос: пришла или не пришла пора простить евреям распятие Христа. Ведь в основе христианской религии, по крайней мере в теории, лежит милосердие. Но для нас, евреев, примирение с христианством - не схоластический богословский вопрос. Это обнаженная рана, это человеческая боль. Мы хотим знать, чем христиане готовы загладить свою вину перед нами. Ведь если от теории обратиться к фактам, это нам, а не им есть за что прощать. И не так уж легко нам сделать это после долгих веков издевательств, наветов и гонений.

Но попробуем отрешиться от эмоций и рассмотреть вопрос с теологической точки зрения. О чем мы спорим с христианством, в чем с ним несогласны? Центральным пунктом наших расхождений является догмат о троице. В тот момент, когда христиане упоминают троицу, мы не можем продолжать разговор. Ведь даже если мы позволим убедить себя тонким богословским рассуждениям о том, что при определенных обстоятельствах христианин, верующий в троицу, не является политеистом, то уж еврей, верующий в триединство Бога, несомненно таковым является. Причина подобного различия в том, что иудаизм не требует от нееврея той четкости понятий, той чистоты монотеизма, которая обязательна для еврея. Чему это можно уподобить? Бывает, зрелый, умудренный опытом человек не принимает того, во что верит ребенок. Однако он не видит ничего страшного в том, что ребенок верит в это. Мы, евреи, занимаемся теологическими вопросами и трактуем единство Бога уже три с половиной тысячелетия, в то время как русский народ впервые прослышал о подобных материях лишь семь с половиной столетий назад. Мы вправе воспринимать христианские рассуждения о троице с позиций старшего, ведь наш "стаж" в пять раз больше. Но по той же самой причине мы не вправе требовать от христиан того, чего требуем от себя - точно также, как не требуем от ребенка различать тонкости отвлеченных понятий. Поэтому то, что не является идолопоклонством для христиан, остается идолопоклонством для евреев. Когда речь идет о единстве Бога, мы требуем от себя предельной чистоты и четкости понятий и малейшую неясность истолковываем как "чуждое служение", запретное для еврея.

Теологические различия между христианством и иудаизмом затрагивают еще целый ряд вопросов, как, например, понятия греха и милосердия. Иудаизм отрицает первородный грех. Мы не принимаем того утверждения, что человек рождается грешником. Это, разумеется, не означает, что младенец является в мир совершенным. Разумеется, существуют прирожденные склонности как к добру, так и ко злу, и человек наделен теми и другими. Однако это не значит, что он грешен от рождения. Ребенок рождается невинным точно также, как рождается не умея говорить, ходить, не имея знаний. Но ведь никому не придет в голову усмотреть в этом порок! Даже самые дурные наклонности - еще не грех, как не являются грехом врожденные физические недостатки.

Я почти убежден, что дуалистическая концепция первородного греха косвенно заимствована апостолом Павлом из манихейства. Манихеи рассматривают материальное начало в человеке - плотскую, чувственную - сторону человеческого естества - как источник абсолютного зла, как нечто нечистое, порочное по самой своей природе. Прямой противоположностью плоти является душа. Она изначально наделена чистотой, святостью, и по природе праведна. Поэтому человеческая жизнь в отображении манихейской религии предстает непрестанной борьбой - поединком добра и зла, души и тела. Дуалистическое мировоззрение сказывается на всей системе ценностей и влияет на повседневную жизнь. Например, у христиан тот, кто воздерживается от супружества, считается стоящим ближе к святости. Хотя, в отличие от католиков, православная церковь разрешает священникам жениться, епископом и другим высшим иерархом может стать только тот, кто принял монашеский постриг. У евреев же, напротив, семья и семейная жизнь, супружеские отношения и воспитание детей, занимают центральное место в жизни, способствуют духовному росту и становлению личности. Грешит тот, кто уклоняется от брака. Ни одно из проявлений телесной жизни человека не считается грехом - ни еда и питье, ни чувственное влечение к противоположному полу. Ибо по своей природе тело не является "сосудом греха". Зло не заложено в нем изначально. Ясно, что подобная концепция находится в противоречии с христианством, которое боится плоти, видит в чувственном начале врага человеческой души. Не случайно некоторые из ранних отцов церкви - причем не только монахи - оскопляли себя, чтобы побороть плотские соблазны. Евнухом был, например, величайший христианский богослов Ориген, и многие другие. Группы добровольных скопцов существовали среди богомилов в Болгарии и Франции, и среди русских сектантов в совсем еще недавнем прошлом.

Из разного отношения к материальной стороне жизни следует не только различное отношение к греху. Отличаются друг от друга также представления иудеев и христиан о конечном спасении. Христиане полагают, что залогом спасения души является принадлежность к "истинной церкви", ибо душа для своего спасения нуждается в христианском искуплении. Поэтому праведники-нехристиане не удостоятся избавления, тогда как грешные христиане спасутся. Напротив, иудаизм полагает, что человек судится не по вере, а по поступкам. Пока он не совершил преступления - не только в уголовном, но и в моральном смысле слова - он невиновен. Поэтому заслужить спасение может человек любого вероисповедания, в том числе христианин или мусульманин.

Взаимоотношения иудаизма и христианства насчитывают свыше полутора тысячелетий. У обеих религий действительно много общего. Но внешнее сходство, как мы теперь видим, скрывает глубокие внутренние противоречия. Мир иудаизма и христианства - совершенно разные миры. В прошлом евреи хорошо понимали, к каким интеллектуальным и духовным последствиям приведет их отказ от своей веры. И потому наши предки противились принятию христианства даже под страхом смерти. Очевидно, они не придавали ценности жизни, из которой вместе с еврейством исчезал смысл.