Борис Акунин .

Первоисточники: Повесть временных лет. Галицко-Волынская летопись (сборник)

Повесть временных лет

О. В. Творогов




Галицко-Волынская летопись

Перевод c древнерусского, подготовка текста и предисловие – О. П. Лихачева




© B. Akunin, 2014

© О. В. Творогов, 2014

© ООО «Издательство АСТ», 2014

* * *

Повесть временных лет

«Повесть временных лет» занимает в истории русского общественного самосознания и истории русской литературы особое место. Это не только древнейший из дошедших до нас летописных сводов, повествующий о возникновении Русского государства и первых веках его истории, но одновременно и важнейший памятник историографии, в котором отразились представления древнерусских книжников начала XII в. о месте русичей среди других славянских народов, представления о возникновении Руси как государства и происхождении правящей династии, в котором с необычайной ясностью освещены, как бы сказали сегодня, основные направления внешней и внутренней политики. «Повесть временных лет» свидетельствует о высоко развитом в то время национальном самосознании: Русская земля осмысляет себя как могущественное государство со своей самостоятельной политикой, готовое при необходимости вступить в единоборство даже с могущественной Византийской империей, тесно связанное политическими интересами и родственными отношениями правителей не только с сопредельными странами – Венгрией, Польшей, Чехией, но и с Германией, и даже с Францией, Данией, Швецией. Русь осмысливает себя как православное государство, уже с первых лет своей христианской истории освященное особой божественной благодатью: оно по праву гордится своими святыми покровителями – князьями Борисом и Глебом, своими святынями – монастырями и храмами, своими духовными наставниками – богословами и проповедниками, известнейшим из которых, безусловно, являлся в XI в. митрополит Иларион. Гарантией целостности и военного могущества Руси должно было являться владычество в ней единой княжеской династии – Рюриковичей. Поэтому напоминания, что все князья – братья по крови, – постоянный мотив «Повести временных лет», ибо на практике Русь сотрясают междоусобицы и брат не раз поднимает руку на брата. Еще одна тема настойчиво обсуждается летописцем: половецкая опасность. Половецкие ханы – иногда союзники и сваты русских князей, чаще всего все же выступали как предводители опустошительных набегов, они осаждали и сжигали города, истребляли жителей, уводили вереницы пленных. «Повесть временных лет» вводит своих читателей в самую гущу этих актуальных для того времени политических, военных, идеологических проблем. Но кроме того, по словам Д. С. Лихачева, «Повесть» являлась «не просто собранием фактов русской истории и не просто историко-публицистическим сочинением, связанным с насущными, но преходящими задачами русской действительности, а цельной литературно изложенной (курсив наш, – О. Т. ) историей Руси» (Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение.

М.; Л., 1947. С. 169). Можно с полным основанием рассматривать «Повесть временных лет» как памятник литературы, донесший до нас и записи устных исторических преданий, и монастырские рассказы о подвижниках, и представивший саму историю как повествование, рассчитанное на то, чтобы остаться не только в памяти читателей, но и в их сердце, побудить их к размышлениям и поступкам, направленным на благо государства и народа.

«Повесть временных лет» дошла до нас лишь в поздних списках, старшие из которых отдалены от времени ее создания на два с половиной – три столетия. Но сложность ее изучения не только в этом. Сама «Повесть временных лет» – лишь один из этапов истории отечественного летописания, истории, реконструкция которой представляет чрезвычайно сложную задачу.

Наиболее авторитетной по сей день остается гипотеза академика А. А. Шахматова, дополненная и уточненная его последователями (прежде всего – М. Д. Приселковым и Д. С. Лихачевым). Согласно их представлениям, «Повести временных лет» предшествовали другие летописные своды. А. А. Шахматов предполагал, что у истоков летописания находился Древнейший летописный свод конца 30-х гг. XI в., Д. С. Лихачев полагает, что первым этапом осмысления отечественной истории киевскими книжниками было создание «Сказания о первоначальном распространении христианства на Руси» (названия обоих памятников даны исследователями). В 70-х гг. XI в. создается летописный свод Никона, в 1093–1095 гг. – так называемый Начальный свод. В начале XII в. (в 1113 г.?) монах Киево-Печерского монастыря Нестор создает «Повесть временных лет», существенно переработав предшествующий ей Начальный свод. Он предпослал рассказу об истории Руси обширное историко-географическое введение, изложив свои взгляды на происхождение славян и на место русичей среди других славянских народов; он описал территорию Руси, быт и нравы населявших ее племен. Помимо летописных источников Нестор использовал переводную византийскую хронику – Хронику Георгия Амартола, в которой излагалась всемирная история от сотворения мира и до середины X в. Нестор включил в «Повесть временных лет» тексты договоров Руси с Византией, добавил к содержавшимся уже в летописях его предшественников историческим преданиям новые: о сожжении Ольгой древлянского города Искоростеня, о победе юноши-кожемяки над печенежским богатырем, об осаде печенегами Белгорода. Нестор продолжил повествование Начального свода описанием событий конца XI – начала XII в. Именно под его пером «Повесть временных лет» превратилась в стройное, подчиненное единой концепции и литературно совершенное произведение о первых веках русской истории.




Нестор-летописец. В. М. Васнецов




А. А. Шахматов считал, что текст Нестора до нас дошел не в своем первоначальном виде: в 1116 г. «Повесть временных лет» была переработана монахом Выдубицкого монастыря Сильвестром (переработке подверглась, по А. А. Шахматову, лишь заключительная часть «Повести»). Так возникла вторая редакция «Повести временных лет», известная нам по Лаврентьевской летописи 1377 г., Радзивилловской летописи и Московско-Академической летописи (обе XV в.), а также по восходящим к ним (точнее – к их протографам) более поздним летописным сводам. В 1118 г. создается еще одна – третья редакция «Повести». Она дошла до нас в составе Ипатьевской летописи, старший список которой датируется первой четвертью XV в.

Однако изложенная выше концепция представляется недостаточно убедительной в той части, которая касается судьбы текста Нестора. Если принять точку зрения Шахматова на существование трех редакций «Повести» и реконструируемый им их состав, окажется трудным объяснить включение в текст второй редакции значительных фрагментов из третьей и, наряду с этим, сохранение явного дефекта – обрыва на середине текста статьи 1110 г., полностью читающейся в той же третьей редакции; требует объяснения и совпадение ряда исправных чтений Радзивилловской и Ипатьевской летописей при неверных или сокращенных чтениях в Лаврентьевской и т. д. Все эти проблемы требуют еще изучения, и этим в какой-то мере было подсказано решение положить в основу издания не Лаврентьевский, а именно Ипатьевский список «Повести временных лет».

Таким образом текст издается по Ипатьевскому списку Ипатьевской летописи, хранящемуся в Библиотеке РАН (шифр 16.4.4). Описки и пропуски исправляются в основном по списку той же летописи – Хлебниковскому XVI в. (хранится в РНБ , шифр F.І? .230), который, восходя с Ипатьевским к общему оригиналу, часто содержит более правильные чтения. В необходимых случаях для исправления привлекаются и списки так называемой второй редакции «Повести» – Лаврентьевский (РНБ , шифр F. п. № 2) и Радзивилловский (Библиотека РАН , шифр 34.5.30).

Повесть о минувших годах черноризца Феодосьева монастыря Печерского, откуда пошла Русская земля <…> кто в ней стал первым княжить, и откуда возникла Русская земля

Так начнем же повесть эту.

После потопа трое сыновей Ноя разделили землю: Сим, Хам, Иафет. И достался восток Симу: Персия, Бактрия, даже и до Индии в долготу, а в ширину до Ринокорура, то есть от востока и до юга, и Сирия, и Мидия до реки Евфрат, и Вавилон, Кордуна, ассирияне, Месопотамия, Аравия Старейшая, Елмаис, Индия, Аравия Сильная, Кулия, Коммагена, вся Финикия.

Хаму же достался юг: Египет, Эфиопия, соседящая с Индией, и другая Эфиопия, из которой вытекает река эфиопская Красная, текущая на восток, Фивы, Ливия, соседящая с Киринией, Мармария, Сирты, другая Ливия, Нумидия, Масурия, Мавритания, находящаяся напротив Гадира. На востоке же находятся Киликия, Памфилия, Писидия, Мисия, Ликаония, Фригия, Камалия, Ликия, Кария, Лидия, другая Мисия, Троада, Эолида, Вифиния, Старая Фригия. Туда же относятся и острова некие: Сардиния, Крит, Кипр, и река Геона, называемая Нил.

Иафету же достались северные страны и западные: Мидия, Албания, Армения Малая и Великая, Каппадокия, Пафлагония, Галатия, Колхида, Боспор, меоты, дереви, сарматы, тавриане, Скифия, фракийцы, Македония, Далмация, молоссы, Фессалия, Локрида, Пеления, именуемая также Пелопоннес, Аркадия, Эпир, Иллирия, славяне, Лухития, Адриакия, Адриатическое море. Достались и острова: Британия, Сицилия, Эвбея, Родос, Хиос, Лесбос, Кифера, Закинф, Кефалония, Итака, Корфу, часть Азии, называемая Иония, и река Тигр, текущая между Мидией и Вавилоном; до Понтийского моря, на север, Дунай, Днестр, и Кавкасийские горы, то есть Венгерские, и оттуда, скажем, до самого Днепра, и прочие реки: Десна, Припять, Двина, Волхов, Волга, которая течет на восток в часть Симову. В Иафетовой же части обитает русь, чудь и всякие народы: меря, мурома, весь, мордва, заволочьская чудь, пермь, печера, ямь, угра, литва, зимигола, корсь, летгола, ливы. Поляки же и пруссы, и чудь сидят близ моря Варяжского. По этому же морю сидят варяги: отсюда к востоку – до пределов Симовых, сидят по тому же морю и к западу – до земли Английской и Волошской.

Потомство Иафета также: варяги, шведы, норманны, готы, русь, англы, галичане, волохи, римляне, немцы, корлязи, венецианцы, фряги и прочие, – они примыкают на западе к южным странам и соседят с племенем Хамовым.

Сим же, и Хам и Иафет, разделив землю и бросив жребий, чтобы не вступать никому в удел брата, жили каждый в своей части. И был единый народ. И когда умножились люди на земле, то замыслили они создать столп до неба в дни Нектана и Фалека. И собрались на месте поля Сенаар строить столп до неба и около него город Вавилон; и строили столп тот сорок лет, и не завершен был. И сошел Господь Бог видеть город и столп, и сказал Господь: «Вот род един и язык един». И смешал Бог народы, и разделил на семьдесят и два народа, и рассеял по всей земле. По смешении же народов Бог ветром великим разрушил столп; и есть остатки его между Ассирией и Вавилоном, и имеют в высоту и в ширину 5433 локтя, и много лет сохраняются эти остатки.

По разрушении же столпа и по разделении народов приняли сыновья Сима восточные страны, а сыновья Хама – южные страны. Иафетовы же сыновья приняли запад и северные страны. От этих же семидесяти и двух народов произошел и народ славянский, от племени Иафета – так называемые норики, которые и есть славяне.

Спустя много времени сели славяне по Дунаю, где теперь земля Венгерская и Болгарская. И те славяне разошлись по земле и назвались именами своими от мест, на которых сели. Как придя, сели на реке именем Морава, так назвались морава, а другие назвались чехи. А вот те же славяне: белые хорваты, и сербы, и хорутане. Когда волохи напали на славян дунайских, то поселились среди них, и стали притеснять их. Славяне же другие пришли и сели на Висле и прозвались поляками, а от тех поляков пошли поляне, другие поляки – лютичи, иные – мазовшане, а иные – поморяне.

Также эти же славяне, придя, сели по Днепру и назвались полянами, а другие – древлянами, потому что сели в лесах, а другие сели между Припятью и Двиною и назвались дреговичами, иные сели по Двине и назвались полочанами, по речке, впадающей в Двину, именуемой Полота, от нее и прозвались полочане. Те же славяне, которые сели около озера Ильмень, назывались своим именем и построили город, и назвали его Новгородом. А другие сели по Десне, и по Сейму, и по Суле и назвались северянами. И так распространился славянский народ, а по его имени и грамота назвалась славянской.

Когда же поляне жили сами по себе на горах этих, тут был путь из Варяг в Греки и из Грек по Днепру, а в верховьях Днепра – волок до Ловоти, а по Ловоти можно войти в Ильмень, озеро великое; из этого же озера вытекает Волхов и впадает в озеро великое Нево, и устье того озера впадает в море Варяжское. И по тому морю можно дойти даже до Рима, а от Рима можно прийти по тому же морю к Царьграду, а от Царьграда прийти в Понт море, в которое впадает Днепр река. Днепр же вытекает из Оковского леса и течет на юг, а Двина из того же леса течет и идет к северу, и впадает в море Варяжское. Из того же леса течет Волга на восток и впадает семьюдесятью устьями в море Хвалисское. Поэтому из Руси можно плыть по Волге в Болгары и в Хвалисы, и на восток пройти в удел Сима, а по Двине – к варягам, а от варягов до Рима, от Рима же и до племени Хамова. А Днепр впадает в Понтийское море тремя устьями; это море именуемо Русским, – по берегам его учил святой Андрей, брат Петра.

Как говорят, когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, узнал он, что недалеко от Корсуня устье Днепра, и захотел пойти в Рим, и проплыл в устье днепровское, и оттуда отправился вверх по Днепру. И случилось так, что он пришел и стал под горами на берегу. И утром, встав, сказал бывшим с ним ученикам: «Видите ли горы эти? Так на этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий, и воздвигнет Бог много церквей». И взойдя на горы эти, благословил их и поставил крест, и помолился Богу, и сошел с горы этой, где впоследствии будет Киев, и пошел вверх по Днепру. И пришел к славянам, где нынче стоит Новгород, и увидел живущих там людей – каков их обычай и как моются и хлещутся, и подивился на них. И пошел к варягам, и пришел в Рим, и поведал о том, скольких научил и кого видел, и рассказал им: «Диво видел я в Славянской земле, когда шел сюда. Видел бани деревянные, и натопят их сильно, и разденутся и будут наги, и обольются мытелью, и возьмут веники, и начнут хлестаться, и до того себя добьют, что едва вылезут, чуть живые, и обольются водою студеною, и только так оживут. И творят это постоянно, никем же не мучимые, но сами себя мучат, и то творят не мытье себе, а <…> мученье». Те же, слышав, удивлялись; Андрей же, побыв в Риме, пришел в Синоп.

Поляне же жили в те времена сами по себе и управлялись своими родами; ибо и до той братии были уже поляне, и жили они все своими родами на своих местах, и каждый управлялся самостоятельно. И были три брата: а один по имени Кий, а другой – Щек, а третий – Хорив, и сестра их – Лыбедь. Сидел Кий на горе, где ныне подъем Боричев, а Щек сидел на горе, которая ныне зовется Щековица, а Хорив на третьей горе, отчего и названа Хоривицей. И построили город и в честь старшего своего брата дали имя ему Киев. Был вокруг города лес и бор велик, и ловили там зверей, а были люди те мудры и смыслены, и назывались они полянами, от них поляне – киевляне и доныне.

Некоторые же, не зная, говорили, что Кий был перевозчиком; был-де тогда у Киева перевоз с той стороны Днепра, отчего и говорили: «На перевоз на Киев». Если бы был Кий перевозчиком, то не ходил бы к Царьграду. А этот Кий княжил в роде своем, и когда ходил он к цесарю, <какому> – не знаем, но только то знаем, что, как говорят, великих почестей удостоился тогда от цесаря, какого – не знаю, к которому он приходил. Когда же возвращался, пришел он к Дунаю, и облюбовал место, и срубил городок небольшой, и хотел сесть в нем со своим родом, да не дали ему живущие окрест; так и доныне называют придунайские жители городище то – Киевец. Кий же, вернувшись в свой город Киев, тут и окончил жизнь свою; и братья его Щек и Хорив и сестра их Лыбедь тут же скончались.

И после этих братьев стал род их княжить у полян, а у древлян было свое княжение, а у дреговичей свое, а у славян в Новгороде свое, а другое на реке Полоте, где полочане. От этих последних произошли кривичи, сидящие в верховьях Волги, и в верховьях Двины и в верховьях Днепра, их же город – Смоленск; именно там сидят кривичи. От них же происходят и северяне. А на Белом озере сидит весь, а на Ростовском озере – меря, а на Клещине озере сидит также меря. А по реке Оке – там, где она впадает в Волгу, свой народ – мурома, и черемисы – свой народ, и мордва – свой народ. Вот кто только славянские народы на Руси: поляне, древляне, новгородцы, полочане, дреговичи, северяне, бужане, прозванные так потому, что сидели по Бугу, а затем ставшие называться волынянами.

А это другие народы, дающие дань Руси: чудь, весь, меря, мурома, черемисы, мордва, пермь, печера, ямь, литва, зимигола, корсь, нарова, ливы, – эти говорят на своих языках, они от колена Иафета и живут в северных странах.

Когда же славянский народ, как мы говорили, жил на Дунае, пришли от скифов, то есть от хазар, так называемые болгары, и сели по Дунаю, и были поселенцами на земле славян. Затем пришли белые угры и заселили землю славянскую, прогнав волохов, и овладели землей славянской. Угры эти появились при цесаре Ираклии, они и воевали с Хосровом, персидским царем. Были в те времена и обры, воевали они с цесарем Ираклием и чуть было его не захватили. Эти обры воевали и против славян и притесняли дулебов – также славян, и творили насилие женщинам дулебским: бывало когда поедет обрин, то не позволял запрячь коня или вола, но приказывал впрячь в телегу трех, или четырех или пять женщин и везти обрина, и так мучили дулебов. Были же эти обры велики телом, а умом горды, и Бог истребил их, вымерли все, и не осталось ни одного обрина. И есть поговорка на Руси и доныне: «Погибли как обры», – их же не осталось ни рода, ни потомства. После обров пришли печенеги, а затем прошли черные угры мимо Киева, но было это после, уже при Олеге.






С.В. Иванов. «Жильё восточных славян»




Поляне же, жившие сами по себе, как мы уже говорили, были из славянского рода и назвались полянами, и древляне произошли от тех же славян и назвались древляне; радимичи же и вятичи – от рода поляков. Были ведь два брата у поляков – Радим, а другой – Вятко. И пришли и сели: Радим на Сожи, и от него прозвались радимичи, а Вятко сел с родом своим по Оке, от него получили свое название вятичи. И жили между собою в мире поляне, древляне, северяне, радимичи, вятичи и хорваты. Дулебы же жили по Бугу, где ныне волыняне, а уличи и тиверцы сидели по Бугу и по Днепру и возле Дуная. Было их множество: сидели по Бугу и по Днепру до самого моря, и сохранились города их и доныне; и греки называли их «Великая скифь».

Все эти племена имели свои обычаи, и законы своих отцов, и предания, каждое – свои обычаи. Поляне имеют обычай отцов своих тихий и кроткий, стыдливы перед снохами своими и сестрами, и матерями; и снохи перед свекровями своими и перед деверями великую стыдливость имеют; соблюдают и брачный обычай: не идет жених за невестой, но приводят ее накануне, а на следующий день приносят что за нее дают. А древляне жили звериным обычаем, жили по-скотски: убивали друг друга, ели все нечистое, и браков у них не бывало, но умыкали девиц у воды. А радимичи, вятичи и северяне имели общий обычай: жили в лесу, как и все звери, ели все нечистое и срамословили при отцах и при снохах, и браков у них не бывало, но устраивались игрища между селами, и сходились на эти игрища, на пляски и на всякие бесовские песни и здесь умыкали себе жен по сговору с ними; имели же по две и по три жены. И если кто умирал, то устраивали по нем тризну, а затем делали большую колоду и возлагали на эту колоду мертвеца и сжигали, а после, собрав кости, вкладывали их в небольшой сосуд и ставили на столбах по дорогам, как делают и теперь еще вятичи. Этого же обычая держались и кривичи и прочие язычники, не знающие закона Божьего, но сами себе устанавливающие закон.

Говорит Георгий в своем летописце: «Каждый народ имеет либо письменный закон, либо обычай, который люди, не знающие закона, соблюдают как предание отцов. Из них же первые – сирийцы, живущие на краю света, имеют они законом себе обычаи своих отцов: не заниматься любодеянием и прелюбодеянием, не красть, не клеветать или убивать и, особенно, не делать зло. Таков же закон и у бактриан, называемых иначе рахманами или островитянами; эти по заветам прадедов и из благочестия не едят мяса и не пьют вина, не творят блуда и никакого зла не делают, страх имея великий. Иначе – у соседних с ними индийцев: эти – убийцы, сквернотворцы и гневливы сверх всякой меры; а во внутренних областях их страны едят людей, и убивают путешественников, и даже едят как псы. Свой закон и у халдеев и у вавилонян: на матерях жениться, блуд творить с детьми братьев и убивать. И всякое бесстыдство творят, считая его добродетелью, даже если будут далеко от своей страны.

Другой закон у гилий: жены у них пашут, и дома строят, и мужские дела совершают, но и любви предаются сколько хотят, не сдерживаемые вовсе своими мужьями и не стыдясь; есть среди них и храбрые женщины, умелые в охоте на зверей. Властвуют жены эти над мужьями своими и повелевают ими. В Британии же несколько мужей с одною женою спят, а также многие жены с одним мужем связь имеют и беззаконие как закон отцов совершают, никем не осуждаемые и не сдерживаемые.

Охватывает события -1291 годов . Считается главным источником по истории Галицко-Волынского княжества .

Сначала летопись состояла из отдельных исторических повестей. Лишь при создании общего извода была внесена хронология . По содержанию и языково-стилистическими особенностями Галицко-Волынская летопись делится на две части:

• Галицкая летопись ( -), составленная в Галиции, в основу которого положено летописание времен князя Даниила Романовича Галицкого ;
• Волынская летопись ( -), составленная на Волыни, где больше отображаются события на волынских землях в княжение Василька Романовича и его сына Владимира .

Неизвестны авторы Галицко-Волынской летописи (возможно, дружинники) были идейными выразителями интересов тех социальных сил, на которые опиралась княжеская власть в борьбе против крупного боярства. Основной текст летописи пронизывает идея единства Руси , оборона ее от внешних врагов.

Значительное место в Галицко-Волынской летописи занимает история культуры Галицко-Волынского княжества. От предыдущих древнерусских летописей Галицко-Волынская летопись отличается почти полным отсутствием церковной тематики.

Хронология известий

Хронология Галицко-Волынской летописи запутана еще более, нежели в других частях Ипатьевской. В Хлебниковском списке датировки событий XIII века отсутствуют вовсе, и считается, что такого рода непрерывное изложение имело место в оригинале летописи. В Ипатьевском списке годы проставлены, но нередко ошибочно, как отметил еще Н. М. Карамзин.

Летописец начал изложение со смерти Романа Мстиславича , которая датирована 6709 годом, но произошла в 1205, как устанавливается по польским источникам. Вокняжение Мстислава Мстиславича в Галиче датировано 6720 годом, хотя должно было произойти позже . В дальнейшем летописец помечает пять лет (6722, 6724, 6726, 6728, 6730) словами «была тишина» и «не было ничего» (такие сообщения в Хлебниковском списке отсутствуют) и таким способом возвращается к более точной хронологии (от «минус четыре» к «плюс один»). Битва на Калке датирована 6732 ультрамартовским годом (произошла в 1223). Дальнейшее изложение достаточно точно. Затем летописец пропускает 6744 год и датирует нашествие Батыя 6745 (1237/8) годом, как в прочих летописях. Взятие Киева датировано 6748 (1240/1) годом и соответствует другим источникам. В дальнейшем из-за неумелого соединения двух текстов летопись опять забегает на четыре года вперёд. Битва с Ростиславом датирована 6757 годом (произошла в 1245), поездка Даниила в Орду - 6758 (вместо 1246), смерть князя Конрада - 6759 (в польских источниках 1247). Коронация Даниила датирована 6763 (1255, как в других источниках), смерть Даниила - 6772 (1264) годом. Затем еще несколько пустых лет (6775, 6777, 6783), и опять происходит некоторое забегание вперед по сравнению с польскими источниками. Смерть Болеслава Краковского верно указана под 6787 (1279) годом, а смерть Лешко Краковского - под 6794 (1286) вместо 1288 по польским источникам, поход Ногая, Телебуги и русских князей на Польшу описан под 6795 (1287) годом , хотя продолжался и в 1288 году, и здесь вторично упомянута смерть князя Лешко. Захват Кракова князем Индрихом и междоусобная война при участии русских князей описана под 6798-6799 (1290-1291) годами, хотя события происходили годом раньше. Завершается летопись сообщением под 6800 (1292) годом.

Текст и переводы

• Галицко-Волынская летопись с грамматическим анализом и возможностью лексемного поиска по тексту
• Галицко-Волынская летопись. Острожский (Хлебниковский) список
• Галицко-Волынская летопись. / Перевод на современный русский язык и комментарий О. П. Лихачевой. // Библиотека литературы Древней Руси. В 20 т. Т. 5. СПб, 1997. С.184-357, 482-515. (первоначально в изд.: Памятники литературы Древней Руси. XIII век. М., 1981. С.236-425)
• Галицко-Волынская летопись. Перевод Л.Махновца на украинский язык.

Литература

• Фирсов Н. Н. Содержание и характеристика Галицко-Волынской летописи. Казань, 1891.
• Грушевський М. С. Хронольогія подій Галицько-Волинськоі літописи. // Записки Наукового товариства ім. Шевченка. Львів, 1901, т.41. С.1-72.
• Черепнин Л. В. Летописец Даниила Галицкого. // Исторические записки. 1941, т.12. С.228-253.
• Орлов А. С. О галицко-волынском летописании. // ТОДРЛ, 1947, т.5. С.15-24.
• Генсьорський А. Галицько-Волинський літопис. Процес складання; редакції і редактори . Київ, 1958
• Гайдай Л. Історія України в особах, термінах, назвах і поняттях.- Луцьк: Вежа, 2000.
• Радянська енциклопедія історії України .- Київ, 1969.- т.1.
• Романов В. К. Статья 1224 г. о битве на Калке Ипатьевской летописи. // Летописи и хроники. 1980. М., 1981. С.79-103.
• Ужанков А. И. «Летописец Даниила Галицкого»: редакции, время создания. // Герменевтика древнерусской литературы. М., 1989. Сб.1. С.247-283.
• Ужанков А. И. «Летописец Даниила Галицкого»: проблема авторства. // Герменевтика древнерусской литературы X-XVI вв. М., 1992. Сб.3. С.149-180.
• Ужанков А. И. «Летописец Даниила Галицкого»: К вопросу об авторе второй редакции. // Герменевтика древнерусской литературы. М., 1993. Сб.6, вып.1. С.61-79.
• Люстров М. Ю. Европа и европейцы в Галицко-Волынской летописи. // Древнерусская литература: Тема Запада в XIII-XV вв. и повествовательное творчество. М., 2002. С.9-25.

Летописец начинает повествование с 1201 г., с княжения великого князягалицкого Романа. Он отмечает, что в своих деяниях Роман следовал примеру деда своего Владимира Мономаха. После смерти князя на Руси началась великая смута. В 1202 г. Рюрик собрал войско из половцев и русских и пошёл на Галич. Но галицкие и владимирские бояре сумели дать отпор Рюрику, и ему пришлось вернуться в Киев. А в Галиче посадили князем Владимира. Вдове Романа вместе с детьми пришлось бежать к ляхам, так как новый князь хотел истребить род Романов, а «безбожные галичане» готовы были помочь ему в этом.

Ляшский князь Лестько послал сына Романа, Даниила, в Угорскую землю и предложил угорскому королю Андрею помочь Романовым детям - собрать войско и отвоевать для них галицкий престол. Княгиня и второй сын, Василько, остались у ляхов, а Даниил у угорского короля - его предполагали женить на королевской дочери.

У Владимира, который правил в Галиче, был брат Роман, сидевший в Звенигороде. Между ними началась усобица, и Роман, победив, захватил Галич, а Владимир бежал в Путивль. Об этом узнал король Андрей, послал в Галич войско и, захватив Романа, отправил его в Угорскую землю. Во главе угорского войска стоял Бенедикт. Галичане называли его антихристом: он притеснял бояр и горожан, его дружина бесчестила женщин. И в 1206 г. галичане призвали на помощь Мстислава, но ему не удалось одолеть Бенедикта. В это время Роману удалось бежать, и вместе с братом Владимиром пошли они войной на Бенедикта и прогнали его обратно в Угорскую землю. В Галиче по-прежнему стал княжить Владимир, в Звенигороде Роман, а их брат Святослав в Перемышле.

В 1208 г. Игоревичи (сыновья героя «Слова о полку Игореве». - О. Е.) сговорились против галицких бояр и при удобном случае перебили их. Некоторым, однако, удалось бежать к королю Андрею, и они попросили его дать им в князья Даниила, чтобы вместе с ним отбить Галич у Игоревичей. Король собрал войско. Завоевали Перемышль, захватив князя Святослава. Оттуда направились к Звенигороду. К звенигородскому князю Роману пришли на помощь половцы и с ними Изяслав, племянник Романа. Им удалось прогнать угров из-под Звенигорода. Но когда Роман вышел из города, чтобы просить помощи у других русских князей, его взяли в плен и привели в стан Даниила. Угорские воеводы послали сказать звенигородцам, что их князь захвачен. И тогда звенигородцы сдались. Угорское войско пошло к Галичу. Владимир и сын его Изяслав бежали. Вдова великого князя Романа приехала в Галич повидать своего сына Даниила. И тогда бояре владимирские и галицкие и воеводы угорские посадили Даниила на престол его отца, хотя был он ещё ребёнком. Но вскоре Галич вновь был осаждён Мстиславом Ярославичем, и княгине вместе с сыном пришлось вновь бежать в Угорскую землю. Княжить в Галиче вновь стал Владимир.

Угорский король Андрей вновь пошёл на Галич. Договорившись с ляшским князем Лестысо, он женил своего сына на его дочери и посадил править в Галиче. Романовичи же - Даниил и Василько - стали князьями владимирскими. Галич в это время захватил Мстислав, и Даниила женил на своей дочери.

С 1215 по 1223 г. продолжались усобицы: «боярин боярина грабил, смерд смерда, горожанин горожанина». А в 1224 г. пришло на землю Половецкую неслыханное войско - татары. Половцы пытались сопротивляться, но даже самый сильный из них - Юрий Кончакович - не мог им противостоять и бежал. Половцы позвали на помощь русских князей. Совет решил выступить против татар. Перейдя Днепр, войско вышло в половецкие земли и встретило татарские полки. Русские стрелки победили татар и про гнали их далеко в степь. Восемь дней шли за ними русские воины до реки Калки. Здесь и состоялась жестокая битва Сначала татары обратились в бегство, но им на помощь пришли новые полки. Побеждены были все русские князья. Такого на Руси ещё никогда не бывало. Татары, стремительно наступая, дошли до Новгорода Новгородцы, не ведая об их коварстве, вышли навстречу с крестами и все были перебиты. Затем татары повернули назад, на восточные земли, и завоевали землю Тангутскую и иные страны. Тогда же был убит тангутами Чингисхан.

А усобицы между русскими князьями продолжались. Александр питал вражду к своим братьям Даниилу и Васильку. Он стал подстрекать к войне с ними тестя Даниила Мстислава. Даниил призвал на помощь ляшского князя Лестько и пошёл против Мстислава. Мстислав был вынужден вернуться в Галич. Тем временем Даниил с ляхами разоряли галицкие земли. Однако, когда они встретились и состоялось разбирательство, выяснилось, что Александр клевещет на обоих и натравливает их друг на друга. Мстислав и Даниил утвердили мир.

В 1226 г. Мстислав воюет с угорским королём. Под Галичем угры были побеждены и вернулись в свои земли. Мстислав хочет посадить в Галиче Даниила, но, обманутый клеветой приближённых, отдаёт его угорскому королевичу, а себе берёт Понизье.

В 1227 г. продолжаются бесконечные войны, восстания, мятежи. Умирает князь Мстислав, покаявшись перед Даниилом в том, что отдал Галич не ему, а иноземцу. В 1228 г. митрополит Кирилл, преблаженный святой, пытался помирить всех, но не смог. Собрал войско Владимир Киевский и вместе с половцами и некоторыми русскими князьями обложили Каменец. Даниил и Василько позвали ляхов и пошли в Киев.

В 1229 г. по совету коварных бояр на Сейме был убит Лестько, великий князь ляшский. Его брат Кондрат, объединившись с Даниилом и Васильком, осадили ляшский город Калиш, но долго не могли взять его, так как горожане отчаянно сопротивлялись. Когда же город пал, был заключён мир. Вернувшись на Русь, Даниил прогоняет из Галича угорского королевича. В ответ на это король Андрей, собрав большое войско, осаждает город. Но Даниил привлёк на свою сторону ляхов и половцев, и Андрей был вынужден уйти, бросив своё войско, которое было почти полностью перебито русскими. Так Даниил, покинув в своё время Галич из-за измены бояр, вернул себе город.

Но в 1230 г. бояре опять устроили заговор против своего князя, предполагая посадить на престол его племянника Александра. Но планы их были нарушены, и Александру пришлось бежать в Перемышль, а затем в Угорскую землю. Там в это время находился изменник Судислав, который уговорил короля Андрея вновь отправиться в поход на Русь. И в течение 1230–1231 гг. с переменным успехом между русскими и уграми шли жестокие битвы, в результате которых Даниил утвердился на Галицкой земле.

В это время в Киеве княжил Владимир. Он собирался идти на черниговские земли и позвал с собой Даниила. Они захватили многие города по Десне. После лютого боя у Чернигова князья заключили с черниговцами мир и вернулись в Киев. Но в это время к Киеву пришли половцы. Русское войско, обессиленное походами, не могло сопротивляться. Владимир был захвачен в плен, а Даниил бежал в Галич.

В 1237 г. вновь пришли на Русь монголо-татары - летописец называет их «безбожными измаильтянами», с которыми русские князья бились на Калке. Первое их нашествие было на Рязанскую землю, они приступом взяли Рязань и перебили всех её жителей, не пощадив даже грудных детей. Узнав об этом, владимирский князь Юрий послал против Орды своего сына Всеволода с большим войском. В битве на реке Колодне Всеволод был побеждён. Тогда Юрий, выйдя из Владимира, стал собирать новое войско, но был захвачен татарами и убит. Батый стоял у стен Владимира, но город упорно сопротивлялся. Юный Всеволод, испугавшись, сам вышел к Батыю с богатыми дарами, надеясь сохранить свою жизнь и жизнь горожан. Но Батый велел его зарезать в своём присутствии, а жителей перебить. По его приказу татары подожгли церковь, где укрывались княгиня с детьми и епископ Митрофан. Разрушив Владимир и захватив Суздаль, Батый направился к Козельску. Семь недель понадобилось ему, чтобы взять город. Затем он вернулся в половецкие земли и оттуда посылал войска на русские города.

Однако усобицы между русскими князьями не прекращались. В 1238 г. князь киевский Михаил, испугавшись татар, бежал в Угорскую землю, в Киеве же сел сын смоленского князя Ростислав. Даниил пошёл против него и взял его в плен.

В 1240 г. Батый с огромным войском подошёл к Киеву. Войско было так велико, что «нельзя было голоса слышать от скрипения телег его, от рёва множества верблюдов его, ржания коней его, и была вся земля Русская наполнена воинами». Вместо разрушенной татарскими таранами городской стены жители за одни сутки возвели новую стену около церкви святой Богородицы. Люди укрылись в церкви, влезли на церковные своды, и она рухнула от тяжести. Так был захвачен Киев. Множество русских городов было разрушено, а жители их перебиты.

Затем Батый пошёл на угров. Бились войска на реке Солоне, угры бежали, и татары гнали их до самого Дуная. Ещё до этого князь Даниил ездил к угорскому королю, желая породниться с ним. Теперь он не мог вернуться на Русь: путь преграждало монголо-татарское войско. Тогда он отправился в Ляшскую землю и, к своей радости, нашёл там свою княгиню, детей и брата, успевших убежать от татар. Князь Болеслав, сын Кондрата, дал ему город Вышгород, и Даниил оставался там, пока не пришла весть, что татары ушли с Русской земли.

Вернувшись на Русь, Даниил продолжает походы против удельных князей. В 1245 г. он начинает войну уже с ляшским князем Болеславом, заняв люблинские земли до самой реки Вислы. В 1246–1247 гг. воюет с литовцами, дважды отбив город Пинск. В 1248 г. брат Даниила Василько сражается с ятвягами (древнепрусское племя, родственное литовцам), освободив от них исконно русские города. Основное событие 1249 г. - война с Ростиславом, зятем угорского короля, который давно претендовал на княжение в Галиче, - также завершилось победой Даниила.

В 1250 г. из Орды приехал к Даниилу и Васильку посол с требованием отдать Галич. Понимая, что защитить свою вотчину он не в силах, Даниил решает ехать к Батыю сам. С тяжёлым сердцем пускается он в путь, предчувствуя все унижения, через которые придётся пройти. И хотя Батый радушно принимает его, горько ему, князю, стоять на коленях и называть себя холопом. Пробыл Даниил в Орде двадцать пять дней, был отпущен и получил ханский ярлык на управление своими землями. В том же году Даниил заключает мир с угорским королём, женив сына на его дочери.

1251 год ознаменован новым походом против ятвягов, в котором участвовали русские и ляхские воины. В 1252 г. к помощи Даниила прибегает угорский король в войне с немцами. Этот союз становится ещё теснее в последующие годы: общими усилиями они завоёвывают Моравию и другие чешские земли. Даниил весьма гордится этим походом: ведь ещё ни один русский князь не покорял Чехию.

В 1255 г. римский папа Иннокентий прислал к Даниилу почётных послов, привёзших венец, скипетр и корону как символы королевского достоинства. Иннокентий стремился к воссоединению католической и православной церквей, был заинтересован в союзе с сильными русскими князьями и через послов обещал помощь в борьбе с Ордой. Даниил принял венец в церкви Св. Апостолов в городе Дорогичине, и с этой поры летописец называет его королём.

Постоянные походы против ятвягов в 1256-1257 гг. привели к тому, что это племя было частично уничтожено, частично покорено. С этого времени ятвяги платят Даниилу дань. С 1257 г. Даниил начинает предпринимать отдельные походы и против монголо-татар. А татары тем временем начали продвигаться в землю Ляшскую. Перейдя Вислу, они подошли к городу Сендомиру. Сражение продолжалось четыре дня. Когда татары ворвались за крепостные стены, всё оставшееся население вышло за их пределы. Люди шли в праздничной одежде, с крестами, свечами и кадилами. Два дня татары держали их на болоте близ Вислы, а затем перебили всех до одного.

1265 год отмечен появлением кометы: «Явилась на Востоке звезда хвостатая, страшная на вид». При виде её людей охватывал страх и ужас. Мудрецы предсказывали, что будет «великий мятеж на земле». В 1266 г. «великий мятеж» случился среди самих татар - они «перебили друг друга великое множество».

В 1268 г. сын короля Даниила Шварн и сын Василька Владимир выступают на стороне Литвы в войне против ляхов. Не послушав совета дяди, Шварн слишком рано вступил в схватку и был разбит. Но после этого наступил мир, Шварн стал княжить в Литве, но вскоре умер.

В 1271 г. умер великий князь владимирский Василько, после него начал княжить его сын Владимир. В Галиче же после смерти короля Даниила стал княжить Лев, его сын.

В 1274 г. литовский князь Тройден, нарушив соглашение со Львом, послал войско, чтобы захватить город Дорогичин. В самый день Пасхи город был взят, а жители перебиты. Узнав об этом, Лев послал к татарам, к великому князю Меньгу-Темиру, прося помощи против Литвы. Меньгу-Темир дал ему войско и дружины заднепровских князей, которые находились в подчинении у татар, Лев и татарское войско раньше других князей очутились у Новогрудка и, не став дожидаться, взяли город. Подошедшие на другой день князья очень обиделись на Льва и не пошли с ним дальше в Литву.

В 1276 г. в Литву к Тройдену пришли прусы, гонимые немцами. Тот принял их и поселил частью в Городне, частью в Слониме. Владимир же, посоветовавшись со Львом, своим двоюродным братом, послал рать свою к Слониму, не желая, чтобы прусы селились на этой земле. В этом же году Владимиром основан город Каменец.

В 1277 г. хан Ногай прислал своих послов к князьям Льву, Мстиславу и Владимиру, предлагая им своё войско с воеводой, чтобы вместе идти на Литву. Князья двинулись к Новогрудку, но, узнав, что татары опередили их и, видимо, уже разграбили город, решили идти к Городне, «нетронутому месту». На ночлег стали около Волковыйска, Князья послали своих лучших бояр и слуг грабить окрестности. Забрав всё, что можно, те не вернулись к войску, сняли доспехи и, не выставив караула, легли спать. Горожане, прознав про это, сделали вылазку и взяли всех в плен. На следующий день князьям пришлось выручать своих слуг. Они объявили, что откажутся от взятия города, если им вернут пленных. Так они получили своих бояр, а городу никакого вреда не причинили.

В 1279 г. по всей земле был голод. К Владимиру явился посол от ятвягов, прося продать хлеба Он отправил им хлеб на лодках по Бугу в сопровождении надёжных людей. Остановились на ночь у города Полтовеска. Ночью все они были перебиты, хлеб захвачен, а лодки потоплены. Владимир стал доискиваться, кто это сделал. Князь Болеслав указал ему на своего племянника Кондрата, с которым тогда враждовал. Владимир послал на Кондрата свою рать и взял много пленных. Но когда Кондрат повинился, был заключён мир, а пленные возвращены.

В 1280 г. после смерти великого князя Болеслава некому было княжить в Ляшской земле. Этот престол захотел занять Лев. Но ляшские бояре выбрали князем одного из племянников Болеслава - Лестько. Тогда Лев обратился за помощью к хану Ногаю.

Тот дал ему своих воевод и принудил русских князей Мстислава и Владимира идти вместе со Львом. Те шли неохотно, а Лев с радостью. Но, как замечает летописец, «Бог совершил над ним свою волю»: многих бояр и слуг из его полка ляхи поубивали, и Лев ни с чем вернулся назад.

В 1281 г. уже Лестько пошёл войной на Льва и, захватив у него Перевореск, перерезал там всех людей от мала до велика, а город сжёг.

В 1282 г. хан Ногай решил идти на угров, велев следовать за собой и русским князьям. Часть войск Ногая пошла через горы и заблудилась. Вместо трёх дней они блуждали целый месяц. Начался страшный голод, во время которого, по словам летописца, «стали есть людей, а потом умирали сами». Как свидетельствовали очевидцы, умерли более ста тысяч человек.

В 1283 г., забыв про неудачу, татары, вновь призвав русских князей, идут в ляшские земли, по дороге грабя и русские города. Только Владимиру удаётся избежать этой повинности, так как он тяжело болен. Предчувствуя близкую смерть, он завещает своё княжество брату Мстиславу. Однако прожил он ещё шесть лет и умер в 1289 г. После его смерти князь Юрий (сын Льва) начал самовольно занимать земли, отписанные Мстиславу. Между ними начались распри.

Древнерусские летописи – достояние как гражданской, так и литературной истории, свидетельство высокого уровня развития повествовательного искусства эпохи средневековья. Еще в 1852 г. исследователь новгородского летописания Д. Прозоровский писал по этому поводу: «Летописи наши составляют драгоценный материал для истории русской словесности: это неоспоримо. Можно даже сказать частнее: летописи принадлежат истории изящной словесности, ибо в них содержатся не одни голые факты, но нередко встречаются истинно одушевленные строки, отличающиеся силою и краткостью выражений, глубиною и ясностью мысли, простотою и сердечностью чувства – качествами, которые и ныне почитаются лучшими достоинствами словесных произведений». Именно такое произведение было создано в XIII в. на юго-западе Руси. По месту написания это удивительное сочинение именуют Галицко-Волынской летописью .

Этот памятник дошел до нас в составе Ипатьевского свода (нач. XVв.) наряду с «Повестью временных лет» и Киевской летописью. Он охватывает события XIII в. (с самого начала столетия до 1292 г.) и расположен в заключительной части большого свода. Читается Галицко-Волынская летопись и в более поздних списках, близких по своему составу к Ипатьевскому. Исследователи единодушно признают высокие художественные достоинства летописи. Так, К.Н. Бестужев-Рюмин говорил о «значительном успехе в искусстве писания», которого достигли книжники этого региона. А.С. Орлов называл Галицкую летопись «наиболее поэтической». А Д.С. Лихачев отмечал, что «летописец сознательно ставит перед собой художественные задачи, вносит в свой рассказ элемент эмоциональности».

Как явствует из принятого в научной литературе названия, памятник состоит из двух частей, написанных в одноименных княжествах. Граница двух летописей незаметна для непосвященного читателя. Она определяется на основании изменений в манере изложения и политических симпатиях древнерусских книжников. Считается, что волынское повествование открывается сведениями, помещенными под 1261 г.

Галицко-Волынское княжество, объединенное Даниилом Романовичем, занимало обширные пространства к востоку от Карпатских гор. В те времена Карпаты именовались Угорскими (то есть венгерскими) горами. Географическое положение, близость к западной Европе определили особенности культурно-исторического развития этих земель. Многие князья, правившие здесь, оказывали влияние не только на русские дела, но и на жизнь соседних европейских государств. В период раздробленности владетели этих земель вели самостоятельную политику, подчас расходившуюся с устремлениями киевских князей. В этом плане весьма показательно то, как безымянный автор «Слова о полку Игореве» охарактеризовал стратегическое положение Галицкого княжества в своем обращении к могущественному Ярославу Осмомыслу: «Отворяеши Киеву врата».

В зависимости от действий местных князей враг с запада мог пройти на Киев, а мог быть остановлен еще в Карпатах. Но не только военными преимуществами обладали владетели этого края. Они могли диктовать свою волю, используя и экономические рычаги. Через город Галич, от которого и происходило название княжества, пролегали торговые пути в центральную и западную Европу. Из этих мест, и прежде всего из Перемышля, в Киев поступали многие товары, в том числе и соль.

История региона была достаточно драматичной. Юго-западной Руси приходилось переживать многочисленные войны, нашествия кочевников, венгерских и польских рыцарей. На севере сложными были отношения с Литвой. Не обошло стороной Галицко-Волынские земли и татарское разорение. Правда, здесь волна нашествия уже несколько потеряла прежнюю сокрушительную силу.

Но не только с иноземными врагами приходилось сталкиваться владетелям этих земель. В отличие от других территорий Древней Руси, здесь огромным влиянием обладало боярство. Князья вынуждены были вести ожесточенную борьбу с этим сословием. Особенно преуспел в этом потомок Мономаха Даниил Романович (1202-1264). Он продолжал объединительную политику своего отца, грозного Романа Мстиславича, павшего на берегу Вислы в битве с поляками в 1205 г. Даже враги высоко ценили доблесть Романа. Свидетельства тому можно найти в польских и византийских хрониках (напр., в Великопольской хронике конца XIII-нач.XIVв., в хронике Я.Длугоша, относящейся к XV столетию, или в сочинении М.Бельского, писавшего в XVI в. Из византийцев следует упомянуть историка Никиту Хониата).

Неслучайно поэтому Галицкая летопись открывается поэтической похвалой Роману Мстиславичу. Князь-богатырь сравнивается в ней с дикими и страшными животными: «Устремил бо ся бяше на поганыя, яко и левъ, сердит же бысть, яко и рысь, и губяше, яко и крокодилъ, и преходжаше землю ихъ, яко и орелъ, храборъ бо бе, яко и туръ». Возможно, сравнение русского князя со львом и крокодилом восходит к каким-то византийским источникам. Нельзя полностью сбрасывать со счетов и латинскую традицию соседей-католиков (ведь матерью Романа была дочь польского князя Болеслава Кривоустого).

После гибели Романа нелегкая судьба ждала его малолетних сыновей Даниила и Василька, вступивших в длительную борьбу за обладание отчиной. Сначала княжичи вынуждены были скитаться вместе с матерью по городам Руси, Венгрии и Польши. В это время заметную роль в делах юго-западной Руси играл Мстислав Удалой – будущий тесть Даниила. На долю братьев выпало много испытаний. Восемнадцатилетнему Даниилу пришлось участвовать в трагической битве на Калке (1223 г.). Только к концу 30-х гг.XIII в. усилия братьев увенчались успехом.

Галицким княжеством стал править Даниил, а Василько сел во Владимире Волынском. Интересно, что Даниил Романович был единственным в истории Древней Руси королем, получившим корону от папы римского, который стремился таким образом склонить русского правителя к принятию католичества. Вот как определял характер Даниила Романовича Н.М.Карамзин: «Славный воинскими и государственными достоинствами, а еще более отменным милосердием, от коего не могли отвратить его ни измены, ни самая гнусная неблагодарность бояр мятежных:, - добродетель редкая во времена жестокие и столь бурные». Этот выдающийся князь-воитель и стал героем галицкого исторического повествования.

Культура Галицко-Волынской Руси соединила в себе различные компоненты, ведь здесь пересекались и тесно взаимодействовали традиции разных народов и конфессий. К сожалению, слишком мало текстов, созданных в этом пограничном регионе, сохранилось до наших дней. По сути, только Галицко-Волынская летопись и представляет оригинальную литературу это области Руси. Другие произведения, созданные здесь, утрачены. Да и сама летопись дошла до нас в неполном виде. Правда, отдельные юго-западные вкрапления обнаруживаются в предшествующих киевских сводах (в том числе в «Повести временных лет» и в большей мере в Киевской летописи 1198 г.).

Ограниченность сведений об оригинальной литературе до некоторой степени восполняется фактами из жизни средневековой книги вообще. Здесь, на юго-западе Руси, создавались или были обнаружены рукописи, говорящие о развитии книжного дела. Это – духовные тексты и переводные произведения. Известно 16 галицко-волынских рукописей домонгольской поры. Самые древние среди них – Евангелие тетр («Галицкое», 1144 г.), Евангелие апракос («Добрилово», 1164 г.), Выголексинский сборник (конец XII в.), включающий в себя переводные жития Нифонта и Федора Студита. Одна из более поздних рукописей – Евангелие (1266-1301 гг.) содержит приписку пресвитера Георгия, в которой писец упомянул потомков Даниила Галицкого – сына Льва Даниловича и внука Юрия.

Собственно Галицкую летопись вслед за историком Л.В.Черепниным нередко называют «летописцем Даниила Галицкого». Почему же применительно к этому произведению используется понятие «летописец» (не следует путать с создателем самого текста)? Вот, что писал по этому поводу Д.С.Лихачев: «Летопись охватывает своим изложением более или менее всю русскую историю от ее начала и до каких-то пределов, приближающихся ко времени ее составления, летописец же обычно посвящен какой-то части русской истории: истории княжества, монастыря, города, тому или иному княжескому роду». Именно так и построен рассказ о событиях, участником которых довелось стать Даниилу Романовичу.

Медиевисты уже давно подметили одну существенную особенность Галицкой летописи, выделяющую ее из массива памятников русского летописания. Повествование здесь отличается внутренним единством, оно практически лишено сухих отрывочных записей. Установлено, что в летописи первоначально отсутствовала привычная погодная сетка («В лето…»). Первым на эту черту указал М.Грушевский еще в начале XX в. Даже хронологическая разбивка текста позднейшими сводчиками, которые, по всей видимости, испытывали трудности при работе со «сплошной», лишенной датировок рукописью, не нарушила связи между ее частями. Чем же, помимо общности стиля, обусловлено это единство «летописца» Даниила Романовича?

Традиционное летописное повествование всецело подчинено прямому однонаправленному и непрерывному ходу времени. По-иному строит свой рассказ о княжении Данила галицкий автор. Он может «овогда же писати впредняя, овогда же возступати в задняя, чьтый мудрый разумееть» (то забегать вперед, то возвращаться памятью к давно минувшему). Благодаря этому, фрагментарность, свойственная летописям, сглаживается, возникает определенная связь между событиями и сообщениями о них. Книжник располагает исторический материал не только в привычной летописной последовательности, Группируя необходимые сведения, он чувствует себя свободнее, нежели его предшественники и современники. Летописец может упомянуть о том, чему суждено произойти спустя многие годы, кратко остановиться на каком-либо явлении, пообещав описать его подробно в дальнейшем («потом спишем»). Такая непринужденность в обращении с фактами, способность автора «заглянуть в будущее», дает основание думать, что составление «летописца», обработка источников, их систематизация, написание новых фрагментов осуществлялось уже в период, когда Даниил воплотил в жизнь свои планы, достиг апогея могущества в середине XIII в.

Период времени, охваченный галицким повествованием, равен примерной продолжительности человеческой жизни. По всей видимости, изложение истории Галицко-Волынского княжества должно было доводиться до смерти Василька Романовича (1269 г.) или, во всяком случае, до кончины Даниила Романовича (1264 г.). Продолжение «летописца» после 1264 г. представляется возможным, ибо Васильку уделено большое внимание: князья-братья неразлучны, совместно решают сложнейшие политические задачи. В настоящее время трудно однозначно ответить на вопрос: утрачено ли окончание памятника, или же что-то помешало продолжению его составления?

Можно с уверенностью утверждать, что ведущим стал биографический принцип построения повествования. История княжества и история жизни правителя как бы слились. А жизнь Даниила проходила в бесконечных походах и сражениях. Так, он оказался одним из немногих, кто уцелел в трагической Калкской битве 1223 г. Вот почему биограф галицкого князя отдает предпочтение героической теме, все в его произведении проникнуто духом светских, дружинных представлений.

К XIII в. древнерусские летописцы выработали определенные способы изображения исторических лиц. Главное внимание уделялось деяниям князя, он был основной фигурой в летописном повествовании. Специальным рассуждениям о чертах какого-либо правителя отводилось особое место и время. Качества князя сами по себе почти всегда интересовали летописца лишь в связи с его кончиной: за сообщением о смерти, как правило, следовало перечисление достоинств умершего. В некрологических похвалах летописец иногда помещал и сведения о внешности князя.

В Галицкой летописи Даниил Романович изображается иначе. Исторический материал довольно непринужденно группируется автором таким образом, чтобы как можно подробнее показать деятельность Даниила. В традиционном повествовании перечисление добродетелей становилось своеобразным рубежом, знаменующим естественную смену правителей и перенесение авторского внимания на поступки другого лица, оно удачно вписывалось в общий строй погодного изложения событий. Жизнеописанию Даниила чужда подобная локализация характеристики. Она распространяется до масштабов всего произведения и как бы рассредоточена по многим отдельным описаниям. Каждый из конкретных эпизодов при этом является лишь подтверждением неизменных качеств Даниила, еще одной яркой их иллюстрацией.

Черты характера галицкого правителя (например: «Бе бо дерз и храбор, от главы и до ногу его не бе на немь порока») очень редко описываются автором, как правило, они проявляются из подробного изложения событий, при этом на первый план выдвигается эмоционально-художественное начало.

Для галицкого книжника самыми важными становятся воинские качества господина. Многократно характеризуются ратные подвиги самого князя и его дружинников, передаются вдохновенные обращения Даниила к воинам. Он страшен противникам не только как полководец, предводитель дружин, но и как весьма искусный воин. Поэтому в жизнеописании появляются не совсем обычные батальные картины. Речь идет об изображении князя в бою как простого воина.

Летописцы всегда отмечали смелость и решительность князя в руководстве дружинами. «Неполководческие» же действия героя, не связанные с ролью военачальника, упоминались крайне редко. Галицкая летопись дает уникальные примеры личных подвигов Даниила и его сына Льва. Не раз фиксируются отдельные единоборства в ходе сражений. В этих фрагментах не просто предлагается информация о том, что князь с полками «пошел», «бился», «победил», а отражаются самые острые моменты борьбы, в максимальном приближении показаны отдельные эпизоды боя: «Данил же вободе копье свое в ратьного, изломившу же ся копью и обнажи мечь свои, позрев же семь и семь (туда и сюда) и види стяг Васильков (брата), стояще и добре борющь,…обнажив меч свои, идущу ему брату на помощь многы язви (то есть – многих поразил) и иныи же от меча его умроша». Летописец смотрит на поведение князя в бою с точки зрения дружинника-профессионала, раскрывая конкретность приемов ведения боя. Таков рассказ о рукопашной схватке Льва Даниловича с ятвягами: «Львови же, убодшему сулицу свою (копье) в щит его и не могущу ему тулитися (укрыться), Лев Стекыитя (вождя ятвягов) мечемь уби».

Наиболее ярким описанием личного подвига Даниила может быть назван фрагмент повести о Ярославской битве (1245), входящей в состав Галицкой летописи. В этом сражении русские полки сошлись с дружинами Ростислава Черниговского и венгерскими рыцарями воеводы Фильния. Князь проявил тут большую доблесть: «Данил же, видив близ брань Ростиславлю и Филю в заднемь полку стояща со хоруговью…выеха ис полку и, видев Угрина (то есть венгра) грядущего на помощь Фили, копьемь сътече и (его) и вогруженну бывшу в немь уломлену спадеся…,пакы (опять) же Данило скоро приде на нь и раздруши полк его и хоруговь его раздра на полы». Здесь показана героическая борьба за стяг, который был не только важной реликвией, но и средством руководства войсками. На княжеское знамя ориентировались дружинники в неразберихе боя, им подавались знаки-команды. Поэтому захват или уничтожение «хоругви» противника – деяние имевшее не только символическое значение.

Другой тип изображения князя всецело ориентирован на то, чтобы читатель увидел в нем предводителя дружин. Это – описания торжественные, создающие впечатление величия и могущества. Под 1252 г. рассказывается о посещении Даниилом венгерского короля, у которого в это время находились немецкие послы. Галицкий князь демонстрирует западным соседям свою силу. Их взору открылись дружины, двигающиеся боевым порядком: «…Беша бо кони в личинах и в хоярех (попонах) кожаных, и людье во ярыцех (латах), и бе полков его светлость велика от оружья блистающася; сам же еха подле короля, по обычаю Руску, и бе конь под ним дивлению подобен и седло от злата жьжена и стрелы и сабля златом украшена иными хитростьми, яко же дивитися, кожюх же оловира Грецького и круживы златыми плоскоми ошит и сапози зеленого хъза (кожи) шити золотом. Немцем же зрящим много дивящимся».

В этом фрагменте текста легко заметить своеобразный парадный портрет князя. Обилие реальных бытовых деталей служит идеализации Даниила. Снаряжение и одежда интересуют автора как атрибуты могущественного правителя. Известно, что в древнерусской исторической письменности подвиги дружины часто переносились на князя. Эта особенность реализуется и в описании шествия армии Даниила Романовича: блистают полки, сияет и фигура князя. Книжник любуется парадом, с гордостью сообщает об удивлении немецких послов, вызванном богатством оснащения войска и роскошным одеянием Даниила. Ситуация появления Даниила перед иноземцами используется летописцем с определенной целью: дать самое яркое и впечатляющее его изображение. Это - своего рода центр идеальной характеристики князя.

Еще одним подтверждением литературного дарования галицкого летописца, его умения передавать детали и создавать красочные картины могут служить описания архитектурных объектов. Обычно летописцы ограничивались замечаниями эмоционального характера, выражали удивление по поводу величия и красоты той или иной постройки. Биограф Даниила Романовича стремился воспеть не только воинские подвиги, политическую мудрость своего господина, но и его усилия по украшению своего княжества величественными храмами, новыми городами. Среди них наиболее известен Львов, названный так в честь старшего сына Даниила. Особенно ярко поведал летописец XIII в. о трагической судьбе построек небольшого городка Холм – столицы Галицко-Волынского княжества.

Деятельность Даниила пришлась на время монголо-татарского нашествия. Строившимся городам с самого их основания угрожала страшная разрушительная сила. Поэтому обладающее художественной цельностью описание холмских сооружений приобретало драматическое звучание, ведь и первое упоминание о Холме содержится в летописи рядом с повестью о поражении русских дружин на Калке в 1223 г. Хотя завоеватели так и не сумели овладеть укрепленной столицей Даниила, город постигла другая беда: «Прилучи же ся сице за грехы загоретися Холмови от оканьныя бабы». Пожар, зарево которого видели даже жители Львова, отстоящего по нынешним мерам более, чем на 100 км, погубил произведения искусных мастеров.

Несчастье и побудило летописца подробно рассказать о том, чего лишились люди. Многое исчезло в огне безвозвратно. Гибель прекрасного – вот внутренний конфликт повествования. Автор не стал описывать архитектуру Холма, когда упомянул об основании города: «Потом спишем о создании града и украшение церкви». Он предпочел печальную ретроспекцию. Начиная свое повествование, летописец говорит о происхождении имени города, его предыстории. Однажды во время охоты Даниил увидел «место красно и лесно на горе, обьходящу округ полю». Он спросил живущих там: «Како именуется место се?» И услышал в ответ: «Холм ему имя есть». Князю полюбилось это место, сюда он призывает искусных ремесленников из всех земель, округа оживает, а Холм становится цветущим городом. Спасающиеся от татар седельники, лучники, колчанщики, кузнецы, медных и серебряных дел мастера прославили своим трудом молодой город. Вообще тема искусства, освященного «мудростью чудну», близка галичанину. Он упоминает «некоего хытреца», украсившего столпы церкви Иоанна Златоуста невиданными изваяниями и даже прямо называет имя «хытреца Авдея », создавшего пышные узоры в том же храме.

Рассказывая о соборах и других постройках, летописец часто прибегает к эпитету «красный» (красивый) и однажды – «прекрасный» («храме прекраснии»). Красивы не только сами здания, их убранство, но и окружающая местность, сад, заложенный князем. Церковь же Иоанна Златоуста, по словам летописца,- «красна и лепа». Ее Даниил «украси иконы». Глагол «украсити» и его формы многократно появляются в описании интерьера. Вообще слова галичанина удивляют новизной и свежестью впечатлений. Тут современный читатель найдет и цветовые эпитеты, и сведения о материале, размере и композиции сооружений. Здесь же будет охарактеризовано местоположение храмов, их убранство и даже происхождение тех или иных деталей интерьера.

Лазурь, белый, зеленый и багряный – вот цвета, использованные в холмском описании. В церкви Иоанна Златоуста двери отделаны «каменьемь галичкым белым и зеленым холмъскым», а в храме девы Марии стоит чаша «мрамора багряна». Но чаще всего, конечно, встречается эпитет «золотой». При всей многозначности символики золота в средневековой культуре сочетание с другими цветовыми обозначениями придает этому эпитету окрашивающее значение (например, верх церкви украшен «звездами златыми на лазуре»). Детализация, зачастую изысканная, говорит не только о писательском мастерстве галичанина, но и о его познаниях в строительном деле, хозяйственных вопросах. Летописец дает сведения о материале, из которого изготовлены тот или иной предмет, архитектурная деталь. Это – камень разного вида, дерево, стекло, металлы. Так, церковный пол, который «бе слит от меди и от олова», блестит, «яко зерчалу». Поражает своей точностью и другое сравнение при описании гибнущих в огне пожара зданий: «И медь от огня, яко смола ползущь». Старательно характеризуется даже способ обработки описываемого предмета: изделия «тесаны» или «истесаны», «точены» из дерева, «слиты» из меди и т.д.

В архитектуре самых западных земель Руси подчас заметны черты романского стиля, развитого в Европе XIII в. Рассказывая об убранстве церкви Святого Иоанна, летописец указывает: «Окъна 3 украшена стеклы римьскими». Так он называет витражи. Здесь же имелось и еще одно иноземное чудо, изваянное «от некоего хытреца»: своды здания покоились «на четырех головах человецких». Не атланты ли это?

Находились в холмских построках и скульптуры. Образ святого Димитрия стоял, по словам летописца, в церкви Святых Безмездников «пред бочными дверми». Автор уточняет, что он был «принесенъ издалеча». О другой статуе, Иоанна Златоуста, говорится: «Створи же…блаженный пискупъ Иванъ, от древа красна точенъ и позлащенъ». Современный читатель может понять, что речь идет о скульптуре больших форм, только благодаря информации о материале и способе изготовления. Известно, что трехмерная пластика не нашла распространения в Древней Руси, поэтому летописец, как и многие древнерусские писатели, испытывал в данном случае известные терминологические затруднения.

Средневековый автор оставил нам сведения, по которым можно судить о связях зодчества юго-западной Руси не только с европейской архитектурой, но и с античной и византийской традицией. На расстоянии поприща от города «стоить же столпъ…каменъ, а на немъ орелъ каменъ изваянъ». Это редкостное на Руси сооружение напоминает колонны, возвышавшиеся в византийской столице. Конечно, холмская колонна, увенчанная орлом, - символ власти, военной победы и силы, уступала величием и мощью константинопольским образцам. Тем не менее, она должна была впечатлять современников своим изяществом и высотой. Недаром летописец решил указать точные размеры колонны в локтях: «Высота же камени десяти лакотъ с головами же и с подножьками 12 лакотъ». Учитывая различное метрическое толкование этой древней единицы (от 38 до 54 см), следует предположить, что взору путника открывалось сооружение высотой пять – шесть метров.

Точные цифровые размеры, определения типа «градецъ малъ», «церковь привелика», «вежа высока» (то есть башня) соседствуют в описании с информацией, благодаря которой можно представить себе планировку холмских храмов. Например, здание церкви Иоанна «сиче бысть»: «Комары (своды) 4, с каждо угла переводъ (арка)…входящи во олтарь стояста два столпа…и на нею комара и выспрь (купол)». Церковь Святых Безмездников: «Имать 4 столпы от цела камени, истесанаго, держаща верхъ». Эти краткие сведения позволяют предпринять хотя бы частичную реконструкцию памятников, которые представляли собой четырехстолпные храмы с апсидами.

Архитектурные памятники юго-западной Руси XII-XIII вв. почти не сохранились до наших дней. Навсегда утрачены и древние холмские постройки. Имя бывшей столицы Даниила Романовича зазвучало со временем по-польски (Хелм ныне город Люблинского воеводства). Культура Прикарпатья на протяжении многих столетий находилась под сильным влиянием католицизма. Это привело к постепенному исчезновению здесь древнерусских храмов. Зачастую лишь скудные археологические данные позволяют ученым судить об особенностях зодчества Галицко-Волынского княжества эпохи его расцвета. Поэтому рассказ галицкого летописца приобретает особую важность, оставаясь единственным письменным источником сведений о строительной деятельности Даниила Романовича.